— Нет, — француз смотрит строго и безукоризненно, — я сам его отвезу. Тебе ещё разбираться с последствиями, — он кивает головой себе за плечо и запирает дверь машины. Быстро обходит ее и садится за руль, тут же выворачивая на дорогу к городу.

Аделина так и остаётся по середине площадки, провожая взглядом габаритные огни. Наконец, она вспоминает про письмо, достает его, пачкая кровью, срывает печать Семьи Воларо и медленно разворачивает трясущимися пальцами, вчитываясь в слова.

«Дорогая Адели, пишу тебе, ведь сказать в лицо не хватило смелости…

Я понимаю, как тебе сейчас больно от всех мыслей в твоей голове, но не дай им взять верх, не совершай ошибок. Я тот, кто все это время помогал тебе, тот, кто направил в помощники Александру и Джо, тот, кто прикрывал твою спину без твоего ведома. Каюсь, это был подлый поступок, но по-другому я не мог. Ты слишком дорога для меня, Адели, словно дочь. Но даже самым близким порой не хочется говорить горькой правды. А правда в том, что когда-то давно твоя матушка погибла от рук нашего Дона. Он единственный, кто причастен к этой трагедии, кто поставил карьеру выше собственной семьи, кто чтит правила больше, чем кто-либо из нас. Он застрелил Елену, когда та отправилась на встречу со своей первой любовью, расценив это как предательство. Ему чужды такие высокие чувства как любовь, поэтому он взял на себя этот грех. А теперь хочет выйти сухим из воды, запудрив тебе голову словами о сладкой мести.

К сожалению, я не знаю всех подробностей их отношений, но я слишком долго нахожусь подле твоего отца, чтобы знать правду. И ты тоже достойна этого.

Извини, что не решился на это раньше, и сейчас, пока ты читаешь это письмо, я бегу от своей участи быть казнённым за предательство. Не ищи меня и постарайся забыть.

С любовью, твой Николя.»

На землю падают и тут же впитываются капли. Хочется думать, что это дождь в средине зимы, а не ее предательски скатывающиеся по щекам слёзы. Что это природа оплакивает людские ошибки, а не она горюет по своей судьбе. Она не должна чувствовать ни боли, ни разочарования, но почему же ее сердце так сильно сжимается, бьется пару раз о грудную клетку, и падает к ногам безжизненной мышцей? Почему в горло словно забили тысячи раскалённых гвоздей и заставили терпеть? Почему голова разрывается от огромного давления жуткого осознания? Почему ей так больно?

Аделина вытирает щеки рукавом куртки и комкает ненужный кусок бумаги. Старается выровнять дыхание, но тут же срывается с места и бежит к своей машине. Она выполнила задание и надо вернуться в штаб с докладом.

Надо встретиться с Доном.

Надо встретиться с отцом.

***

миссия 083

статус: в процессе

день 122

январь 11

понедельник 02:06

Тихие мерные шаги раздаются эхом по длинному коридору. Аделина идёт вперёд, безжизненно осматривая декорации вокруг. Она была полностью опустошена и, идя сейчас на встречу к Пьетру, ничего не чувствовала. Ни привычной тревоги или предвкушения, ни пробирающего до костей страха или азарта. Ничего. Отчаянно хотелось курить.

Она, не стуча заходит в кабинет отца и тут же подходит к его столу, кидая папку. Дон сидит в кресле и с интересом разглядывает дочь. В руках стакан с чём-то крепким. Он уже отдыхает.

— Ну как все прошло?

— Он мёртв.

Аделина заглядывает в глаза отца и видит там будоражащее когда-то восхищение. Он довольно кивает и переворачивает документы, чтобы заглянуть в отчёт. Пробегается глазами по основным пунктам и снова смотрит на девушку, теперь уже с толикой радости.

— Ты хорошо справилась. Молодец, — он с хлопком закрывает папку, — за это тебе полагается высшая награда. Проси что хочешь, — Дон салютует ей бокалом и отпивает немного.

— Хочу в Италию, — не раздумывая отвечает Аделина. Она всё также изучает образ отца.

— Отпуск?

— Нет. Просто хочу продолжить работать там.

— Хм, — мужчина слегка удивлён такой простой просьбе, но все же утвердительности кивает, — это все?

