— Слушаюсь, — Бхадрасал вскочил, суетливо поклонился своему молочному брату, вытащил из замызганного узла, стоящего у его ног, прежние одежды Чандрагупты. — Вот, — с радостной улыбкой, словно сбылась его заветная мечта, Бхадрасал продемонстрировал всем вещи Чандрагупты. — Давно хотел выбросить, да всё забывал.

— Хорошо, что оставил, — Дхана Нанд по-прежнему смотрел куда угодно, но только не на своего отверженного возлюбленного. — Отдай ему, — презрительным жестом он указал на Чандрагупту.

Бхадрасал с усмешкой швырнул дхоти, накидку и незатейливый пояс в лицо юноше, стоявшему на коленях.

Чандрагупта не шевелился. Мысли снова исчезли, но на сей раз не по причине опьянения. Ему просто не хотелось жить.

— Ну что застыл? — рявкнула вдруг сварливым тоном Дайма. — Быстро возвращай самраджу то, чем он некогда одарил тебя, забирай свой хлам и проваливай! Мы вечно ждать не будем. Самрадж оказал нам милость, позволив увидеть, как он вышвырнет тебя вон, но у нас всех много дел и сидеть тут полдня мы не намерены!

Комок подкатил к горлу так близко… Сердце словно раздирали железными крючьями, вбивали в него наконечники стрел.

— Дхана, — только и смог прошептать Чандрагупта, — выслушай… Всё не так, как ты думаешь. Это не было предательством.

Вот теперь в лице царя вспыхнула такая ярость, что его утончённые черты перекосились, и он стал ужасен, словно великан-данав, вышедший на ночную охоту.

— Как ты обращаешься к императору, раб?! Совсем обезумел от вседозволенности?! Кто я, забыл?! Не смей отныне попадаться мне на глаза и возноси молитвы богам за то, что я не изрубил тебя на куски и не скормил шакалам, хоть ты всецело заслужил это!

— Я не предавал вас, — слова не шли с языка, но Чандра выдавливал их из себя, прекрасно зная: никто не станет его слушать, — ибо люблю больше жизни, хоть отныне вы не верите мне. Это была страшная ошибка, непростительная глупость, но не предательство. Я сам себя ненавижу за это.

Пусть остальные думают, что хотят. Пусть тот, кому эти слова предназначены, больше не желает отвечать, да и смотрит мимо… Если жизнь закончена, о чём сожалеть?

— Можете прикончить меня, — закончил Чандра свою покаянную речь, но то, что услышал в ответ, разбило его сердце на части окончательно и бесповоротно.

— Прикончил бы, да руки марать не хочется, — равнодушно процедил сквозь зубы Дхана Нанд. — Только вешья способна предлагать себя первому встречному за кувшин вина, но ты даже хуже вешьи. Она продаёт тело, а ты вдобавок ещё и душу. Селевку ты тоже говорил о преданности и верности, находясь с ним по ту сторону занавеси из муслина? Так ступай и живи в его дворце. Возможно, ему нужна продажная девка, а мне — нет. Свободен.

И тогда Чандрагупта понял: Дхана Нанд не просто знал о случившемся. Он своими глазами всё видел. Это было то, после чего оставалось только утопиться, либо сжечь себя заживо.

Ещё вчера он не вынес бы такого унижения: обнажиться перед теми, кто его с самого начала презирал и ненавидел, надеть взамен роскошных одеяний старое тряпьё, подаренное Лубдхаком, видеть ликование в глазах врагов и завистников. Сейчас ему всё происходящее было глубоко безразлично.

Он переоделся, равнодушно отметив, что стыдливая Дурдхара в последний момент всё-таки отвела взгляд, когда он развязывал дхоти.

Никто не сказал ему ни слова, когда он сложил к ногам царя парчовые одеяния и золотые украшения, а потом молча поклонился, повернулся спиной к собравшимся и направился к выходу.

Чандрагупта удалялся в полнейшем безмолвии. Идя по коридору, в глубине души надеялся, что вот сейчас следом выбежит кто-то из слуг, посланных за ним Дхана Нандом, и прикажет ему вернуться, но ничего подобного не случилось.

Он спустился по лестнице, пересёк площадь и вышел за пределы дворца. Ворота захлопнулись за его спиной. «Всё кончено, — стучало в висках Чандрагупты. — Отныне для меня всё кончено».

