Отставив в сторону чашку, Тоб обнял жену и ловко убрал заколку, отчего её волосы, собранные в тяжёлый узел, рассыпались по плечам.

– Я говорил, что ты у меня лучшая на свете? – промурлыкал он ей на ушко.

– Буквально вчера, – ответила она, пряча лукавую улыбку. – Но можешь повторять хоть дважды в день – я не против…

И на некоторое время они забыли обо всём на свете.

Совсем иная сцена развернулась этажом ниже. Едва Рауль и Аглая спустились к завтраку, оставив малышей досматривать последние сны, Клим им всё рассказал – про свои видения и про намерение трёх товарищей отправиться на поиски Мастера Иллариона.

Виктор в ту ночь и вовсе не ложился: до утра просидел за компьютером, роясь в интернете. Он узнал о Горной Шории всё, что только можно было узнать, однако сообщения о землетрясении так и не нашёл. Теперь он сонно моргал, уставившись в чашку, пока взволнованный возглас Аглаи не привёл его в чувства:

– И зачем вы туда лезете? Вам что, прошлого раза было мало?

– Мам, пока никто никуда не лезет! – Клим попытался успокоить мать. – Мы просто хотим найти Иллариона…

«Говори за себя», – мысленно возразил другу Вик.

Увы, Аглая словно услышала его мысли. И тотчас переключилась с сына на него:

– Виктор, думаешь, я не понимаю, что это ты ребят подначиваешь? Сам уже четыре года носишься по горам, и они за тобой, как два хвостика! Я знаю, ты мечтаешь найти сестру, но… Может, уже пора принять реальность? Элинор сама ушла – она сделала свой выбор. Это было её желание!

– Эль выполняла свой долг, а насчёт желания я сильно сомневаюсь! – резко вскинув голову, заявил Вик.

– Мам, никто меня не подначивает! – в свою очередь добавил Клим. – Это мои видения, мой дар, если хочешь, и я должен сам во всём разобраться…

Однако переубедить Аглаю оказалось не так-то просто.

– Ради всего святого, объясните мне, зачем вам сдался этот старец! Даже если он действительно жив, в чём я совсем не уверена. С другой стороны, если он так хорошо и так долго прячется, значит, явно не хочет, чтобы его нашли. Тогда зачем его искать?

– Лично мне очень любопытно взглянуть на своего тысячелетнего предка, которому я обязан неким талантом, с которым просто не знаю, что делать! – выпалил на одном дыхании Тобиас. Они с женой только что вошли в столовую, но Ева, увидев, в каком состоянии Аглая, тут же сбежала к малышу.

Услышав такую витиеватую тираду от немногословного Тоба, ребята невольно заулыбались. Даже Рауль, доселе хранивший молчание, одобрительно кивнул, что с его стороны было большой ошибкой.

– Что ты киваешь, милый? – гнев Аглаи тотчас обрушился на мужа. – Ладно, мальчишки куражатся, а Эрхарт, вечный бродяга, их на подвиги подбивает! Но у тебя же своя голова на плечах! Лучше бы вразумил этих оболтусов!

Парни, затаив дыхание, ждали, каков будет вердикт Кауница-старшего. А тот невозмутимо повернулся к жене и с лёгкой улыбкой на устах выдал совершенно непредсказуемое:

– Знаешь, есть такой старый еврейский анекдот: «Сынок, у каждого мужчины должно быть своё мнение, и мама сейчас тебе его расскажет!».

Парни прыснули. Аглая вдруг словно сдулась.

– Что ты хочешь этим сказать, Рауль? Что ты поддерживаешь их глупое ребячество?

– Не просто поддерживаю, – энергично ответил ей муж. – Я вот думаю, а не поехать ли мне вместе с ними? По дороге прихватим Теренса и дружной мужской компанией двинем в Сибирь! – Он повернулся к изумлённому Климу: – Эта твоя Шория ведь где-то в Сибири находится, у чёрта на куличках? Вот и славно. Эх, давненько я по тайге не бродил да по сопкам не лазил – пора, пора старые кости размять!

Это было очень смешно. Виктор даже подумал, что Рауль зря вцепился в дирижёрскую палочку – из него получился бы великий комик. Но Аглая юмора не оценила. Она расплакалась. Хотя Рауль, надо полагать, подобной реакции и добивался. Он тут же привлёк жену к себе одной рукой, что-то ласково шепча ей на ухо, а второй рукой красноречиво махнул ребятам: мол, идите уже по своим делам, не нервируйте женщину!

