Когда час или два спустя, уже под утро, пришёл Теренс, он нашёл жену спящей, но её гладкие русые волосы, прилипшие к щеке, были ещё влажными от слёз. Рядом на белой кружевной подушке лежал плотный листок бумаги. Теренс со вздохом взял рисунок и пристроил на тумбочке, прислонив к лампе, затем выключил свет, лёг, легонько обнял жену и вскоре уснул.

Эрхарт-холл спал, погрузившись в предрассветный покой. Только рыжий кот, пробравшийся в спальню вслед за хозяйкой и не замеченный хозяином, так как прятался под кроватью, вылез из своего укрытия и устроился в ногах у Эмилии. Но спать и не думал. Янтарные глазищи то и дело поблёскивали, косясь на портрет под лампой.

Юная дева, прекрасная, как королева эльфов, глядела на спящий дом с нежной улыбкой, но в глазах её была глубокая тоска…

Эмилия с надеждой погрузилась в сон. Лес-Храм встретил её привычной тишиной. Лишь едва ощутимая пульсация передавалась по корневой сети, опутывающей всю планету, а затем поднималась по стволам-колоннам, подпирающим небо, заставляя трепетать золотисто-зелёную листву высоко над головой. Бесшумно ступая по мягкому ковру из мха и палых листьев, Эмилия шла вдоль нефа, вглядываясь в просветы между колоннами, но чем дальше шла, тем яснее понимала: никто её здесь не ждёт. Та, которую она надеялась увидеть, не пришла. И не придёт…

Надежда покинула её. Сердце болезненно сжалось от страха и отчаяния. И в тот же миг Лес выставил её вон: вечное Сердце Земли не терпит смертоносных эмоций!

Эмилия очутилась в пустыне. Во все стороны от неё тянулись бескрайние пески: невысокие барханы вздымались и опускались вплоть до горизонта, словно морская рябь, только не синяя, а жёлтая. Очень красиво и одновременно жутко. Она всё же попыталась идти вперёд, но ноги вязли в горячем песке до середины лодыжки, от жары становилось всё тяжелее дышать. «Ну всё, пора просыпаться», – подумала она.

И тут появился кот. Вынырнул из тени бархана, как рыжая пена на золотых волнах, и замер, глядя на Эмилию хитрыми глазищами.

– Барбаросса? – с надеждой прошептала она – да, к ней снова вернулась надежда! – Или Барбос…

Кот в ответ лишь нетерпеливо вильнул пушистым хвостом.

– Ох, извини! По сути, без разницы… – вздохнув, проговорила Эмилия. – Я готова, мой Проводник!

Кот развернулся и скользящей трусцой побежал по песчаному морю. А Эмилия последовала за ним, шагая точно по следам маленьких лап. Удивительно, но она больше не проваливалась в песок, словно вдруг стала невесомой, да и жарко ей не было: босые ступни приятно щекотало сыпучее тепло. Не поднимая глаз с вереницы круглых отметин, она шла и шла… И пропустила миг, когда пустыня закончилась: теперь она шагала по крупному, плотному песку дорожки.

Эмилия огляделась, невольно остановившись. По обе стороны от дорожки зеленели полосы пышного газона с крапинками белых маргариток. А дальше начинался сад. Роскошный сад из тысяч всевозможных деревьев. В воздухе стоял аромат цветов. Она пригляделась: одни деревья ещё только распускали почки, другие цвели, третьи были увешаны сочными плодами, а некоторые уже сбрасывали побуревшие листья. В этом саду одновременно присутствовали все времена года!

Рыжий кот, поджидавший её на тропинке чуть впереди, нетерпеливо мяукнул, и Эмилия, опомнившись, поспешила вслед за ним. Но не прошла и двух десятков шагов, как кот внезапно прыгнул в сторону и исчез в цветущих кустах. «Пришли», – поняла Эмилия.

Тропинка упиралась в круглую полянку, посередине которой росла яблоня. Та самая сказочная яблоня с серебряными ветками, золотыми листьями и яблоками из яхонта. А на ветке яблони сидела жар-птица – тоже та самая, из детской книжки с картинками: на голове сверкающая корона, а крылья и свисающий до земли хвост переливаются всеми цветами радуги.

Сказочное создание повернуло к ней голову – и оказалось, что это уже не птица, а дева. Прекрасная дева с пламенеющими рыжими космами ниже пояса, фарфорово-белой кожей и изумрудными глазами. Лицо с тонкими чертами было безмятежно, на губах играла едва заметная улыбка. Малышка Эль, только повзрослевшая – такая, какой её запечатлел в своём рисунке Тобиас!

