Оказывается, родной двор, в центре которого песочница и играющие в ней дети, за это время ни капли не изменился. Все осталось прежним, окна нашей квартиры на третьем этаже все так же выкрашены белой краской, а в Людкиной комнате к стеклу наклеены снежинки, хотя на улице лето.

– Саша?

За спиной знакомый звонкий голос, оборачиваюсь, видя перед собой Марину, а лямка рюкзака как-то сама соскальзывает с плеча, вынуждая того упасть на землю. Подтягиваю вещи к сапогу, а сам неотрывно смотрю ей в глаза. Мариша стоит напротив, очень близко, прижимая к груди сумочку на тоненьком ремешке, на согнутом локте висит тряпочный пакет. На ней красное приталенное платье длиной чуть выше колена и бежевые туфли-лодочки.

Пухлые губы изгибаются в улыбке. Черные пушистые ресницы становятся влажными, но она быстро берет себя в руки, слегка пошатнувшись, но решив остаться на месте.

– Баженова, – подаюсь вперед, в каком-то бешеном порыве притягивая ее к себе.

Маринка звонко смеется, обхватывая мою шею ладонями, прижимается слишком тесно. Сглатываю, вдыхая аромат ее волос, время словно замирает.

– Привет, – прикусывает нижнюю губу, – Доронин, это на самом деле ты? – говорит быстро и сбивчиво, но я все понимаю.

Ловлю каждое ее слово.

– Я, – отстраняюсь, пробегая глазами по ее фигуре. – Ты красотка!

– Спасибо за комплимент.

– Сегодня с ребятами соберемся, придешь?

– О, Анфиска давно строит планы на твое возвращение. Люда ей сказала, что ты приезжаешь.

– Не удивила.

– А я, – улыбается, хлопнув длинными ресницами, – я подумаю.

– Помочь? – смотрю на пакет.

– Там только платье, сама справлюсь, – разворачивается и, стуча каблучками, направляется в соседний двор.

Смотрю вслед ее изящной фигуре, чувствуя прилив возбуждения и порабощающей нежности. Но вместе с тем я отчетливо вижу, что она изменилась, и эти перемены вовсе не касаются внешности.

Моргнув, разворачиваюсь в направлении нашего подъезда и, дойдя до двери, рывком притягиваю ее к себе, перешагивая высокий порог. Каблук кирзовых сапог стукнул о бетонный пол. Проскакивая через две ступеньки, поднимаюсь в квартиру, нажимая кнопку звонка.

Мама, вышедшая на площадку, замирает с приоткрытым ртом, хватая воздух. Вижу, как по ее щекам медленно стекают кристаллики слез, обнимаю.

– Сашка, – через тяжелый всхлип, – Саша, – ее пальцы хватко вцепляются в мои предплечья, сминая в ладошках форменный материал.

– Да, конечно, твоя мачеха жжет.

Анфиса приложила платье к себе, покрутившись перед зеркалом.

– Она мне не мачеха.

Раздраженно наблюдаю за подругой, а саму до сих пор колотит от встречи с Дорониным. Меня словно ударило током, по телу прошел высоковольтный разряд, стоило ему дотронуться.

– Ладно, ладно, не злись. Лучше расскажи, – откинув тряпку, подаренную мне Леной, Анфи присела рядом, – он сильно изменился?

– Кто?

Включаю дуру, хотя сама же и растрепала ей, что видела Сашку.

– Ну, Марин, – надувает губы.

– Немного, – пожимаю плечами, – слушай, я Боре позвонила, сказала, чтоб он сразу к тебе приезжал.

– Ага. Ну что значит – немного?

– Сама вечером увидишь, чего пристала?

Анфиса прищурилась, ей явно не понравился мой эмоциональный всплеск. Думаю, раньше она такого за мной не замечала. Господи, у меня уже паранойя. Ну не могу я так реагировать на Доронина. Кто угодно, но только не я.

– Ладно, увижу. А вот и Боречка.

Мартынова вылезает в окно, прижимая плоский живот к подоконнику, согнув одну ножку в колене. Я же поднимаюсь с пола, высовывая нос следом. Боря действительно уже стоит под окнами, раздраженно пиная свой жигуль по колесам.

– Чего это он?

Анфиса закидывает руку мне на плечо, вынуждая почти улечься рядом.

– Не знаю, сломалось что-то.

