– Ты уверен, что я гожусь на роль эксперта? – спросил я.

– Федор, минуту назад ты уверял, что отлично разбираешься в нейросетях. Или нет?

В голосе Вышинского послышалось раздражение. Это меня испугало. Я вспомнил о предложении директора вложиться в мой стартап и с болью осознал, что все уже решил. Мне нужны были эти деньги.

И я быстро сменил тему разговора.

– Так это код нейросети?

Вышинский кивнул. Потом вспомнил о чем-то и помрачнел.

– Правда, есть одна сложность, – сказал он.

Я напрягся, ожидая новых моральных дилемм. Но сложность, о которой обмолвился директор, была технической.

Оказалось, что код написан на незнакомом языке программирования. На языке программирования Leader. Как объяснил мне Вышинский, автор программы создал этот язык сам.

– И если я погуглю…

– Там ничего нет. И все, что я тебе сказал, только между нами, да?

Когда директор напомнил о секретности задания, я снова испугался и посмотрел на его часы.

– Дима, мне нужно задачу закрыть. Ты сам просил.

Я, конечно, соврал. Никакой задачи у меня не было. Но Вышинский среагировал точно.

– Делегируй, – сказал он.

И сделал последнюю попытку уговорить меня по-доброму:

– Слушай, это просьба, скажем так, особого рода. И задача очень сложная. Но проблем у тебя не будет. Правда. Иначе я бы не просил.

До разговора с Вышинским я держал в голове только одно: как бы не забыть в офисе свою кружку и сменную обувь. Но директор предложил задачу. «Задачу особого рода». И не кофе, печенье и ДМС, а инвестиции в мой бизнес.

«Инвестиции, самые настоящие инвестиции!» – повторил про себя я. Инвестиции тогда, когда и стартапа еще нет.

Пользуясь тишиной, Вышинский безапелляционно встал и направился к двери:

– Ты же программист. Просто глянь код. Окей?

«К тому моменту, как я понял, что готов провести с ней многие и многие годы, она была замужем и уже несколько лет возглавляла список недоступных мне женщин.

Именно поэтому, наверное, не казалось странным, что всю нашу совместную жизнь меня не оставляло впечатление, что она рядом не потому что должна быть, а по какой-то случайности, рикошетом отлетевшая в мою сторону.

И только потому что кто-то другой ее не удержал, я думал, что так же не смогу ее удержать. Даже будь я самым-самым».

Когда Вышинский пообещал вложить деньги в стартап, я подумал о Марине. Представил, как она обрадуется, воодушевленно пересчитает мои шансы на успех.

Но я ошибся. Жена не собиралась славить удачу. Она снова и снова расспрашивала меня о случившемся. А потом, когда суть договоренности с директором стала ей ясна, задала прямой и самый важный вопрос. Вопрос, которого я боялся и старательно избегал: «Почему директор не сделает все официально?»

Марина не спрашивала. Она намекала. На возможные последствия моей работы. При этом безнравственность задачи ее не беспокоила. Моя жена не видела в расшифровке чужого кода преступления норм морали. Она считала соглашение с Вышинским «малоперспективным», а поведение директора – «малообещающим».

Казалось, все слова, что она произносила, начинались с корня «мало-». Как будто я мало старался, чтобы ее обрадовать.

Марина сыпала вопросами, на которые у меня не было ответов: «Что будет, если ты не расшифруешь код? Или будешь расшифровывать слишком долго? А вдруг Вышинский передумает инвестировать! Вы с ним хоть какой-нибудь договор подписали?»

– Это просто одолжение, – сказал я, пытаясь как можно скорее закончить разговор.

– Это просто ерунда, – припечатала Марина.

Она вытащила из бумажного пакета то ли новый плед, то ли новое покрывало, и, не отрывая бирку, прикинула к дивану. Я невольно поморщился: ткань выглядела дорого.