— Да.

— Хорошо, — Пьетро достаёт чистый лист и быстро пишет на нем указ, протягивая его дочери. — Со среды тебя будут ждать в основном штабе. Не опоздай.

Аделина берет листок себе и складывает его в несколько раз. Кивает отцу на прощание и поспешно покидает кабинет. Она так и не получила ответов на свои мнимые вопросы, хотя и не должна была. Эта правда останется с ней, и Дону ни к чему подробности ее мыслей. Пусть наслаждается победой, пока она будет медленно, но верно, разгибать звенья на своём поводке. Она перестанет быть личным цепным псом Пьетро. Перестанет быть девочкой на побегушках и начнёт, наконец, вести свою игру. По своим правилам.

Когда девушка покидает здание штаба, то получает сообщение от французского коллеги. Он прислал название больницы, а также выразил свою угрозу по поводу убитых ею солдат. С ним она разберётся позже, а сейчас ее ждёт ещё одно испытание. Испытание собственной совестью.

***

Спинка больничного стула неприятно режет лопатки. Ноги уже затекли, а шея ноет. Сколько прошло времени? Час? Три? Она ни разу не поменяла позу. Сидела и слушала неприятный писк, а мысли где-то далеко-далеко. Они давно за пределами этой палаты, больницы, города, планеты…

Внутри все серое. Каша, непонятная склизкая субстанция. Она медленно перетекает по телу, заливается в голову и оседает тяжелым давлением в черепной коробке. Потеряна способность речи, осязания, равновесия, чувства времени, но только не осознания. Осознание нахлынуло давно. Час назад? Три? И все не спадает. Прочно зафиксировалось чёрными буквами на белом фоне перед глазами. Они мельтешат, жужжат и скачут, не дают забыть об их существовании.

Проиграла.

Она, черт возьми, проиграла.

Где-то рядом громко пищит аппарат. Аделина даже не поворачивает голову, все сидит и не смеет шевелиться. Кто-то вбегает в палату, что-то говорит и осматривает больного, зовёт врача. Ещё люди. Они снуют перед глазами туда-сюда, а Лина сидит на жестком больничном стуле и смотрит в никуда. Ее глаза пусты, и лишь дыхание выдаёт в ней признаки жизни. Чья-то рука опускается ей на плечо, треплет, противный голос раздаётся над ухом, что-то объясняет. Реакции ноль.

— Оставьте…

Чуть слышно шепчет девушка, сжимая в руке кусок бумаги.

— Оставьте меня.

Говорит чуть более четко, и ладонь, как казалось медсестры, отпускает плечо. Аделина переводит взгляд на кровать и содрогается. Какие-то трубки, датчики, столько оборудования и одно тело. Его глаза закрыты уже сутки и как долго будут ещё, не знает никто. Под ними залегли темные, мертвенно-синие круги, сильно контрастирующие на фоне бледной кожи. Почти что труп. Ключевое слово «почти».

Девушка жмурится, шумно втягивает воздух и поднимается. Тело ломит, голова раскалывается, а руки, что всегда были тверды, дрожат. Она обходит стороной медсестру с врачом, что обеспокоены ухудшающимся состоянием пациента, даже не вникает в их разговор, подходит к изголовью, аккуратно трогает чёрные пряди коротких волос, мягко перебирает пальцами, гладит и вскоре убирает руку. Задерживает дыхание и незаметно кладёт небольшой лист бумаги, сложенный в несколько раз, между подушкой и спинкой кровати. Он найдёт письмо если выберется.

Лина отходит в сторону, последний раз оборачивается на мужчину и покидает палату, а вскоре и больницу. Она не знала, что будет дальше, не знала следующей миссии и исхода событий. Не знала, что писать в письме, поэтому просто оставила короткое «мне жаль».

Эгоистично? Пожалуй, но этого достаточно. Она так решила. Решила закончить все здесь и сейчас, не терзать себя больше положенного и обрезать оставшиеся ленты вины. Отныне ее больше нет: ни вины, ни Лины.

Есть Воларо Адели — наследница мощнейшего итальянского дома. Ей не свойственно сожаление или страх. Отныне осталась лишь ненависть к себе и отцу. Отныне осталась лишь месть. Истинная Вендетта.

миссия 083

статус: завершено