Глава 4. Одиннадцать лет до взрыва. Христина
Как-то раз в базарный день госпожа Фармоза и Христина направились на рынок пополнить запас редких трав: пронесся слух, будто в город приехали торговцы из Пейрода, далекой горной страны, расположенной где-то на востоке. Старая травница надеялась купить у них меркамон, небольшое растеньице, иногда встречающееся в горных долинах. Меркамон в качестве приправы любили добавлять в свиные рулеты повара богачей, уверяя, что эта травка придает мясным блюдам изысканный вкус. Но Фармоза знала еще об одном свойстве меркамона, которое проявлялось в сочетании с некоторыми корешками и очень пригодилось бы для исполнения «безрадостных» поручений.
Был погожий осенний денек, солнечный и безветренный. Деревья только начали окрашивать свои листья в охру и багрянец, туманы еще не поползли по долинам, воздух был прозрачен и свеж. Веенпарк готовился к празднику урожая, на который Фармоза и ее очаровательная подопечная возлагали особые надежды в части реализации плана по поиску мужа для Христины. На рынке царило оживление, горожане и торговцы весело переговаривались.
Травницы медленно пробирались через толпу, разглядывая прилавки в поисках меркамона. Христине отчаянно хотелось задержаться у лавки купца из Ладариума, высыпавшего на стол целую россыпь украшений. Ожерелья, кольца, браслеты и серьги, ярко сверкая в солнечных лучах фальшивыми камнями, неудержимо манили девушку к себе, особенно приглянулась ей пара сережек каплевидной формы из желтого металла, похожего на золото, с янтарными вставками. Но она боялась ослушаться старуху – Фармоза, хоть и была добра к ученице, но своеволия не терпела.
«На обратном пути», – про себя решила Христина. – «Фармоза купит меркамон, придет в хорошее настроение и позволит мне немножко здесь задержаться».
Но случилось нечто неожиданное, что коренным образом изменило планы красавицы и ее наставницы.
Среди посетителей рынка начал нарастать возмущенный гул, люди стали жаться к прилавкам, уступая дорогу трем всадникам в одежде желтого и черного цветов, восседавших на пышно украшенных конях. Всадники, не обращая внимания на неудовольствие горожан, гордо прошествовали на середину базарной площади, где стоял помост, сооруженный для казней и важных объявлений. Двое из прибывших спешились и поднялись на помост. Тот, что был поменьше ростом, коренастый, с широкой грудью, протрубил несколько раз в рожок для привлечения внимания, а второй, дождавшись, пока наступит тишина на площади, достал свиток и начал читать.
Травницы стояли довольно далеко от глашатаев и до них доносились лишь обрывки фраз: «Король…умер….малолетний сын…неспособен…Дядя взял…Король Феермант…Да здравствует король!» – громогласно выпалил последнюю фразу глашатай, и словно по сигналу толпа стала возбужденно переговариваться.
– Я не поняла, госпожа, король умер? – переспросила старуху Христина и тут же поразилась перемене в лице своей наставницы. Та побелела, глаза ее наполнились ужасом, губы задрожали.
– Быстрей, – лишь выдавила из себя та, – надо торопиться.
Не говоря более ни слова, старуха резко развернулась и проворно заковыляла домой, расталкивая встречных прохожих острыми локтями. Христина поспешила за ней, гадая о причине столь неожиданного изменения в настроении Фармозы. Дело, судя по всему, было крайне серьезное, поскольку старуха прошла мимо прилавка с травами, на котором девушка заметила меркамон, но Фармоза даже не взглянула в его сторону. Христина же, воспользовавшись суматохой и общим оживлением, не преминула тихонько стащить один корешок и быстро спрятать его в потайной карман юбки – купец, обсуждая с соседом подробности новостей, на юную воровку не обратил никакого внимания.
