Верховный Жрец швырнул кубок вина в дальний угол, рубиновое вино протянулось шлейфом капель и заплескало шерстяной ковёр. Кубок лязгнул о стену и упал, расплёскивая остатки на паркет.

— Ты что?!

Вопль заметался меж стен, взлетел к потолку. Морлэн остался неподвижен, стоя и молча глядя на беснующегося. Жрец рывком смёл со стола бумаги и чернильницу с запасными перьями. Грохнул кулаком и задыхаясь рухнул в кресло, сдавив грудь.

— Тебе было сказано… убить девчонку и всё… на неё даже твоя клятва не распространяется. Она ведь отродье…

Голос жреца истончился до комариного писка, нижняя челюсть мелко трясётся, а лоб покрыт мелким бисером пота. Морлэн взирает на него сверху вниз, с ледяным безразличием.

— Всё пропало… всё, пропало… Теперь гражданская война и империя сгорит! Ты понимаешь это? Понимаешь?!

— Да. — Ответил Морлэн. Подошёл к сообщнику, наклонился и рывком ухватил за челюсть, сдавил, вынуждая смотреть в глаза. — Пусть горит, пусть слабые умирают миллионами. Так даже лучше, веселее.

Толкнул жреца на спинку кресла и развернувшись вышел из кабинета, оставив дверь приоткрытой. Заговорщик сполз в кресле, обессилено положив руки на подлокотники. Волосы растрепались, а лицо окончательно растеряло остатки величия, превратившись маску тщедушного старика, провалившегося в глубочайший маразм.

В щель просунулась черноволосая голова мальчишки, бастард ойкнул, увидев дядю, и вбежал внутрь. У самого кресла запнулся о ворох бумаг и налетел на жреца, попытался вскочить, но тот приобняв удержал.

— Д-дядя с тобой всё в порядке?

— Да, Салезригел, да солнце моё… просто немного перенервничал.

Ладонь, тощая, с пергаментной кожей пригладила волосы и мальчик уткнулся лбом в грудь, шумно всхлипнул.

— Я… я испугался, что ты… как и мама…

— Всё хорошо, я ещё крепкий. Всё будет хорошо.

Жрец торопливо запрокинул голову, чтобы мальчишка не увидел выражения лица. Добавил изо всех сил стараясь удержать в голосе силу и уверенность:

— Твой дядя о тебе позаботится.

Орландо лежит на шкуре степного льва, грудь стянута тканевой повязкой бежевого цвета. Облегающей до пояса как корсет. Лицо и шея покрыты витиеватым рисунком охры, а скьявона лежит под правой рукой. Рядом на стульчике сгорбилась Луиджина, золотые волосы скрывают лицо сияющей вуалью, на земляной пол часто капают слёзы. У входа стоит Аэнлан, голова и лицо эльфа замотана повязкой, с красным пятном от левого глаза до подбородка.

Внутрь задувает тёплый ветер, последний вздох умирающей осени. Доносится гул голосов и ржание коней, вперемежку со скрипом телег. Аэнлан поглядывает на императрицу, не решаясь подойти, под тело собрали погребальный костёр. Человек, звавшийся Орландо, будет похоронен со всеми почестями и торжеством, как величайшие короли прошлого.

Эльф перевёл взгляд на пирамиду, сложенную из брёвен, а ведь каждое в степи на вес золота. На вершину возложат тело героя, и под погребальную песнь подожгут с четырёх сторон. После начнётся торжественный пир, дабы дух радовался и в посмертии был счастлив.

К шатру подошли четверо дюжих степняков, каждый на полторы головы выше Аэнлана. Коротко поклонились на вактийский манер и молча кивнули на вход, всем видом выказывая вопрос. Эльф вздохнул, жестом приказал ждать и вошёл внутрь.

Приблизился к девочке, мягко опустил ладонь на плечо.

— Пора…

— Но… он не мог умереть… — Всхлипнула Луиджина не поворачиваясь.

— Он не дышит вторые сутки, его сердце разрезано пополам и он… человек. Людям свойственно умирать. Нельзя оставлять его вот так, навечно, дух не обретёт покой.

Девочка сползла с кресла, тяжело, как тысячелетняя старушка. Коснулась кисти, сгорбилась сильнее и прошла мимо бессмертного, откинула полог. На мгновение свет пронизал волосы и те вспыхнули, будто янтарь.

