Утро в Лондоне было как всегда сырым и туманным, темным, холодным, по-настоящему осенним. Будильник разбудил Рея в половину шестого, как всегда, но почему-то сегодня встать было особенно трудно. Рей сел на кровати, пытаясь вспомнить, что ему снилось, но ничего, кроме ощущения западни он не помнил. Удушающее чувство несвободы, тесной клетки. Отогнав остатки сна, парень вздохнул и встал, вздрогнув, когда холодный пол обжег ступни. Рей тут же подошел к термостату, прибавляя отопление. Нужно было разогреться, и он торопливо оделся, не забыв про шерстяные носки.

Первые движения из разминки он, казалось, делал на автомате, пока тело просыпалось, но потихоньку ритм становился четким, и через сорок минут, когда в окне стала видна улица вместо его отражения, Рей уже закончил разминку и теперь растягивался. С танцами всегда так, они становятся частью всей жизни, и, если это балет, как это было у Рея, то они были всей его жизнью с малых лет. Так проходило каждое его утро – ранний подъем, час на занятия, душ, завтрак, сборы, дорога в театр, где с утра уже шли репетиции. Осенью было всегда больше напряженной работы, начинался сезон, и вся труппа была в предвкушении новых постановок и ролей. Рей был хорошим танцовщиком, но главных ролей ему не давали, да и премьер у них был отличный, он им искренне восхищался.

Танцевал Рей с шести лет. Для балета это было довольно поздно, к тому же паренек пришел из спортивной гимнастики. Еще он был из трущобного Ист-Энда и понятия не имел, что такое плие и баллон. Он хорошо помнил тот смотр, куда его притащила мать – балет всегда был ее мечтой, и помнил, как его тормошили туда-сюда, заставляли прыгать и гнуться во все стороны. Он, кажется, не понравился никому, кроме одной женщины, которая была строже и жестче всех. Она больно гнула его спину, стопы и доказывала остальным, что потенциал есть.

– Вы посмотрите, какие сильные ноги! Да, худой, мышцы еще нарастут, но он легкий! И гибкий! А стопы, смотрите, это же классика, – говорила она, больно вывернув ступни маленького Рея. – И он молчит, пока остальные бы пищали и ревели, просясь к мамочкам. Научится, если чего не знает. Мы его берем.

Это Рей хорошо помнил до сих пор. И был благодарен мисс Харкер, за то, что ей удалось убедить остальных. Это уберегло его от трущоб, это обрадовало мать, и это дало ему дело, которым ему нравилось заниматься. Что поделать, в конце концов, больше он ничего не умел. Со учебой не сложилось, да и смысла теперь в ней не было. Какая учеба, если у тебя репетиции с утра до ночи?

Рей не заметил, как за этими мыслями и воспоминаниями прошло утро, он уже был одет, и сумка собрана, и оставалось самое трудное – завтрак. Мать, почему-то никак не могла уложить в голове, что балет и еда несовместимы, и каждое утро готовила плотный завтрак, из которого Рей с трудом съедал одно яйцо всмятку и выпивал полчашки кофе. Если съесть чуть больше, его начинало тошнить. Но каждое утро повторялось одно и то же. Сегодня пришлось съесть еще и тост, так как мать начала плакать, ведь она старалась.

Услышав, что часы пробили восемь, Рей просто сбежал, боясь опоздать, и уже в метро остро ощутил тяжесть и тошноту. И это было очень некстати в день открытия подготовки к сезону нужно было быть в форме. И пока Рей трясся в метро, он ощущал, как ему нехорошо. Выйдя на улицу, он немного взбодрился холодным воздухом, и дурнота отпустила, он надеялся, что в театре все совсем пройдет.

На крыльце уже собралась небольшая толпа таких же ранних пташек, в основном девушек, которые хмуро ему кивнули. Двери театра открыли, они, наконец, попали в тепло и тут же в репетиционном зале, не стесняясь друг друга, стали переодеваться, натягивать пуанты и балетки, которые были помягче. Рей сел в уголок и стал аккуратно заклеивать и бинтовать пальцы и стопы, пока подтягивался остальной народ из труппы.

– Привет, – сначала рядом с Реем мягко упала сумка, а потом еще более изящно опустился ее обладатель. – Что-то ты бледный, – Льюис чмокнул друга в щеку и занялся тем же самым, что и его друг.