====== Часть 4. Отчаяние ======

Никакая вода не могла помочь смыть невидимую грязь. Яростно всхлипывая от ненависти себе, он тёр кожу мочалкой из сухой травы, но всё было бесполезно. Чужое засохшее семя словно намертво прилипло к коже. Тошнотворный мускусный запах ненавистного мужчины, который Чандрагупта ощутил вскоре после пробуждения, теперь преследовал его каждую минуту. Юноша нарочно растирал меж пальцев горькую полынь, найденную в лесу, запихивал в ноздри раздавленные цветки жасмина. Бесполезно. Он продолжал чувствовать то, от чего хотелось извергнуть содержимое желудка. Правда, в желудке со вчерашнего дня было пусто, как в хижине у аскета.

Стуча зубами после очередного омовения, неведомо какого по счёту, он вылез из реки, когда солнце уже клонилось к горизонту. Некоторое время, съёжившись, сидел на берегу, пытаясь обсохнуть. Последние лучи почти не давали тепла, поэтому одеяния так и остались наполовину мокрыми. Что делать дальше, не приходило в голову.

Заночевать в лесу, и пусть дикие животные разорвут его? Но воля к жизни оказалась сильнее. Ноги сами понесли его к единственному знакомому дому.

— Чего явился? — полусонный Лубдхак, зевая, открыл дверь и недовольно воззрился на Чандрагупту. — Помнится, я не так давно продал тебя новому хозяину. Вали к нему.

— Мне некуда валить, — честно признался незваный посетитель. — Прежде чем я найду новое жилище и другую работу, прошу позволить мне пожить здесь пять или шесть дней. Потом уйду. Обещаю работать честно и исполнять всё, что ты скажешь. Никакого воровства, клянусь!

— Ходили слухи, ты стал любимчиком самраджа. Неужели Дхана Нанд выгнал тебя? — Лубдхак явно глумился над своим бывшим рабом. — И тот вайшья, заплативший за тебя кучу монет, тоже вышвырнул?

Чандра ничего не ответил, однако по его лицу и так всё было ясно.

— Что ж, не удивлён, — продолжал издеваться Лубдхак. — Такого, как ты, долго при себе держать никто не станет. Это я проявил чудеса долготерпения, а тем, кто к тебе не привык, подобная добродетель недоступна.

— Прошу, дай мне убежище, — умоляюще прошептал Чандра. — Хотя бы на эту ночь. Завтра я уйду, отработав днём за свой ночлег. Сделаю всё, что скажешь. Буду выгружать товар или загружать на телеги, убираться в доме, возиться с мелкими пацанами, которых ты недавно купил…

— У меня хватает работников, — засмеялся Лубдхак. — После того, как ты с дружками вымелся отсюда, на вырученные деньги я нанял двух трудолюбивых юношей, которые с лихвой заменяют вашу разбойничью четвёрку, измотавшую мне нервы. Так что я вовсе не горю желанием вашего возвращения. Говорю, ступай куда хочешь, мне ты не надобен! Работа и без тебя будет сделана, а тратить воду и еду впустую я не намерен. Горелого чапати от меня больше не получишь, наглый бездельник!

Дальнейший разговор не имел смысла. Развернувшись, Чандра побрёл прочь. Теперь и в самом деле оставалось одно: вернуться в лес, позволив тиграм разорвать себя на части, либо сложить костёр.

— Эй, Чандра! — окликнул его вдруг кто-то, когда он уже удалился на некоторое расстояние от ворот Лубдхака.

Обернувшись, Чандрагупта еле различил в наступивших сумерках две до боли знакомые фигуры, прижавшиеся к стволу мангового дерева, росшего посреди деревенской улицы.

— Индра? Дхум?! — обрадованный юноша бросился навстречу друзьям и крепко обнял их, уткнувшись лбом в плечо Индраджалика. — Откуда вы взялись?

— Ну как, — растерянно пояснил Дхумкету, — ачарья сказал, надо ждать, что ты в ближайшее время отправишься сюда. Вот мы и караулили тут. Вчера Стхул ждал под этим деревом, а сегодня мы с Индрой. И дождались ведь, — он радостно улыбнулся.

— Но откуда ачарья мог знать заранее, что я приду к Лубдхаку? — похолодев, Чандра отстранился от друзей и с недоумением посмотрел на них. — Он же не умеет предугадывать будущее!

— Эм-мм, — Индра ковырял носком сандалии землю, — понимаешь, Майтри рассказала… Ну то есть, не нам, а ачарье… А мы услышали.