Носильщики вошли, выждав несколько мгновений, подняли ложе с телом на плечи и торжественно понесли. Снаружи вдоль пути к костру выстроились люди. Начали хлопать в такт шагам, а женщины затянули погребальную песнь, глубокими гортанными голосами. Луиджина шагает впереди, натужно выпрямив спину. Лицо затвердело, губы сжаты в тонкую линию, а на щеках блестят влажные дорожки. Под кожей едва заметно натянуты жилы, а уши оттянуты назад и прижимают волосы на висках. Смотрит прямо, не замечая и не слыша творящегося вокруг.

У брёвен старуха с косой обёрнутой вокруг шеи, вручила факел. Девочка остановилась, пустым взглядом наблюдая, как тело отца водружают на вершину. Скьявону положили на грудь, а ладони с натугой сомкнули на рукояти.

Выждав минуту, приложила факел к брёвнам, обошла пирамиду, поджигая каждую сторону. Выронила и пошатываясь пошла к столам, расставленным на почтительном удалении. Аэнлан придержал за плечи, провёл к условленному месту. Между собой и Кером.

Маг что-то сказал, но Луиджина просто опустилась на лавку. Положила руки на стол, невидяще глядя поверх голов на занимающееся пламя. Маг хрипло беседует с бессмертным. Часто касается вдавленной раны на горле, болезненно красной, с выступающими каплями сукровицы и треснувшей коростой.

Собравшиеся затягивают песни на древних языках, пьют вино из витых рогов, проливая большую часть на стол. Едят мясо, обжаренное на открытом огне и маринованные овощи.

— Что теперь? — Спросил Кер, скривился от боли в горле и с тоской поглядел на рог полный вина.

— Гражданская война. — Вздохнул Аэнлан, подцепил двумя пальцами печёное яблоко. Крохотное, как вишня, и явно дикое. — Соберём воинство степи, пограничных лордов и двинемся на столицу. Нужно торопиться, вдруг ещё не все поддерживают предателя. Если нам повезёт, то даже поддержка Морлэна не спасёт подонка.

— Надеюсь… от меня в ближайшую неделю толку ноль… — Просипел маг, перевёл взгляд на ревущий столб пламени, охвативший погребальную пирамиду. — Эх, сколько тайн потеряно… откуда он? Где научился так владеть мечом, что смог так долго продержаться…

— Да. — Сказал Аэнлан, взял кубок и, раздвинув ткань на рту, отхлебнул. — Есть хоть какие-нибудь догадки? Нам бы пригодились такие люди. Кер?

Маг выпрямился, вцепившись в столешницу, краска отхлынула от лица. Луиджина вскинула голову, охнула и вскочила. Песни замолкли и над столами пронёсся ропот. Среди огня угадывается человеческая фигура. Пошатываясь спускающаяся по горящим брёвнам.

Орландо вышел из пламени, обгоревший на лысо и голый, со скьявоной в опущенной руке. Остановился, пошатнувшись и оглядел собравшихся. Улыбнулся, увидев бегущую к нему по столам Луиджину.

Вкус вина едва чувствуется, как и пищи… но плохо прожаренное мясо с кровью наполняет рот новыми вкусами. О которых Орландо и не догадывался. В шатре тяжёлая тишина, Аэнлан и Кер сидят на противоположной стороне стола. Луиджина жмётся к отцу, уткнувшись носом в бок. Степнячка расположилась в середине и наблюдает за трапезой ожившего героя.

Орландо одет в походный плащ и короткие штаны, явно не по размеру. Скьявона подцеплена на пояс, вместо ножен бронзовое кольцо. Мечник жадно отрывает куски мяса зубами, глотает едва прожевав и запивает огромными глотками. В полумраке зрачки отблёскивают красным. Лысый череп покрыт пятнами сажи, а на пальцах отчётливо проступают чёрные полосы. Кажется, они стали шире.

— Древний враг сделал свой шаг. — Сказала степнячка. — Однако, старые боги на нашей стороне! Мой улус готов присягнуть владычице… Луиджине, а посланники остальных восьми прибудут со дня на день. Тогда мы обсудим условия.

— Условия? — Переспросил Аэнлан.

— Да. Мы требуем северную провинцию в полное владение и оставляем Степи за собой. Это будет официальной повесткой кланов, я думаю, но мне остальным следует обсудить детальней.

— Мы так и не знаем твоего имени. — Сказал Орландо, тянясь за очередным куском мяса с кровью.

Измученное оживлением тело требует пищи, пусть даже такой. Мужчина торопливо сгрызает мясо с костей, затем с хрустом перекусывает их и вытряхивает в рот сладкий мозг. Каждый раз Кер вздрагивает и смотрит на него с нарастающим ужасом, будто видит нечто… или кого-то другого.