– Думаешь, так везде?

– Похоже на то.

– Я же говорил, надо было ехать сразу! – Вик с досады пнул осколок камня так, что тот перелетел через перила и плюхнулся в воду, мутную после весеннего паводка.

– Угомонись, – сказал отец, но без строгости: состояние парня можно было понять. – В середине зимы все известные нам входы были занесены снегом – я справлялся, ты знаешь. Это во-первых. Во-вторых, обвалы, скорее всего, были запрограммированы на время нашего появления.

Вик не стал спорить: понимал, что отец прав.

Они в подавленном молчании вернулись на парковку, где одиноко стоял их кроссовер: туристический сезон ещё толком не начался. Приезжие любили фотографироваться на живописном мосту, сложенном из каменных плит много веков назад, но мало кто отваживался переходить по нему на другую сторону. А зловещего вида базальтовые столбы у спуска в маленькую соседнюю долину даже местных пугали. Интересно, люди скоро заметят, что загадочных скал больше нет? И что подумают, когда заметят?

Властный голос отца отвлёк Вика от бессмысленной головоломки:

– Итак, какие мы можем сделать выводы?

– Что все входы закрыты, – буркнул Вик, усаживаясь на своё место рядом с водительским.

– Не все, а те, что нам известны, – Теренс невозмутимо завёл машину. – Ещё?

Парень задумался.

– Что мы им больше не нужны, – наконец проговорил он, судорожно сглотнув. – Имею в виду, мы, потомки…

– Верно. Дхамжаны больше никого не ждут. А это значит, что Эль выполнила свою миссию.

Эль! Ну конечно, Эль! После этих слов отца у Вика внутри будто что-то оборвалось. Всё, конец…

Он молчал почти всю дорогу до дома, от Тироля до Татр, отчаянно борясь с чувством бессилия, то и дело накатывающим на него тяжёлыми удушающими волнами.

Теренс тоже молчал, но по другой причине: ему всегда хорошо думалось в дороге, неважно, в седле, под парусом или за рулём автомобиля. В отличие от сына, у него имелся богатый опыт поисков, особенно таких, которые на первый взгляд казались безнадёжными. Страж знал: если упёрся в тупик, просто поворачивай обратно и начни всё сначала. Однако в думы сына он не вмешивался – парень должен был сам совладать со своими мыслями и чувствами.

Вскоре снова позвонил господин Луис, бывший секретарь Магистериума. Теперь он, очевидно, возглавлял новую организацию, созданную на основе широкой агентурной сети ордена; сам орден, успешно действовавший пятьсот лет, в недавнем прошлом самоликвидировался. Луис лишь подтвердил предположение Эрхартов: все врата, через которые прошлым летом ушли, а затем вернулись призванные дхамжанами люди, обрушились одновременно, хотя и находились в разных горных районах планеты. И случилось это в тот самый момент, когда отец и сын Эрхарты приблизились к тайному входу в Альпах.

Виктор, обычно такой говорливый, подал голос, лишь когда за окнами кроссовера замелькали привычные пейзажи: снова горы, только теперь уже родные Татры.

– Что будем делать, пап?

– Продолжим расследование, – с готовностью ответил Эрхарт-старший, только и ждавший этого вопроса. Он тоже переживал за младшую дочь, и ничуть не меньше сына, однако ни на миг не терял конструктивного мышления. – Будем выдвигать и отрабатывать версии, собирать сведенья…

– Но на это уйдёт уйма времени! – мгновенно вскипел Вик.

«Ну вот, вместе с решимостью проснулся и темперамент! – улыбнулся про себя Теренс. – И в кого наш мальчик такой горячий?..» А вслух сказал:

– Не напрягайся насчёт времени, Вик. Ты забыл, в Дхаме оно течёт совсем по-другому? – он со значением посмотрел в глаза сына, обычно светло-голубые и ясные, как у его матери, а теперь потемневшие от печали. – Бессмысленно беспокоиться о том, чего мы не знаем. А мы ведь ничегошеньки не знаем о времени – в первую очередь, существует ли оно вообще!

– Как это? – опешил Вик.

