«Что ты тут делаешь, Женька? Сам говорил не бродить по ночам, тем более, вездесущие группы могут ради разнообразия заглянуть и в наши богом забытые края.»

Женька хотел было рассказать Тихону о внезапной встрече, и собрался представить ему старого знакомого, но, обернувшись, с изумлением воткнулся взглядом в совершенно пустой валун, на котором минуту назад сидел кладбищенский дед.

«В Нордсвилле совсем беда,» — только и сумел пробормотать он, и понимая, что несет ерунду, потерянно замолчал.

Тихон снова негромко усмехнулся и уверенно ухватил Женьку сильной рукой.

«Уходим, Женя,» — пробормотал он и направился в сторону своей заброшки. Женька послушно поволокся следом, косясь на сильную ладонь, сжимающую его плечо. В ней не было ничего особенного, ладонь как ладонь, но Дергачев никак не мог отвязаться от мысли, что выглядит она весьма необычно. Он уже привык к кривым отросшим когтям и искривленным уродливым пальцам, и поэтому сейчас не с первого раза сообразил, что не видит перед собой ни когтей, ни искривленных пальцев. Осененный внезапной мыслью, Женька резко затормозил, и развернув к себе лицом своего попутчика, изумленно уставился на едва различимые в темноте тонкие и правильные черты, которые уже начал забывать.

«Что с тобой? — проговорил Тихон и осекся на полуслове, прислушиваясь к своему голосу. В нем сейчас не было пугающей хрипоты, визгливых нот, и в целом он звучал тихо и приятно, так, звучал всю его долгую жизнь до момента обращения.

В Женькиной голове мелькнула мысль о дедовой траве, но мгновенно пропала, поскольку Тихон тоже почувствовал внезапные изменения. Он недоверчиво рассмотрел тонкие аккуратные пальцы, ощупал обросшее лицо и, не произнося ни слова, рванул к своей заброшке.

Женька едва поспевал за стремительно ускользающим в темноту братом, про себя гадая, в какой именно момент его обезображенный брат вернул себе прежние очертания. По всему выходило, что всему виной дым, в клубы которого так неосторожно влезла уродливая тварь.

«Ты снова красавец,» — потерянно проговорил Женька, когда они ввалились в тесную комнатушку и запалили одинокий фонарь, едва ли освещавший сотую часть невеликого пространства. Женька принялся заполошно рассказывать Тихону все подробности ночного свидания, боясь упустить детали. Он опасался, что Тихон посмеется над его россказнями, приняв их за всплеск нездорового Женькиного воображения, однако тот с искренним вниманием выслушал все, что касалось появления на берегу кладбищенского сторожа. Когда же Дергачев перешел к той части повествования, где упоминались странные видения, Тихон прервал его и задумчиво проговорил:

«Я знаю, что твориться в Нордсвилле, Женя. Я видел это в белом дыму. Я видел, как волки проникают в жилища и терзают в клочья ни в чем не повинных граждан. Но, знаешь, что обратило на себя мое внимание? Это были волки, несомненно, но я видел не волков. Это были люди, Женя. Преображенные люди. Я понял это по особенностям строения их уродливых туш, и еще, я видел, как сквозь их серые морды отчетливо проступают человеческие лица. Похоже, Нордсвиллу и правда нужна наша помощь»

Глава 24.

Тварь визжала и царапалась, стараясь ухватить Женьку за ногу. Тот изо всех сил уворачивался от кривых когтистых лап и с тоской вспоминал утро нынешнего дня.