Льюис был единственным другом Рея в труппе. В балете всегда так, есть иерархия, пчелиный улей. Есть королева и ее пчелки-завистницы, которые восхищаются, а за глаза только и делают, что говорят гадости и ждут, когда трон освободится. За годы учебы Рей видел всякое, и драки с вырыванием волос, и подсыпанный сахар в пуанты. Девушки были злее, среди парней было попроще. Конечно, конкуренция была, не без этого, были еще и любовные разборки – почти все в труппе были бисексуальны, а уж Льюис и вовсе, казалось, перетрахал всю труппу. Кроме Рея, правда. Но у них были и совсем другие отношения.

– Привет. – Рей улыбнулся ему, получив поцелуй и пожал плечами. – Не знаю, вроде все нормально. Ты как? – спросил он, надев балетки и разминая стопы, поглядывая на зал. Все были в страшном возбуждении, как и всегда перед началом сезона.

Своим мерным жужжанием зал сейчас напоминал пчелиный рой – все переодевались, переобувались, растягивались, разогревались, не переставая при этом обсуждать предстоящий отбор.

А обсудить было что – величайший постановщик современности – Дилан Демидов – потомок русских эмигрантов, он настаивал именно на таком твердом произношении, сегодня должен был проводить отбор в новую постановку.

Никем пока незамеченный, Дилан двигался по краю зала, в тени, оставаясь лишь неясным силуэтом, и присматривался к парням и девушкам, юным дарованиям и бездарям, прикидывая и решая, кто займет место в его постановке.

Ею он грезил лет с пяти, когда в Нью-Йорке впервые увидел на сцене Михаила Барышникова. Уже на следующий день бабушка отвела его в балетную школу. И хотя его родители с сомнением отнеслись к этому "увлечению", ее авторитет был непререкаем. Именно из-за нее Дилан мечтал о гастролях в России, и сейчас его агенты вели переговоры с принимающей стороной.

Но до этого было еще далеко. Сейчас гораздо важнее было сделать так, чтобы вот эти вот юноши и девушки смогли воплотить образ, продуманный Диланом до мельчайших подробностей.

Задержав взгляд на премьере этой труппы, он оттолкнулся спиной от стены, сделал несколько шагов вперед, выходя из тени, и хлопнул в ладоши. Все звуки тут же стихли, танцоры обернулись к источнику звука, и под потолок взлетел всеобщий вздох изумленного восхищения.

– Доброе утро, – негромко поздоровался Дилан. – Меня зовут Дилан Демидов.

Рей надел шерстяные гетры и поднялся, потягиваясь. И только он успел встать к станку, как резкие хлопки привлекли внимание, и зажгли яркий свет. По труппе прокатился шепоток, и Рей тоже искренне удивился. Говорили, что сменят постановщика, но про Демидова никто не упоминал. Он был фактически живой легендой, и паренька снова слегка замутило от переживания. Вдруг он совершенно не впечатлит нового постановщика?

– Я отлично, – Льюис улыбнулся сытой, довольной улыбкой, выдававшей, что ночь он провел не один. Да он и не собирался этого скрывать, выложил, что познакомился вчера в клубе с регбистом с просто "волшебным" членом. Как обычно, успел позвать Рея с собой.

Наверное, Льюису можно было бы позавидовать, если бы он по жизни не был настолько простым парнем. Он никому не завидовал и танцевал, как сам говорил, исключительно для собственного удовольствия.

– Надоест – пойду на завод, машины собирать, – не раз говорил он.

Но пока не надоело. И хотя премьером он не был, роли всегда получал не самые последние – Меркуцио, Гораций, Себастьян и тому подобные.

Сейчас, несмотря на то что успел пожаловаться на боль в заднице, он легким прыжком поднялся на ноги и развернулся к источнику звука.

– Ого, Демидов! – прошептал он, округлив глаза и ощутив, как дырочка запульсировала – перед этим мужчиной хотелось раздвинуть ноги немедленно.

– Не буду хранить интригу и сообщу, что ставить мы будем "Сон в летнюю ночь", – Дилан медленно шел по залу, глядя на каждого по очереди. – Если кто-то не в курсе событий, искренне советую почитать, – продолжил он. – И, главное, постановка будет новаторская, и в финале Елена будет с Гермией, а Лизандр с Деметрием.