Поздоровавшись на выходе с «фрау фахтерша»Валерией Михайловной, Крис спрыгнул со ступенек, помахал рукой уходящим знакомым, поставил скейт и покатил вдоль дороги. Обычно дорога до Салли занимала полчаса, но парень надеялся управиться быстрее.

При выборе жилья год назад Салли выдвинул всего два условия. Первое – он хочет жить поближе к общежитию Криса, второе – рядом с квартирой должно быть место для его мотоцикла. И хотя Крис не был уверен, какое из условий было самым важным, они успокоили фрау Вайс. Анна решила, что в случае беды ее сын хотя бы не останется на улице ночевать. Она же робко предложила поселить студентов вместе, но Крис отказался: незачем тратить лишние деньги, да и Салли был отличным другом, но отвратительным соседом.

Рассекая по ровному тротуару и обгоняя пешеходов, Крис смотрел по сторонам и улыбался. В наушниках играла «Three Days Grace – Human Race», которым парень тихо подпевал.

Этот район на востоке Москвы нравился студенту, напоминал о родном округе Райниккендорф. Вокруг стояли невысокие, не выше пяти этажей дома, тянулись узкие улицы, не предназначенные для большого потока автомобилей. Чистые и светлые, они, как объяснила мать, сохранились с времен СССР. Крису всегда казалось, что в таких домах должны жить только счастливые люди, работающие ради какой-нибудь великой цели и всеобщего счастья. Временами попадались и новенькие блестящие новостройки, воплощение технического прогресса и будущего, но они меньше нравились Крису.

Заметив кирпичный трехэтажный дом с круглым смотровым окошком над входом, Вайс сфотографировал его и отправил матери: «Смотри, как наш».

Засмотревшись на заставленный фиалками балкон и размышляя, кто может жить в такой квартире, Крис едва не наехал на девушку с коляской. Пробормотав извинение, он медленно покатил дальше, запоздало поняв, что машинально извинился на немецком.

Дорога до дома Салли заняла чуть больше получаса. Заехав во двор, он увидел мотоцикл друга. «Kawasaki» стоял перед подъездом и словно следил за дверью узкими фарами. Спрыгнув со скейта, Крис, выключил музыку, поставил рюкзак на скамейку и закрепил доску на нем, затем вытащил телефон, собираясь звонить Краузу, но остановился, услышав свист.

На балконе третьего этажа появился Салли. Он помахал рукой, подзывая Криса, и сбросил ему два шлема и куртку. Затем перелез через перила, спустился, держась за них руками, и встал на перила нижнего балкона. Балансируя на тонкой балке, он переступил на навес над выходом, схватился руками за трубу и быстро спустился на землю. Пригнувшись, он быстро забежал под навес и поманил Криса.

Поддавшись панике, тот пригнулся и перебежал к другу.

– Что случилось?

Вытащив сигареты, Салли закурил, неторопливо убирая волосы в высокий пучок.

– Ты помнишь мой соседку?

– Фрау Варвар Иванов… на?

Варвара Ивановна была невысокой, полной, но очень активной женщиной, давно вышедшей на пенсию. Живя в одиночестве, она считала своим долгом присматривать за двором и соседями, из-за чего несколько раз громко скандалила с Салли: из-за мотоцикла, его курения или привычки выходить на балкон без футболки.

– Ты опять грубил старой фрау?

– Она пришла утром и звонила в дверь. Я спал, вышел голый и спросил «Was ist passiert? [Что случилось? (нем.)] Вы кричите на весь дом!». Она начала кричать еще громче. Я сказал ей замолчать, наверное, это было грубо, – глядя на всплеснувшего руками Криса, Салли нахмурился. – Я сказал на немецком. Вряд ли она знает немецкий.

Из подъезда вышел мужчина, хмуро посмотрев на парней. Из приоткрытой двери донеслось «Саврасий! Несносный мальчишка, ты меня до смерти доведешь! Колымага твоя весь дом отравила, ты меня сигаретами душишь! Саврасий!».

Прислушавшись, Крис выгнул бровь.

– Саврасий? Это ты?

Салли вздохнул и выбросил окурок.

– Это очень старая фрау, она уже глупая. Надевай защиту, поехали. Держи куртку.

– Мне не нужно, я поеду без куртки.

– Крис.