«Нет, всё-таки в профессии дирижёра есть определённые плюсы! – заключил Виктор, на цыпочках выбираясь из столовой вслед за остальными. – Всего один жест – а сколько им сказано!»

…Которая птица всем птицам мати?

А Стратим-птица всем птицам мати.

А живет она на Океане-море,

А вьет гнездо на белом камене;

Как набегут гости-корабельщики

А на то гнездо Стратим-птицы

И на ее на детушек на маленьких,

Стратим-птица вострепенется,

Океан-море восколыблется,

Как бы быстрые реки разливалися,

Топит он корабли гостинные,

Топит многие червленые корабли

С товарами драгоценными!

(Из «Голубиной Книги»)

В давние времена шла морем ладья на Соловки из Архангельска. И вдруг средь ясного дня налетела буря великая. Потемнело все кругом, ветер ревет, волны ладью заливают. И тут явилась над волнами Стратим-птица, та, что моря колеблет, и воскричала:

– Выбирайте мне по жребию одного корабельщика в жертву!

А в ладье той несколько воинов плыли в Кемский острог. Один отчаянный был храбрец, настоящий сорвиголова. Крикнул он в ответ Стратим-птице:

– Пусть все погибнем, но тебе не поддадимся. Сгинь, нечисть поганая! – и уж лук боевой натянул, чтобы птицу лютую стрелить.

Но тут поднялась из моря смертная волна выше лесу стоячего, какой даже кормщик бывалый в жизни своей не видывал, а только слыхал про нее от стариков. Сразу смекнул: спасенья от смертной волны никому не будет. Осталось только молитвы читать, да еще неведомо, помогут ли те молитвы! И в этот миг сын кормщика, отрок Ждан, немой от рождения, вдруг прыгнул за борт в ледяную воду, а она в Белом море всегда ледяная… Тотчас утихла буря, улеглись волны. Но сколько ни вглядывались люди, ни Ждана в воде, ни Стратим-птицы в небесах так и не заметили.

Прошли годы. И вот нежданно-негаданно объявился в родной Кеми безвестно сгинувший Ждан, но уже не отрок немотствующий, а парень на загляденье: статный, кудрявый, звонкоголосый. Мать его сразу признала по родинке на щеке и по шраму на левой руке. Стали спрашивать родственники и знакомые, из каких краев явился, где запропастился на столько лет. На все вопросы только улыбался Ждан загадочно да в небеса перстом указывал. Порешили люди, что он малость умом тронулся, и в конце концов отстали с расспросами. Стал Ждан в праздники да свадьбы по деревням хаживать, на гуслях звонкоголосых наигрывать, сказки да былины сказывать. И про Алатырь-камень, и про Ирий-сад, и про водяных-домовых, и про птицедев прекрасных, кои зовутся Алконост, Гамаюн да Сирин. Только про Стратим-птицу ничего не сказал и не спел, сколько его ни упрашивали!

С тех пор и повелись на Беломорье сказители, былинщики и песнопевцы под гусельные звоны. Но всякий такой краснослов ходил на выучку к Ждану, потому что был он лучшим из лучших. И вот что еще чудно было: так и не подыскал себе Ждан невесту. Многие девицы по нему вздыхали, кое-кто из вдовушек нарожали от него детишек, таких же кудрявых да синеглазых, но до скончания дней так и остался он холостяком.

А за два года до упокоения своего нанял Ждан целую артель каменотесов, и принялись они на Трехгорбом острове камень преогромный обтесывать, пока не явилась взору птица диковинная с головой девичьей. Там, у подножия каменной птицы, и схоронили Ждана по его последней воле, но слишком много лет прошло с тех пор, от могилы небось и следа не осталось. Унес Ждан с собой загадку Стратим, пощадившей его юность и красоту. А птица та каменная, сотворенная по воле сказителя Ждана, в народе зовется Крылат-камень.

Алексей Ремизов. «Крылат-Камень»

Клим не зря называл свой видавший виды спорткар «зверюгой»: тот ревел, пыхтел, но три четверти пути одолел махом, не считая коротких остановок на заправках. Затем всё же сделали привал.