— Ты, — он мотает головой, словно сам боится своих слов, — чудовище.

— Hai assolutamente ragione, — и снова скалится. Ей нет смысла сейчас претворятся в чём-то. Хотел правды? Получай.

Профессор плотно сжимает губы, резко отворачивается, стоит ещё несколько секунд, что-то обдумывая, и срывается прочь, задевая плечом Аделину. Та немного отшатывается и смотрит ему вслед, пока мужчина полностью не скрывается за поворотом дома. Что же, другого она и не ожидала. Тяжело вздохнув, Лина заходит в подъезд. Остался только кофе.

***

миссия 083

статус: в процессе

день 120

январь 09

пятница 13:44

Уже сидя в самолете, Аделина получает смс от Николая с просьбой о срочной встречи. Ничего не ответив, она выключает телефон и откидывается на спинку неудобного кресла. Рядом, как назло, сидела женщина с ребёнком, что постоянно визжал или плакал, не давая сосредоточиться на мыслях. А подумать было о чем.

Вчера Лина встретилась в штабе с Джо, чтобы обсудить слова Шарля. Они оба сошлись на мнении, что француз не врал про Дона, но тогда появлялся новый вопрос. Зачем Пьетру заказывать собственную дочь? И почему именно у члена той же портовой мафии, с которой якобы сотрудничает Алексей Викторович. Что-то вроде складывалось, но вот общую картину пока увидеть было сложно. Каждая деталь так или иначе была связана, вот только ни мотива, ни цели известно не было, а это сильно усложняло дело. И только в одном Аделина убедилась на все сто процентов: ее отец и Очинский были связаны, а вот как, ей предстояло узнать. Видимо именно поэтому она сейчас сидит в самолете в Италию и терпит капризного ребёнка под боком. Однако на этом борту, в первом классе, сейчас сидит и Алексей Викторович, а так как в Италии слежка за ним была бы невозможна, пришлось лететь не просто за ним, а прямо с ним, дабы уже с аэропорта знать о всех его действиях.

Очинский, как и Лина, не имея при себе багажа, выходит из аэропорта в числе первых. Девушка натягивает поля шляпы ниже и достаёт солнцезащитные очки. Лёгкие наполняются таким забытым, но все ещё родным солоноватым воздухом. Мужчину уже ожидает машина с водителем, поэтому Аделина, немедля, в рядом стоящее такси и протягивает несколько крупных купюр водителю.

— За этим Мерседесом. Быстрее, — говорит она на итальянском, и мужчина трогается, не задавая лишних вопросов.

Девушка пытается расслабиться, но все тело сковывает от отвратительного чувства болезненного предвкушения. Особенно оно усиливается, когда машины подъезжают к территории кладбища. Деловая встреча среди могил? Что-то новенькое. Лина бросает таксисту лаконичное «жди здесь» и следует за Очинским, который не спеша идёт по очищенным от снега каменным дорожкам, перехватывая большой букет белых лилий. Как подразумевает девушка, с четным количеством цветов.

Все то время, пока Аделина следует за мужчиной, ее не перестаёт одолевать склизкое чувство страха. На глаза тут и там попадаются знакомые могильные плиты, а Алексей Викторович все идёт и идёт. Наконец он останавливается у калитки, а у девушки сердце падает куда-то к ногам, бьется пару раз и замирает. Она сдерживает болезненный стон и оседает на землю за деревом в нескольких шагах от могилы. Могилы ее матери. Как она могла забыть этот путь, который приходил ей в страшных снах детства. Как она могла забыть это место, где выплакала когда-то душу. Как она могла забыть эту дату, когда ее собственную мать хоронили в закрытом гробу. Аделина зажимает рот ладонью, сдерживает крик, рвущийся наружу, и глубоко дышит через нос. Приходит в себя, только когда Очинский со скрипом открывает калитку и что-то начинает бормотать. Также сидя, она прячет лицо со слезами на глазах в ладонях и прислушивается.

— Лена, душа моя, здравствуй, — Алексей бережно укладывает букет у изголовья памятника с ангелом, что воплощает в себе человека, погребённого под этой землей. — Прости, что так долго.

Мужчина медленно становится на колени и с мольбой в голосе продолжает.