– Я надену шлем и не упаду.

Салли помотал головой и настойчиво протянул плотную куртку.

– Или куртка, или пешком. Ты видел, как падают без защиты.

Показав язык, Крис со вздохом надел плотную, неудобную, сковывающую движения куртку. Как и отец, Салли высоко ценил безопасность при езде на мотоцикле. Он даже отказывался возить девочек, если те были в юбках или отказывались от шлема и защиты.

– Куда поедем? – глядя, как Крис вертит в руках шлем, Салли вздохнул. – Что ты делаешь? Сперва Sturmhaube [Балаклава (нем.)], потом шлем. Тяни вниз, отец его под твою голову выбирал. Готово, завязывай.

– Завяжи сам, я не вижу и не помню.

Крис поднял голову, и Салли покачал головой. Присев, он быстро застегнул шлем.

– Удобно? Ты покрути головой, двигается?

– Все ок.

Кивнув, Крауз отточенный движением натянул подшлемник, убрав волосы, осмотрел шлем и натянул его, застегнул куртку, проверил перчатки. После он подошел к мотоциклу, обошел вокруг, проверил крепление и шины. Глядя на него, Крис вновь подумал, что, несмотря на безалаберность и несерьезное отношение к жизни, и отец, и сын Крауз очень внимательны, когда дело касается здоровья, особенно чужого.

– Перчатки?

Крис помотал головой, чувствуя, как шлем тяжело качается.

– Без перчаток я крепче держусь, – даже не видя лица друга, Вайс чувствовал, как тот нахмурился. – Салли, хватит. Когда я был в перчатках, то упал, потому что не мог держаться. Два раза упал. А без перчаток ни разу.

Махнув рукой, тот сел на мотоцикл и жестом показал за спину. Сев сзади, Крис изо всех сил вцепился в ручки по бокам. Обернувшись, Салли поднял визор.

– Если будут проблемы, стучи по правому плечу два раза.

Дорога до ВВЦ заняла не больше получаса, хотя Крис не смог бы точно сказать, как долго они ехали: то ему казалось, что они в пути уже сутки, то что они едва отъехали от дома. Вскоре он перехватил Салли за талию, стараясь держаться крепче. Красуясь на светофорах, тот резко газовал, и Крис боялся свалиться под колеса рвущегося потока машин. На одном из светофоров он внезапно обратил внимание на пристальный взгляд водителя справа, но удивиться не успел: за несколько секунд Салли оставил автомобиль позади.

Они проехали мимо невысоких домов, нырнули под эстакаду, нависшую сверху бетонной громадой, промчались по мосту над открытыми рельсами МЦД, проехали вдоль зеленого массива, должно быть, парка. Постепенно вокруг выросли советские высотки: серые и мрачные или красно-оранжевые кирпичные. Временами попадались церкви: светлые, разноцветные, какие-то воздушные и нарядные, но Криса они мало интересовали. За прошлый год он увидел десятки, а то и сотни храмов в Москве.

Внезапно Салли похлопал друга по руке и показал направо. Они проезжали мимо высокого дома, стоящего на нескольких узких V-образных подпорках. Удивленный Крис проводил его взглядом, затем поднял голову и едва не упал. В доме было больше двух десятков этажей, но он стоял на тонких, хрупких ножках! Даже стоящая через несколько метров громадная скульптура мужчины и женщины, которые что-то держали в вытянутых руках, не произвела такого впечатления.

Салли что-то проворчал, но из-за шлема Крис ничего не разобрал. К счастью, они вскоре проехали вдоль воздушной линии метро, нырнули под нее, заехали на парковку, и Салли смог, сняв шлем, высказаться.

– Ты дурак? Нельзя вертеться при езде, можно упасть!

– Ты видел дом там, сзади? Он стоял на штуках, вот таких, – подняв визор, Крис с горящими глазами показал на руках, какими именно были подпорки. – Высокий, огромный дом стоит на…

– Это «дом на ногах», – усмехнулся Салли, видя замешательство Вайса. – В Москве несколько домов с ногами, их называют… Сейчас вспомню, дом на ногах курицы, кажется так. Еще мы проехали скульптуру «Рабочий и колхозница» – вон она стоит.

– Что у них в руках?

– Серп и молот. Это советская скульптура, ее построили почти восемьдесят лет назад.