Вернувшись домой, Фармоза тотчас бросилась к заветному ларцу с «безрадостными» поручениями и стала торопливо перебирать бумаги, с остервенением бросая в очаг некоторые из них. Голова у нее тряслась, пальцы дрожали, и лишь закончив эту спешную работу и запрятав ларец подальше, на самую верхнюю и темную полку, старуха, наконец, объяснилась со своей подопечной:
– Старый король умер внезапно. Ну как внезапно… Внезапно для тех, кто не знал о том, как сильно стремились занять его трон некоторые другие лица, – она скрипнула зубами. – Но я поставила не на ту лошадку, детка. Молодая королева и ее малолетний сын остались не у дел. Феермант всех обскакал, будь он проклят! – со злобой воскликнула Фармоза и стала неистово ворошить кочергой остатки догорающих писем. – Нам надо затаиться, детка. А еще лучше – уехать подальше на некоторое время.
Не успела она договорить, как раздался стук в дверь. Старуха замерла.
– Как же быстро… – пробормотала она и кинула взгляд на очаг – обрывков бумаг уже не было видно. – Скорее спрячься, – тихо приказала она Христине, указав на темную дубовую панель в конце комнаты, за которой была небольшая ниша. – И что бы ни случилось, молчи и не выдавай своего присутствия.
Девушка с ужасом прижалась к старухе, та на мгновение стиснула ее в объятиях и ласково поцеловала в лоб. В дверь забарабанили сильней.
– Поторопись! – Фармоза подтолкнула ученицу и громко объявила, – иду, господа, иду!
Христина скользнула в нишу, куда с трудом поместилось ее хрупкое стройное тело. И только она прикрыла панель за собой, как в дом вошло несколько человек, громко топая сапогами. Дальнейшее девушка помнила как в тумане, ей практически ничего не было слышно – беседа велась негромко, невозможно было разобрать ни слова. Вдруг Фармоза вскрикнула: «Уверяю вас!» Послышался какой-то непонятный звук, снова раздался топот сапог, скрипнула дверь и все стихло.
Подождав немного, девушка покинула свое убежище и в страхе подбежала к старухе, сидевшей на стуле в неестественной позе: ее тело было слишком расслабленно и свешивалось набок. Увидев ниточку крови, стекавшую изо рта наставницы, Христина все поняла. Теперь она осталась одна.
Едва она успела распорядиться насчет похорон и с нежностью попрощаться со старой травницей, заменившей ей мать, как на следующий же день явились новые непрошеные гости. В дом без стука зашли трое мужчин – первым был краснолицый толстяк, с маленькими глазами и неопрятной клочковатой бородой, за ним следовали двое городских стражников. Ввалившись в комнату без всякого приветствия, толстяк уселся на стул и, вытирая грязным платком пот со лба (день выдался не по-осеннему жарким), заявил:
– Дом старой Фармозы после ее смерти отходит во владения его величества короля Феерманта. А я, как представитель королевского казначея в нашем славном городе, должен за этим проследить.
Пытаясь унять одышку, толстяк замолчал и стал внимательно разглядывать Христину. Пристальный взгляд его похотливых глаз девушке сразу не понравился, но она не проронила ни слова в ожидании продолжения.
– А ты, должно быть, ее ученица, как тебя там… – толстяк защелкал пальцами.
– Христина, – угодливо подсказал один из стражников.
– Да, да, Христина, – чиновник осклабился. – А нам говорили, что ты совсем мала. – Он перевел глаза с груди красавицы на ее тонкую талию и обратно. – Ученица, но не родственница, не так ли? Значит, никаких прав на дом не имеешь. Так что собирай свои вещи и проваливай прочь. – Он снова перевел дыхание и, утершись платком, спрятал его в нагрудный карман.
– Но мне некуда идти, – возразила девушка. – Я сирота, дом моих родителей сгорел, последние годы я жила здесь.
– А мне-то что? – равнодушно произнес чиновник. – У тебя есть время до вечера, собирайся и иди на все четыре стороны. Хотя…
Он помолчал и неуклюже поднялся со стула, по-прежнему не сводя глаз с девушки.
– Хотя, если хорошенько подумать… – толстяк подошел к Христине, и она почувствовала смрад его вспотевшего тела. – Король велит нам заботиться о сиротах, как он заботится о малолетнем принце. – Он схватил нежную руку девушки и стал мять ее своими мокрыми пальцами. – Если ты будешь достаточно почтительна с представителем королевского казначея, возможно, тебе позволят остаться здесь кое за какую плату.