С юристами у нас всего два общих занятия в неделю – матанализ и физкультура. Физмат, на котором я учусь, разумеется, идет по другой программе, но одно занятие нам поставили общее с их группой, невзирая на то, что они на курс младше: они приходят на контрольные и мы приходим на контрольные, никто никому не мешает, а преподу меньше нагрузки и окошки между парами. Физкультуру же ставят вообще всем со всеми. Всего два занятия в неделю, но чувство такое, что я ненавижу его всю жизнь.

Кого – его? Томаса, второкурсника. На университетской доске «Наша гордость» мы висим рядом – Томас Скотт и Йен Феншпельген. Меня обычно зовут просто по имени. Я, по понятным причинам, болтаюсь на всеобщем обозрении – президент студсовета, староста, волонтер, единственный омега в группе из двадцати человек. У меня кмс по спортивной стрельбе из лука и я многократный призер…

– Сука! – ору я, хватаясь за нос, лихорадочно ощупывая его и затем вскидывая руки к лицу, проверяя, нет ли крови.

Вся площадка затихает, альфы переглядываются, я поднимаю волейбольный мяч, подбрасываю его и отправляю ногой через сетку. Он попадает прямо в спину отвернувшемуся Томасу, отчего тот валится на пол под смех сокомандников и свист нашего препода.

– Волейбольный мяч берем только руками! – в сотый раз за год напоминает тот, и все возвращаются к игре.

Так вот – я могу понять, почему универ может гордиться мной, но я не понимаю, почему Томас выбился в первые ряды. Он отличник? Нет. Волонтер? Нет. Разве что капитан команды по баскетболу и участвует во всех спортивных соревнованиях города и штата, занимается подготовкой всех развлекательных мероприятий и встреч выпускников. Однако лично мне кажется, что дело в том, что наш проректор по воспитательной работе, профессор Тинтош, омега по полу и по призванию, испытывает слабость к альфам со смазливыми мордочками и такими большими, красивыми карими глазами, как у Томаса. Даже я иногда засматриваюсь на него, чего говорить об остальных – он у нас местный секс-символ. Все от него без ума – омеги в прошлом году передрались, никак не могли решить, кто первый предложит ему пойти на бал в честь окончания учебного года. В итоге он пошел с самым красивым – по результатам голосования на День Святого Валентина – омегой, и они вроде как встречались все лето, а перед новым учебным годом расстались. И это был его третий омега за те два года, что мы его знаем, а вот я…

– Сука! – я уворачиваюсь от мяча за секунду до его попадания в мое плечо и гневно смотрю на Томаса, который делает вид, что это не он. Конечно он, потому что вчера я его доколебал окончательно, заметив, что его футболка слишком вызывающа для учебного заведения.

– Ты на учебу пришел или в клуб? – спросил я, остановив его в коридоре, на что он ответил, что разница не велика, если к нему клеятся и там, и тут.

– Завтра чтобы в рубашке был, – сказал я, и Томас заявил, что если меня не устраивает его футболка, то он может снять ее прямо сейчас. И потянулся снимать, вынудив меня ретироваться – не хотелось глупо выглядеть, доказывая что-то перед толпой младшекурсников.

У меня поручение от студсовета – следить за внешним видом учащихся, потому что в последнее время все распустились, и это поручение я выполняю с удовольствием. Наверное потому, что сам его и придумал. А как иначе? Я уже второй год на посту, и если бы не я, универ и дальше бы считался одним из середнячковых, в том, что он вышел на достойный уровень, во многом моя заслуга – я сразу же занялся записыванием первокурсников, часто насильным, в спортивные секции, а тех, кого принудить не удалось, пришлось заманивать гарантией поблажек на экзаменах. С преподами тоже пришлось договариваться, но это было не так уж и трудно – если ты хороший мальчик, перед тобой открыты все сердца преподов альф. Да, я опустился до милой улыбки и хлопанья ресницами, но опять же – почему Томасу можно так делать, а мне нет?