— Прости, любовь моя. Я так виновен перед тобой. Наверное, не хватит и жизни, чтобы извиниться, но все же я пытаюсь.

Его голос дрожит, и мужчина вот-вот прослезится.

— Как бы я хотел забыть тот день, когда держал тебя на рука… — Очинский предаётся воспоминаниям и глубоко обид в себя, — но вместо улыбки на твоём лице я видел скорбь. Помню, как утирал тебе слёзы, пачкая в твоей же крови. Мне никогда от неё не отмыться. Даже сейчас ты приходишь ко мне во снах. Такая светлая, словно ангел, нежная и легкая, а в твоей груди дыра. Там больше нет сердца, оно стекло по моим рукам и опорочило смертным грехом. Любовь моя…

Мужчина тихо плачет, как и Лина за деревом. На ее щеках давно забытые слёзы, что прожигают дорожки по лицу. Они горят, словно порезы, и, кажется, вот-вот закровоточат. Настолько было больно слушать эти слова, которые оседали в голове, будто раскалённое олово, и плавили внутренности. Оно лавой стекало по всему телу, обжигало, жалило. Больно. Ей было безумно больно, как будто с неё снимают кожу на живую и не дают сделать вдоха даже для крика.

— Я виновен в твоей смерти, и за это я буду гнить в самом дальнем углу ада. Прости, любовь моя. Прости меня.

Наконец картинка сходится. Только вот вместо облегчения, Аделина испытает глубочайшее разочарование и готова волосы на себе рвать, только бы избавиться от этого осознания. Он лишил ее детства. Этот человек лишил ее семьи и смеет каяться в содеянном перед могилой ее матери.

Первая мысль — убить. Отомстить здесь и сейчас. Избавиться от мук и спасти свою душу. Но девушка крутит головой, как в бреду и пытается встать на негнущиеся ноги. Не то место и не то время. Она должна подготовиться, чтобы отплатить сполна. Чтобы увековечить историю самой жестокой расправой над человеком. Только отныне он для неё не человек, а монстр, который подлежит неминуемому уничтожению.

Как можно тише она отходит и прячется за склепом. Переводит пару раз дух, с силой трёт лицо, а после уходит прочь, оставив прошлое за своей спиной. Время писать будущее.

***

Через пару часов Аделина ступает на порог родного дома. Того самого, где когда-то царило счастье. Открывает, подперев дверь, и проходит внутрь, не разуваясь. Сразу же бежит по лестнице наверх, стараясь не смотреть по сторонам и подходит к дальней комнате коридора. Стоит несколько мгновений, поглаживая пыльную ручку двери и, наконец, входит в комнату. В глаза резко бьет закатный свет. Девушка осматривается. Здесь все также, как и много лет назад, только мебель покрыта белоснежными балдахинами и вокруг слой пыли. Она витает даже в воздухе, переливаясь на лучах солнца, что проникают сквозь тонкие сатиновые шторы. Аделина делает глубокий вдох, прикрывает на секунду глаза, а после подходит к комоду, в ящике которого находится небольшой сейф ее матушки. Она снимает кольцо с пальца и смотрит на внутреннюю огранку. Там можно было разобрать слегка затершиеся от времени цифры, которые Лина заприметила ещё давно, но все никак не выдавалась возможность использовать их по назначению. Кольцо некогда принадлежало матери, и девушка была уверена на все сто, что держит сейчас ключ от сейфа. Медленно вводит цифры, проворачивает ручку с характерным треском и открывает дверцу. На дне одно письмо и фотография. Аделину мутит. На фото ее отец, мать и Алексей. Молодые, они стоят на фоне лавандового поля, улыбаются. Женщина выглядела счастливой, обхватила обоих мужчин под локти. Не было в их взглядах вражды или неприязни. Они выглядят

как обычные друзья.

Девушка сворачивает фото пополам и убирает во внутренний карман куртки. Осталось письмо. Она аккуратно разворачивает старую пожелтевшую бумагу и вчитывается в витиеватый, но грубый почерк.

«Наверное это кощунство с моей стороны, писать тебе впервые, когда твоих писем скопилась полка. Но все же я решился. Можешь считать меня трусом, но все это время я боялся дать ответ. Приходи сегодня в полночь в центральный парк к нашему любимому месту, если помнишь ещё, что нам было дорого. Я буду ждать там до рассвета. „