Если бы Ракшас вовремя не отклонился, ему бы рассекли висок и вовсе не из злого умысла, а из невозможности контролировать собственные движения. Брошенный золотой кубок упал на пол и некоторое время катился по каменным плитам, гулко звеня.
— Величайший, — аматья сделал ещё одну бесплодную попытку вразумить своего повелителя, — предатель не стоит того, чтобы вы так сильно убивались! Он подлец и готов служить Селевку, царю Аванти, Ассаки, Косалы — любому, кто больше заплатит. Такая вот мерзкая, ничтожная натура. Но хорошо, что вы узнали о том, каков он, раньше, чем вам причинили вред. Не стоило щадить его. Неизвестно, с кем он снюхается теперь, покинув вас, но в любом случае он не сумеет нанести удара в спину, ибо вы теперь знаете, каков он. Но забудьте же всё дурное! И прекращайте пить, а то придётся обращаться к лекарю. Лучше выйдите в сад, посидите в виноградной беседке или возле цветущего жасмина. В саду сейчас свежо и прохладно, светит луна, а вы уже пятый день из покоев не выходите. Даже во время больших праздников лекари больше четырёх дней кряду пить не советуют, а вы…
— Разве я не сказал тебе проваливать?! — голос Дхана Нанда вдруг стал опасным. — Я — император. Буду пить что хочу, когда захочу и сколько хочу! Ты мне не отец, не мать, не жена, чтобы учить жизни!
— Лучше бы и правда вы женились, Величайший, — не отступал Ракшас. — Сейчас утешились бы с супругой, и жизнь бы наладилась.
— Вон!!! — заорал Дхана Нанд, собираясь с силами и подскакивая на ложе. — Если я пьян и не способен подняться, это вовсе не означает, что я обязан выслушивать бред, который ты несёшь!!! Убирайся к себе в комнату, пока я не выгнал тебя из дворца следом за Чандрагуптой!
Ракшас быстро поднялся на ноги, поняв, что уговоры не помогли. Он с сожалением посмотрел на своего повелителя, снова рухнувшего ничком, и собрался уже уходить, но в последний момент заметил странное. На противоположном краю постели самраджа, едва прикрытые покрывалом, лежали широкий золотой браслет и кольцо в форме пятилепесткового цветка. Вещи, подаренные мерзкому предателю, которые тот вернул, уходя.
«Зачем Величайший положил их рядом с собой? — изумлялся Ракшас, идя обратно в свои покои. — Эти украшения следовало отдать в переплавку или закопать в землю. А самрадж держит их в своей постели. Он разгромил комнату Чандрагупты, приказал сжечь его кровать, стол, посуду, одеяния — всё, чем предатель пользовался, живя здесь, но браслет с кольцом хранит, словно святыню. И о чём он только думает?!»
Но сколько аматья ни обдумывал этот сложный вопрос, удовлетворительного ответа он так и не нашёл.
====== Часть 5. Игра в благородство ======
Увидев Чандру на пороге, Стхулбхадра бросился обнимать друга за шею, горячо целуя того в обе щеки, орошая и без того мокрую накидку приятеля обильными слезами:
— Слава богам, ты жив! — причитал он. — Я уж и не чаял встретить тебя снова! Проходи скорее, я тебя накормлю.
Упитанный любитель вкусной еды засуетился, бегая по кухне. В мгновение ока Чандру усадили за маленький столик, поставив перед ним кхир, похлёбку из чечевицы, запечённую на огне рыбу, фрукты и сладости.
В животе у Чандрагупты заурчало, но вместе с чувством голода внезапно снова подступила тошнота. Казалось, от еды пахнет не пряностями и ореховым ароматом гхи, а воняет той мерзостью, которой пропиталось его собственное тело.
— Не могу, — отвернувшись от угощения, Чандрагупта попытался встать, но Стхул придавил его плечи обеими руками, вынуждая усесться обратно.
— Ешь, — сурово сказал он. — Я догадываюсь, что у тебя крошки не было во рту дня два, а то и больше.
— Правда, не могу, — пожаловался Чандрагупта. — Меня мутит.
— Тогда медленно выпей воды. Посиди. А когда тошнота уймётся, откуси кусочек ладду или возьми щепоть риса, — участливо посоветовал Стхул. — У меня так было однажды, когда я в детстве поел ядовитых ягод. Помнишь? Лубдхак меня еле спас тогда.
Чандра кивнул. Он помнил.