Декорировать квартиру было любимым занятием моей жены. Она часами рассматривала фотографии интерьеров, следила за поступлениями в магазины дизайнерской мебели и постоянно покупала новые тряпки, подушки, корзинки, подсвечники, ящички и прочую дребедень. При этом Марина предпочитала натуральные ткани и материалы, и большая часть нашего бюджета уходила на это хобби. Я уже намекал жене, что денег на подобные траты у нас нет, но она не хотела меня слышать.

Пока я с раздражением рассматривал обновку, Марина спросила:

– Так почему все тайно? Вышинский что, украл этот код?

Я не мог не согласиться, она была права. В то время, как интернет пестрел различными предложениями о профессиональной оценке кода, директор обратился не к специалистам, а к человеку, который прошел курсы. Ко мне.

– Наверное, не украл. Он же не дурак, – сказал я.

– А ты? Ты не дурак? – спросила Марина, буравя меня глазами.

Я вскипел.

– Ты понимаешь, что он денег даст на стартап!

– Сколько?

Точных цифр у меня не было. Я уклончиво ответил: «Много».

Марина внимательно на меня посмотрела. Наверное, старалась обнаружить признаки вранья. Или глупости. Но вскоре бросила попытки и снова обратила внимание на плед.

– Мы и сами можем вложить, – беспечно сказала она и отошла от дивана, чтобы оценить, как смотрится обновка.

– У тебя есть что вложить, а я не знаю? – спросил я.

И тут же получил в ответ претензию: «Почему ты так к этому относишься?» И вдогонку уточняющую: «Почему без энтузиазма?»

– Энтузиазм где-то на деньги обменивают? – спросил я.

– Можно кредит взять. Для малого бизнеса. Или какие там бывают.

– А какими деньгами отдавать?

Марина подошла к дивану и рывком сняла с него плед. Затем скомкала его и кинула обратно в бумажный пакет. Направилась к двери.

Вид ее спины меня встревожил. Каждый раз, когда Марина отворачивалась, чтобы уйти посреди разговора, меня охватывал страх, что она уйдет не только из комнаты, но и из квартиры. Из дома. Из моей жизни. Я боролся с острым желанием подбежать к ней и с силой развернуть к себе.

– Он мой начальник. Что я должен был, отказаться? – крикнул я.

Жена как будто забыла, что я все еще работал на Вышинского. Пусть и последние две недели.

Марина резко обернулась. Скривила красивое лицо и передразнила: «Он мой начальник. Что я должен был, отказаться?»

А потом приняла серьезный вид. Будто собиралась раскрыть мне глаза на правду. Сказать, что на поручение Вышинского может уйти не одна неделя, и, зная это, я просто откладываю вступление в руководящую должность в стартапе. Что я не хочу оформлять и подписывать документы, разрешать бюрократические и организационные проблемы, писать должностные инструкции, нанимать сотрудников, а потом терпеть войны между Project-менеджерами и бизнес-аналитиками, бизнес-аналитиками и программистами, программистами и тестировщиками. И, что самое главное, я ни за что не хочу нести ответственность.

Марина не произнесла ни слова из этой речи, но то, что я вообразил, было так убедительно, что я разгорячился и так же мысленно продолжил с ней спорить.

Я, может, и правда, откладывал запуск стартапа. Но совсем по другой причине. Я сомневался в своей бизнес-идее. А точнее, во всех своих бизнес-идеях.

С самого начала профессиональной деятельности я сталкивался с различного рода проблемами, до сих пор не решенными моими коллегами. Я записывал задачи в блокнот, чтобы выполнить впоследствии. Но, готовый к работе, заглядывал в этот список и не испытывал вдохновения. Ни одна моя идея не решала мировых проблем человечества. Ни одна не была настоящим прорывом.

К тому же, меня беспокоила мысль об аналогах. Еще не приступив к работе над проблемой, я боялся, что подобная программа на самом деле уже создана. Или создается сейчас, в эту минуту. И, начав писать код, я потеряю время. Время и деньги.

Запустить стартап я мечтал давно. Но, даже решившись, неосознанно спешил и сознательно тормозил, спешил и тормозил. И ничего не делал.

Марина меня удивила. Оказалось, что совсем не об этом она хотела поговорить.