На рассвете они с Тихоном выбрались из своей каморки, отправляясь на еженедельную охоту. Так они оба стыдливо называли грабительские вылазки к заброшенным торговым точкам, где пополняли свой продовольственный запас. Тихон, волшебным образом вернувший себе прежнюю красоту, уже не демонстрировал пренебрежительного «фи» в адрес Варвара, чей облик время от времени приобретал хозяйственный Дергачев. Высокие задачи требовали решительных мер, как говаривал когда-то незабвенный друг детства, и Женька, придерживаясь этого справедливого постулата, наловчился утаскивать из-под носа тоскливых продавцов торговых павильонов коробки с концентратом. Вообще-то, с недавнего времени было принято на законодательном уровне честно обменивать разные бытовые предметы на крохотные емкости со жратвой. Это считалось нормальной практикой и приравнивалось к правилам этикета. Деньги давно вышли из употребления, навсегда потеряв свою ценность, и совестливые граждане таскали в торговые точки всякий ненужный хлам, еще сохранившийся в стремительно разоряемом хозяйстве. Дергачев не придерживался этикета, отчасти потому, что таскать на обмен ему было совершенно нечего, а жрать нестерпимо хотелось. Тихон первое время тяжко и осуждающе вздыхал, наблюдая за вороватым братом, но, смирившись с суровой необходимостью, постепенно втянулся в процесс и теперь с видимой охотой составлял Женьке компанию в незаконных нападениях на продуктовые ларьки. В условиях тотальных проверок и участившихся нападений диких, им невероятно везло всякий раз возвращаться в свой подвал целыми, здоровыми и нагруженными недельным запасом отвратительного месива, именуемого едой. Последнее утро выдалось откровенно неудачным во всех отношениях. До торгового павильона магазинные ворюги протоптали дорогу, которую могли преодолеть с закрытыми глазами. Она всегда была пустынна и тиха, поскольку брала свое начало от необитаемых заброшек. Однако именно сегодня на пути Женьки и Тихона выросли бравые бойцы охранения и проявили неуемное любопытство в отношении правомерности перемещений по территории подведомственного объекта. Так или почти так сопроводили свое появление огромные туши, облаченные в невзрачную серую робу. Женька ничего не понял из столь занудного приветствия и, вежливо кивнув, ловко вывернулся из захвата. Стараясь не прислушиваться к тут же озвученным репликам, Дергачев помчался по улице, петляя между стихийно накиданных свалок. Тихон не стал бросать приятеля и рванул за ним, оставив обалдевшую охрану тупо пялиться им вслед. Потерявшие деловую хватку стражи безопасности, спустя вечность бросились было следом, однако внезапно возникшие в переулке твари вынудили их сменить маршрут и уделить внимание представителям новой расы. К слову, за последний месяц активность тварей возросла, и приобрела пугающие оттенки. Если раньше нахальные, но осторожные уродцы могли по одиночке нападать на зазевавшихся граждан и торопливо расправляться с ними на месте, то теперь они предпочитали делать собственные продовольственные запасы, похищая соотечественников и утаскивая их в укромные уголки. Эта информация долгое время никем не воспринималась серьезно и периодически обрастала совсем уж неправдоподобными нюансами. Поэтому Женька не верил в сплетни и слухи, продолжая держаться от диких подальше и таская в кармане неизменный нож. Оторвавшись от преследователей, беглецы решили отложить неправомерные действия до более благоприятных времен и вернуться на побережье. Тихон весьма аргументированно донес до разочарованного Дергачева свое видение ситуации и тут же был сбит с ног неожиданно появившейся тварью. Та крепко вцепилась Тихону в спину и угрожающе зарычала. Женька привычно всадил в уродца свое оружие, однако тварь не оценила оказанного внимания, и, огрев легкую добычу по голове огромной лапой, ловко скрутила ей руки и поволокла по улице. Женька пару секунд смотрел вслед резво удаляющейся твари, после чего подавив нарастающую панику, рванул следом, выручать брата. Тварь перемещалась быстро и стремительно, а свою ношу и вовсе не рассматривала как нагрузку. Женька сумел пару раз пырнуть обнаглевшую тварь ножом, но видимого успеха не добился, поскольку та, достигнув какого-то жилого дома, ловко нырнула в подвал, утаскивая безвольно болтающегося Тихона с собой. Женька прыгнул следом и тут же был схвачен другой тварью, притаившейся в сумраке лестницы. Это обстоятельство немало удивило Дергачева, но развить эмоцию не успело, поскольку тварь несильно приложила очередную добычу по голове и лишила Женьку способности к анализу.

Женька очнулся в сером сыром подвале, куда запасливая тварь сгрузила свой будущий ужин. На Женьку со всех сторон нависали сырые, покрытые влажной плесенью, ледяные стены, а рядом, на бетонном полу, в неудобной позе валялся Тихон. Он был без сознания, но видимых повреждений и ран не имел. Женька торопливо принялся трясти за плечи невезучего добытчика, пытаясь возвратить его в действительность.