Отец, словно не заметив его удивления, так же невозмутимо продолжил:

– Советую с этого и начать – с теории времени.

– Что начать?

– Учиться…

***

И Виктор учился. А заодно собирал сведения и отрабатывал версии. Уже четыре года – учился, собирал, отрабатывал. Он наведался во все места, где раньше находились невидимые врата Дхама, вроде как в поисках возможных зацепок, а на самом деле просто потому, что жаждал хоть каких-нибудь активных действий.

Зато на недостаток умственной активности грех было жаловаться. Под руководством отца Вик учил древние языки, историю, географию, искусствоведение и этнологию. По собственному же почину штудировал всё, что ему казалось интересным: от новейших гипотез строения вселенной до дешифровки этрусской письменности. Он узнал столько преданий древних народов, что и сам мог бы написать диссертацию по их сравнительному анализу, причём в свете экзистенциальной мысли. Но научные степени его не привлекали. Юный Эрхарт, как и его отец, был практиком и теорией интересовался ровно настолько, насколько она могла оказаться полезной для решения конкретной задачи.

А задача у Виктора была одна: найти сестру.

Эль ушла в Дхам – невидимую страну, где обитала древнейшая раса землян. Дхам находился в некоем параллельном пространстве, однако все входы в этот мир таились в реальных земных горах. Поэтому Вика постоянно тянуло в горы. А в горных походах его обычно сопровождали друзья – Тобиас Кауниц и Клим Галицкий, вместе или по отдельности.

Отец поехал с ним лишь один раз – в Шотландию.

***

Странное это было путешествие. Напряжённое, даже трудное. Не в физическом смысле: сектор, в котором, по донесениям агентуры Луиса, раньше находился один из проходов в Дхам, был расположен в высокогорном районе, диком и труднопроходимом, однако Вик за последние годы поднаторел в искусстве скалолазания. А Теренсу эти места и вовсе были хорошо знакомы. Тропы, по которым он в молодые годы бродил с наставником в поисках целебных растений или минералов для химических опытов, конечно же, давно затянулись травой либо скрылись под обвалами. Но сами горы ничуть не изменились: те же суровые утёсы, коварные обрывы, бездонные озёра и близкое, рукой подать, небо. И даже запах оставался прежним…

– Чем это пахнет? Неужто вереском? – спросил Вик, жадно втягивая в себя прохладный воздух.

Было лето, днём камни на солнце нагревались, как каменка в бане. Однако в тени скал сохранялась влага, питающая горные травы и кустарники. Поддавшись внезапному порыву, Виктор развёл руки в стороны, запрокинул голову и, щурясь на солнце, нараспев продекламировал:

– «Из вереска напиток

Забыт давным-давно,

А был он слаще мёда,

Пьянее, чем вино.

В котлах его варили

И пили всей семьёй

Малютки-медовары

В пещерах под землёй…*»

*Здесь и далее фрагменты баллады Р.Л. Стивенсона «Вересковый мёд» в переводе С. Маршака.

– Чарующий аромат, не так ли? – одними глазами улыбнулся Теренс.

– О да!

Эхо, трижды повторившее возглас парня, потревожило ястреба: взлетев со своего гнезда на щербатом утёсе, он стал кружить над головами путников. Точно такие же плавные круги описывали его крылатые предки и сто, и пятьсот, и тысячу лет назад. Ничего здесь не изменилось: что значат для вечных гор куцые годы человеческой жизни?

Теренс тоже несколько раз глубоко вдохнул открытым ртом, словно пробуя на вкус воздух, густой и терпкий, как церковное вино, и неожиданно продолжил:

– «Лето в стране настало,

Вереск опять цветёт,

Но некому готовить

Вересковый мёд.

В своих могилках тесных,

В горах родной земли

Малютки-медовары

Приют себе нашли…»

– Значит, это и вправду запах вереска? – Вик ещё раз огляделся вокруг, его глаза блестели от возбуждения. – Того самого, что рос здесь ещё во времена легендарных пиктских королей*?

*Пикты – конфедерация кельтоязычных народов, живших на Северо-Востоке современной Шотландии с первых веков нашей эры; в IХ веке вошли в состав Королевства Альба (Шотландии).