— Я долгое время не мог есть, потому что сильно отравился. А потом желудок отвык и не хотел принимать пищу, и я стал умирать уже от голода. Но Лубдхак стал кормить меня по крошке, и постепенно я выправился. И ты сможешь. Главное, чтобы было желание жить. Если его нет, всё тщетно. Но я хочу, чтобы ты жил назло врагам! Если я хоть немного дорог тебе, Чандра, поешь ради меня!
Спорить не хотелось. Чандрагупта отпил воды из глиняной чаши и прислушался к своим ощущениям. Тошнота улеглась. И тогда он решил отщипнуть кусочек ладду.
Не успел он наесться теми крохами пищи, которые решил себе позволить, как на кухню, словно яростный Ваюдэв, ворвалась Мура. Даже не заметив того, что Чандра еле сидит, бросилась на него прыжком, словно львица на добычу и притиснула к вздымающейся груди.
— Сынок!!! — заголосила бывшая махарани. — Да как же такое могло случиться?! Как этот изверг посмел тебя унизить перед Даймой, Ракшасом и братьями?! Ты отрёкся от родной матери, забыл о мести за смерть отца, бросил благороднейшего учителя, которому принёс клятву верности — и чем он отплатил?! — лицо Муры исказилось бешенством. — Ты всего лишь раз выпил вина с Селевком. Подумаешь, преступление! Он сам сколько раз хлебал с ним мадхвику! Так хлебал, что наутро выползти в сабху не мог! Я этим двум пьяницам лично бодрящие настойки приносила. Что ж он себя самого не выгонит вон, если пить с Селевком — дурное деяние?! Нет, ты ничуть не виновнее его, сынок!
— Матушка, прошу, — Чандрагупта попытался немного отстраниться от удушающих объятий. — Я всё ещё не слишком хорошо себя чувствую, а вы чрезмерно крепко держите меня.
— Да-да, — Мура расцепила руки, утирая слёзы, текущие ручьями из глаз. — Дай я на тебя взгляну! О, как ты осунулся… Зачем ты вообще оставил учителя и примкнул к этому тирану? Зачем жил так долго в том ракшасьем дворце? — допытывалась она, демонстрируя своими противоречащими друг другу утверждениями самую витиеватую логику в мире. — Чем царь так прельстил тебя? Не пойми меня неправильно, милый, я ни в чём тебя не обвиняю, хотя мне очень больно, что злобный изверг оказался тебе дороже родной матери, друзей детства и гуру. Возможно, ты просто притворялся перед ним, чтобы он поверил в твою преданность? Ведь притворялся? Я просто хочу понять, что на сердце у моего сыночка! Скажи мне.
Чандра вздохнул. Что ответить-то? Рассказывать матери о том, чем закончилось его распитие вина с Селевком и насколько тесной была «притворная» связь с императором, он не собирался.
Шаткар и друзья уже знали правду, и Чандре было стыдно смотреть им в глаза. Если ещё и матушка выяснит истину, ему такого не вынести. Кое-как он отговорился тем, что царю принёс клятву верности раньше, чем присягнул Чанакье, только в этом была причина преданности. Хотя, конечно, всё было с точностью до наоборот.
Мура сидела рядом и смотрела на него с состраданием, словно на тяжелобольного, чудом избежавшего смерти и с трудом идущего на поправку.
— Хочешь, покормлю тебя с руки? — с улыбкой предложила она.
Чандра неуверенно кивнул. Он не знал, хочется ему, чтобы его кормили, или нет. Но отвергать родную мать, пришедшую, чтобы поддержать его, казалось неправильным. В то же время всё его существо почему-то сопротивлялось присутствию этой женщины. Чандрагупта не чувствовал никакого притяжения к ней. Вопреки её признанию ему до сих пор не верилось, что Мура имеет к его появлению на свет хоть какое-то отношение.
Он взял с её ладони немного кхира, поблагодарил Стхула за ужин, а потом отправился спать на ту же циновку, на которой ночевал прежде. Мура ещё немного пошепталась о чём-то со Стхулом, Дхумом и Индрой, а потом ушла. Чандрагупта погрузился в сон.
Сновидение оказалось на редкость гадким.
Он видел себя в опочивальне Дхана Нанда. Император смотрел на него с ободряющей улыбкой, жестами побуждая снимать одеяния, и Чандра охотно выполнял то, чего от него ждали… Внезапно в комнату вошёл Селевк.