У Чу Ваньнина заурчало в животе, но он все еще не мог решить, что же ему делать. Глупо отрицать — он скучал по готовке Мо Жаня. На этой неделе он питался в основном полуфабрикатами — и свежими овощами, когда те закончились. К вонтонам, которые он слепил для Мо Жаня, впрочем, он так и не притронулся. Не мог избавиться от мысли, что однажды все-таки угостит ими юношу. Они должны были остаться свежими в морозильной камере некоторое время.

С легким вздохом он взял коробку и письмо, и отнес все это на кухню. Коробка была теплой на ощупь — еду явно приготовили недавно. Чу Ваньнин прикусил губу, но в конце концов признал, что голоден, и достал пиалу из шкафчика.

После того, как съел суп с фрикадельками голода он больше не ощущал, так что убрал остатки еды в холодильник, и какое-то время просто смотрел на письмо. Белый конверт все еще лежал на кухонном островке. Он снова нерешительно прикусил губу. Еще раз: почему он не читал эти письма?

Потому что было слишком больно. Он не хотел снова чувствовать себя отверженным, и он не мог представить, что в них могло быть нечто большее чем бессвязные попытки Мо Жаня попрощаться. Он не ждал объяснений или извинений.

Отправившись в спальню, он собрал три первых письма, добавил к ним четвертое, сел в гостиной и разложил перед собой на журнальном столике в том порядке, в котором он их получил.

А затем вскрыл первый конверт.

«Ваньнин,

Я надеюсь, ты простишь мне самонадеянность за то, что я так тебя называю.

После всего что произошло, кажется странным обращаться к тебе как-то иначе.

Я задолжал тебе извинение. И скорее всего, не одно.

Моему поведению нет оправдания, и сначала я хочу попросить прощения за то, что злоупотребил твоим доверием.

У меня были причины так себя вести. В то время это даже имело смысл.

Я клянусь, у меня не было злого умысла, хотя я не могу объяснить, почему так поступил.

Но преследовать тебя было неправильно. Теперь я это понимаю.

Тебе, должно быть, было очень страшно и некомфортно.

С моей стороны было также неправильно приближаться к тебе, не рассказав всей правды.

Ты доверился мне — и я воспользовался этим доверием.

Я прошу прощения за это, и искренне сожалею о том, что причинил тебе боль.

Я надеюсь, ты найдешь способ простить меня. Но я пойму, если ты этого не сделаешь.

Пожалуйста, береги себя.

Мо Жань».

Под своим именем в конце письма Мо Жань нарисовал небольшой цветок хайтана.

Чу Ваньнин отложил первое письмо и потянулся к следующему. Вскрыл его. Мо Жань так и не объяснил непонятную двойственность своего поведения, но, по крайней мере, он, кажется, понял, как его действия повлияли на Чу Ваньнина.

«Ваньнин,

Я понимаю, что ты, возможно, не читал мое предыдущее письмо.

Полагаю, я это заслужил.

Ты не выходил из дома несколько дней.

Я не наблюдал за тобой или что-то в этом духе, не подумай.

Просто я обычно бываю на улице, когда ты уходишь на работу или возвращаешься — и я тебя не видел.

Надеюсь, ты в порядке…

Есть еще одна вещь, за которую мне нужно просить прощения.

Это более сложно, и я не могу подробно объяснить, почему. Я не помню некоторых своих поступков, но знаю, что совершил.

Я имею в виду причину, подтолкнувшую тебя обратиться ко мне за помощью.

Я сотворил с тобой немыслимое. Хотя в то время ты не знал, что это был я.

Мне нет оправдания, и я не буду пытаться его найти. Я даже не уверен, что извинений будет достаточно за то, что я совершил.

Должно быть, это был шок — узнать, что все это время это был я. Я действительно облажался.

Теперь я могу только просить у тебя прощения.

То, что мы начали дружить, было для меня очень ценно, но с самого начала наша дружба была наполнена тайнами, я не мог не чувствовать себя виноватым из-за того, что лгал тебе.

Я пойму, если ты обратишься в полицию. Я буду сотрудничать, если ты выберешь этот путь — даже если ты никогда меня не простишь.

Береги себя,

Мо Жань».