Эмилия уже хотела кинуться к ней – и замерла. Глаза… В глазах девы не было ни радости, ни печали – совершенно никаких чувств.

– Где моя дочь? – спросила она с вызовом.

– Твоя ли? – пропел мелодичный голос.

– Где Элинор? – упрямо повторила Эмилия.

– У себя дома.

– Кто решил, где её дом?

– Она сама, – последовал бесстрастный ответ.

– Я могу её увидеть? – Эмилия всё ещё не теряла надежды.

– Чужакам туда нет входа! – Дева-птица слегка наклонила голову вперёд, певучий голос прозвенел неожиданно властно: – Передай это тому, кто ищет!

– И не подумаю!

– Дерзишь? – изумрудные глаза округлились совсем по-птичьи.

– Прости, – пожала плечами Эмилия. – Но любовь нельзя лишать надежды.

– Ах, любовь! Безрассудство, толкающее на всякие глупости, нескончаемая тоска и алчная тяга распоряжаться чужой судьбой – вот она, твоя любовь!

Ей показалось, или лицо девы на миг утратило свою безучастность? Но если и так, то всего на миг.

– Отнюдь, – просто сказала Эмилия. – Ты что-то путаешь.

– Я?! – в этот раз зелёные глаза девы-птицы действительно полыхнули гневом. – Ты забываешься, женщина! – радужное платье-оперение замерцало и заискрилось, когда сказочное существо всплеснуло руками-крыльями. – Я бы могла оставить тебя навеки блуждать в пустыне подсознания, но пожалею – всё же ты вырастила мою девочку. Уходи! Уходи и никогда больше не ищи сюда дорогу!

Сверкающая птица стрелой взмыла в воздух и исчезла, как радуга, растворяясь в небе, но сверху донёсся затихающий звон:

– И своему рыжему бродяге скажи, чтобы в мой сад больше не лазил! Ещё раз увижу…

И тут Эмилия проснулась.

Приподнявшись на локте, Теренс тревожно смотрел на неё. А в ногах сидел Барбос, и его рыжая шерсть стояла дыбом. Едва Эмилия шевельнулась, кот спрыгнул с постели и сиганул в открытую форточку.

– Ты где была? – вздохнув с видимым облегчением, спросил Теренс. – Я уже хотел тебя будить, но кот не дал.

– И хорошо, что не разбудил, – Эмилия положила голову мужу на плечо. – Я была в Заколдованном Саду…

– Час от часу не легче, – буркнул он. – Тебе своего сада мало?

– Я не шучу.

– Извини, я просто испугался за тебя, – Теренс поцеловал её в макушку. – Продолжай.

– Это был сад из одной старой сказки… У моей бабушки была целая коробка диафильмов, знаешь, это такие…

– Знаю.

– Все нормальные дети перед сном смотрели мультики, а мы с сестрой просили бабушку показать диафильмы. Она вешала на шкаф белую простыню, выключала свет, и появлялись картинки, а внизу – текст. Сначала бабушка нам его читала вслух, а повзрослев, мы с Лией читали сами, по очереди. Мой любимый диафильм был, знаешь, какой? «Сказка про Ивана-царевича и Жар-птицу». Так вот, сегодня во сне я была в саду этой самой Жар-птицы и даже с ней разговаривала!

– И почему меня это не удивляет? – снова вздохнул Теренс.

– Погоди, я ещё не всё рассказала! – Эмилия приподнялась и посмотрела мужу в лицо. В её голосе не осталось ни мечтательной, ни шутливой интонации. – У этой Жар-птицы было девичье лицо – в точности такое! – и она показала на портрет, который всё ещё стоял на тумбочке, прислонённый к настольной лампе.

Теренс с минуту молчал, обдумывая услышанное.

– Это была Элинор? – наконец проговорил он.

– Нет, – уверенно сказала Эмилия. – Хотя я в первое мгновенье тоже подумала, что она. Но Жар-птица сказала, что Элинор сейчас дома, что дом выбрала сама и назвала её «своей девочкой» …

– Это всё?

– Она выгнала меня вон за дерзость и велела больше на глаза не показываться.

– Совсем не сказочный конец, ты не находишь? – хмыкнул Теренс.

– А ещё велела передать тому, кто ищет Эль, чтобы больше не искал, а Барбосу – чтобы больше в её сад не лазил!