После поднятия духа в спортивном секторе, я занялся почти забытым волонтерским отрядом, туда всех тоже пришлось заманивать и принуждать, но потом ребята втянулись и записывались уже сами. Тем более, что участие в городских субботниках освобождало от пар в этот день, а поездки на «день чистоты» часто были запланированы на несколько суток с ночевками у озера и в лесу – все, что угодно, только не учиться. Общую успеваемость я подтянуть не мог, но вот в своей группе сумел. Всего-то и надо было, что поговорить с альфами на их языке:

– Если не сдадите экзамены с первого раза, я вам яйца поотрываю, – это было началом моей речи, потом, конечно, я рассказал и про плюсы в виде повышенной стипендии и моего личного участия в их дальнейшей судьбе в виде отмазывания при необходимости от проблем, и мы с альфами поняли друг друга. Экзамены не провалил никто.

Так, конечно, было не всегда. На первом курсе, когда мы все только познакомились, они пытались не воспринимать меня всерьез, а кое-кто даже подкатывать. Но очень скоро поняли, что и первое, и второе – вещи бесполезные, и что со мной лучше дружить, чем воевать. Весь первый курс я добивался того, чтобы меня выбрали президентом студсовета, и когда это случилось, я выдохнул – вот теперь-то можно и успокоиться. Но нет.

Когда начался новый учебный год и пришли новенькие, я понял, что вот с этим вот альфой с глазами и ногами лани мы все наплачемся. Под «мы» я имел в виду омег и лично меня, который будет эти все половые трудности разруливать, потому что мой план по повышению успеваемости пошел под хвост Томасу Скотту – так его звали, этого новенького. Так и вышло – весь свой второй курс я следил за тем, чтобы омеги не прогуливали занятия в то время, когда тренируется команда по баскетболу. Я вытирал сопли членам студсовета, которые оказались отвергнуты Томасом – двум омегам и одному альфе, попытавшему удачу за компанию. Томас Скотт стал настоящей бубонной чумой своего факультета, где омег было как раз много, не в пример моему. И самое смешное – что я не могу ему ничего предъявить, ведь со всеми он обходится вежливо, учтиво, даже нецензурного слова ни разу не произнес за все время. Помогает преподавателям приносить книги из библиотеки, открывает двери перед омегами, всегда отзывается на любую просьбу и по всеобщему мнению просто лапонька во плоти. Но не для меня.

– Да я случайно, клянусь тебе! – говорит он, догоняя меня у раздевалок после занятия.

Я быстро окидываю взглядом его фигуру целиком:

– На физкультуру тоже форму надевай подобающую, пожалуйста.

– А что с этой не так? – недоумевает он, похоже, искренне.

– У тебя все просвечивает.

– Я вспотел. Потеть тоже нельзя?

– В следующий раз чтобы футболка была плотнее, – произношу я, входя в раздевалку. Омеги, сидящие на скамьях и приводящие себя в порядок, смотрят с осуждением – у них-то претензий к футболке Томаса точно нет.

В универ я поступил, конечно же, на бюджет – с доходами нашей семьи мне не светило ни одно платное образование. У нас обычная современная семья – папа, младший брат-альфа и я. Моего отца унесло ветром перемен сразу, как только папа сообщил о беременности, брат Иви получился уже от другого – его отец и не появлялся толком, мы его все никогда не видели – даже папа. Я называю появление младшего непорочным зачатием, потому что, когда мне было шесть лет, папе подарили на день рождения билет на круиз, и оттуда он вернулся загорелый, отдохнувший и случайно беременный, как выяснилось позже. Как такое может быть? Очень просто, если вы пьете столько, сколько мой папа, который тогда воспользовался предложением «все включено» и выжрал все из мини-бара в номере. Кто, когда и как к нему приходил, он не помнит до сих пор, и я ему верю, потому что он простой, как цент, и врать не умел никогда. Беременности мы все обрадовались – мелкий я был счастлив тому, что свободы будет теперь больше, потому что внимание переместится на младшего, что означало – по жопе мне теперь доставаться тоже будет меньше, ибо все поделится на двоих; папка был рад новому ребенку просто потому, что он будет, ведь и выплаты от государства на наше содержание тоже увеличатся. Боялись мы с ним одного – что ребенок может родиться черного цвета.