Глубоко вздохнув, Чу Ваньнин положил второе письмо рядом с первым. Из всех нелепостей, которые мог бы написать Мо Жань, упоминание полиции определенно било рекорд. Чу Ваньнин собрался с духом и взял в руки третье письмо, все еще раздраженный, что Мо Жань действительно считал, будто насиловал его. Ему самому раньше казалось, что парень явно видел, как сильно он этого хотел, в моменты, когда они были вместе. Да что с ним было такое?

«Ваньнин,

Я начинаю искренне беспокоиться о тебе.

Еда в твоем холодильнике уже закончилась, и кажется, ты еще не заказывал ничего навынос. Я не слежу за твоей квартирой, честно! Я просто волнуюсь, понимаешь?

Думаю, ты все еще не открыл мои письма. Меня не арестовали. Не могу представить, чтобы ты не обратился в полицию, если бы все прочитал.

Может быть, ты все еще ждешь от меня объяснений. И это не безосновательное ожидание. Ты заслуживаешь знать, что происходит.

Ты правильно догадался. Я не всегда являюсь собой. У меня есть вторая личность, которая действует без моего ведома. Он был источником большой боли в моей жизни, но он также помог мне пережить самые тяжелые времена. Это он приходил к тебе ночью и сотворил с тобой немыслимое.

Его действия — это мои действия, и я еще раз прошу прощения за то, что он сделал с тобой.

За то, что я сделал с тобой, когда он контролировал мое тело.

Если захочешь узнать больше о моем заболевании, почитай о диссоциативном расстройстве идентичности. Это медицинский термин. Я прошел терапию, но это не помогло.

Я пойму, если, зная все это, ты больше не захочешь иметь со мной ничего общего.

Я знаю, что это сложно понять, и, вероятно, это звучит как шутка или розыгрыш, но это не так. Ты и мой терапевт — единственные люди, которые знают об этом.

Хорошего дня и, пожалуйста, не мори себя голодом.

Мо Жань».

Чу Ваньнин отложил письмо и встал. Он пошел в кухню чтобы налить стакан молока — и простоял там некоторое время, пока пил. Мысли вихрем кружились в голове. Затем он ополоснул стакан и вернулся в гостиную, но так и не сел. Взял ноутбук и, набрав в поиске диагноз, принялся внимательно читать о феномене, который упомянул Мо Жань.

Если то, что написал юноша, было правдой, как Чу Ваньнин должен был теперь понять, какой из подарков от кого пришел? Он взял кожаный браслет и ожерелье — и принялся рассматривать их, удерживая над письмами. Он снял с себя оба подарка после того, как Мо Жань ушел — еще в начале недели. Теперь узор на браслете обретал смысл. Два цветка заключили между собой третий. Мо Жань и его второе «я» находились по обе стороны, Чу Ваньнин — в центре. Иероглиф, значащий «чернила», отсылал к имени Мо Жаня.

Однако насчет ожерелья Чу Ваньнин не был уверен.

Положив подарки на журнальный столик, мужчина опустился лбом на руки.

Мо Жань изначально не хотел делиться с ним этой информацией. Чу Ваньнин вынудил его рассказать, игнорируя письма. Прочитав о диссоциативном расстройстве идентичности, он вынужденно признал, что понимает, почему Мо Жань не собирался посвящать его в подробности. Вероятно, в его жизни произошло нечто травмирующее, став причиной такому состоянию, и он опасался, что Чу Ваньнин захотел бы выяснить, что именно произошло.

Конечно, Чу Ваньнину хотелось бы однажды это узнать, но он не собирался настаивать. Все равно он не смог бы исправить прошлое. Люди были устроены сложнее роботов — их невозможно было починить, заменив детали или микросхемы.

Мо Жань и так выказал ему огромное доверие, рассказав о своей проблеме после всего, что между ними произошло, понимая, что мужчина мог использовать информацию против него. Он повел себя намного смелее Чу Ваньнина.

Мужчина раскрыл последнее письмо.

«Ваньнин,

Я приготовил для тебя еду. Я знаю, мне не стоило этого делать.

Ты не хочешь иметь со мной ничего общего, и это твое право.

Я должен отпустить тебя, но мысли о том, что ты голодаешь, не дают мне покоя.