– Бо-ря! – заливисто. – Поднимайся к нам.

Анфиска машет ему.

– Сейчас.

Борька широко улыбается, посылая мне воздушный поцелуй, после которого, поковырявшись в багажнике и вытащив оттуда коробку, идет в Анфискин подъезд.

– Чего это он там несет?

Мартыновское любопытство, как всегда, не дает ей покоя.

– Сейчас и узнаем, – пожимаю плечами, направляясь к двери.

Борька не заставил себя долго ждать. Ворвался в Анфискину квартирку, вручая подружке коробку яблок, из-за которой она чуть не грохнулась на пол или как минимум не сорвала спину.

Сам же заключил меня в кольцо рук, целуя в губы.

– Могли бы помочь, – причитает Анфиса, недовольно ставя коробищу на стул у двери в ванную.

– Я соскучился, – шепчет Яковлев, совсем не слушая Анфисиных причитаний.

Пока мы обнимались и я зажмуривала глаза, чтобы поймать момент, понять, что все сегодня совершенно иначе, Мартынова успела оттащить яблоки на кухню, вскипятить чайник и пару раз высунуться в открытое настежь окно.

Боря в который раз пробежал ладонями по моей талии, опускаясь ниже.  Нагло залезая под подол моего платья и сжимая ягодицы. Крепче притиснул к себе, и я прекрасно чувствовала его возбуждение.

– Тут Анфиса, – вытягиваю руку, чтобы немного отстраниться.

– Да ей наплевать.

Боря бесцеремонно и жадно целует мою шею, оставляя влажные следы, совершенно игнорируя мои попытки не делать этого сейчас.

– Что не так? – раздраженный выдох.

– Все нормально, – киваю, – правда, с папой поссорились немного.

– Все будет хорошо. Мариш, мы две недели не виделись, – его пальцы касаются моей груди, – я соскучился.

– Борь, вечером. Мы в гостях.

Боря недовольно убирает руки, а я веду плечом в порыве стряхнуть с себя все эти прикосновения.

– Борик, а ты в курсе, что друг твой дембельнулся? – все же не вытерпела Мартынова, высовывая свою мордашку в прихожую.

– Доронин? – Борька улыбнулся широко, слегка по-детски. – Серьезно? Вот он гад, даже не написал.

Мартынова с Яковлевым обмениваются эмоциями, а я ловлю себя на мысли, что мне он тоже не написал, точнее, последние четыре месяца мы не общались вообще, Боря, видимо, тоже.

Кстати, Яковлев учился с Дорониным и Лукьяновым в одном классе, пока отец не отдал его в кадетский корпус. После Борька поступил в школу милиции, а в этом году начал работать в местном отделении милиции.

Боря чмокнул меня в щеку и на эмоциях выскочил за дверь.

– Девки, – просунул голову в приоткрытую щель, – я быстро, Мариш, не обижайся. Я к Сане на пару минут.

Он хлопнул дверью, а Анфиса в очередной раз кинула на меня подозрительный взгляд.

– Что? – оборачиваюсь.

– Ничего, странная ты сегодня какая-то.

– Какая есть. Пошли ногти красить, ты хотела.

– Пойдем, я думаю, красный, – певуче протянула подружка, прихватив в спальню пару яблок.

Мама колдовала у плиты, а Людка, усевшись напротив, рассказывала о том, что и у кого изменилось.  В дверь позвонили прежде, чем сестра успела закончить фразу.

– Кого там еще принесло? – недовольно сморщила нос, вставая из-за стола.

– Сам открою, – перехватил ее руку, – сиди.

Повернув ключ, потянул дверь на себя, видя стоящего на пороге Борю. Секундная пауза, прежде чем в квартире раздались наши громкие голоса приветствия и смех.

– Доронин! Мне девки сказали, ты вернулся, я даже не поверил сначала. Чего не позвонил?

– Не хотел баламутить, проходи.

– Боренька, – мама выглянула в прихожую, – проходи, мы обедать собираемся, будешь?

– Спасибо, теть Ань, я на минуту. Вечером гуляем?

– Само собой.

Яковлев хлопнул в ладоши.

– Тогда я парней соберу, и за тобой заедем.

– Куда едем-то?

– На дачу ко мне, я только родственничков по домам развез. Хата наша.

– Ладно, давай.

Борька ушел, а Люда с интересом посмотрела ему вслед, выскочив в прихожую.