Все замолчали. Тишину прервало тявканье Василисы и появление в столовой двух совершенно одинаковых мужчин в костюмах цвета хаки, дутых куртках и вязаных шапках – мужья Соньки и Юльки явились за своими благоверными.

– Пойдем домой, – одновременно сказали они, переглянулись и снова синхронно продолжили. – Дети орут и скачут, сил нет.

Корзинкина и Дубинкина, ворча, поднялись со своих мест, переоделись в успевшие высохнуть вещи и отправились восвояси. Мама, обычно провожавшая гостей, сейчас сидела, о чем-то задумавшись.

– Что с тобой? – спросила я и обняла ее.

– Папу предал кто-то из близких, – глухо сказала она. – Возможно, я до сих пор продолжаю улыбаться этому человеку и считать его другом. От этой мысли мне не по себе.

– Папа, ты купишь мне мороженое? – маленькая девочка в красной курточке с вышитым зайчиком настойчиво потянула за рукав красивого брюнета.

– Конечно, – улыбнулся он и постучал в синюю дверь с табличкой «Закрыто».

– Володя! – укоризненно возразила его жена. – Какое мороженое? Во-первых, сейчас его нет в сельпо, а, во-вторых, холодно! У Евы заболит горло.

Мужчина и ребенок переглянулись и лукаво подмигнули друг другу. Створка отворилась, и наружу высунулось круглое хмурое лицо продавщицы Зины.

– Кто там?! – рявкнула она на автопилоте, но, узнав семью Подольских, немедленно расплылась в улыбке. – Владимир Яковлевич, здравствуйте! Входите скорее. Думала, опять кто-то из конторы за хлебом прибежал. Во народ! Каждый день в одно и то же время закрываемся – никак не запомнят! Я вам все отложила: и конфетки, и вафли, и торт. Вчера печенье привезли, вы не просили, но…

– Зиночка, вы просто чудо, – с благодарностью ответил Владимир, и сердце продавщицы ухнуло куда-то вниз, а потом подскочило и заколотилось у горла.

Председатель колхоза был хорош, как киноактер: высокий, статный, с правильными чертами, жгучими карими глазами и белоснежной улыбкой. К необыкновенной красоте прилагались острый ум и широкая душа. Муж Зины был вторым секретарем райкома партии, и они с Подольскими дружили семьями. Однако жена Владимира Яковлевича ей совершенно не нравилась. Роза Алексеевна походила на английскую аристократку, которую каким-то чудом занесло в глухое советское село. Она всегда вела себя вежливо, даже приветливо, но отстраненно: не перемывала кости знакомым, не ходила в баню по субботам с другими женщинами, чтобы попариться, выпить немного и поболтать, не заводила подруг. Роза любила читать и нахваталась из книг сложных слов и речевых оборотов. Зину буквально перекашивало, когда она слышала, как Подольская беседует с ленивой и глупой почтальонкой:

– Танечка, где мой журнал?

– Какой? – делала круглые глаза девица.

– На который я подписана. Он должен был прийти, неужели задержали?

– А-а-а, – тянула бестолковая Таня. – Был, был журнальчик! Просто я его забыла, когда сумку собирала. Сейчас разнесу почту и на обратном пути вернусь к вам с «Роман-газетой», хорошо? Уж извините, совсем разум потеряла: начальница вечно орет, муж каждый день пьяный, на ребенка в саду жалуются…

– Ничего страшного, дорогая, – отвечала с улыбкой Роза, вежливо, но непреклонно прерывая долгое повествование о несчастливой жизни. – Вы меня очень обяжете, если занесете издание ко мне на работу.

Зина предпочитала скандалить с почтальонкой, стыдить ее за халатное отношение к обязанностям и пугать жалобами, но все заканчивалось тем, что Таня начинала хамить в ответ, и за корреспонденцией приходилось идти самой. Розу же она почему-то побаивалась, хотя та вела себя крайне любезно.

А еще у Подольской было много красивых нарядов: платья, костюмы, юбки, кофточки. Зина, набравшись храбрости, предложила ей:

– Я могу достать для вас любые продукты, мой брат работает на заводе. Там есть почти все: колбасы, молочка, кондитерские изделия. А вы познакомите меня со своей портнихой, согласны?

– Разумеется, – усмехнулась Роза Алексеевна. – Никакого секрета нет, для меня шьет соседка Лидочка.

– Я ее знаю, – разочарованно отозвалась продавщица. – Она служит в ателье закройщицей, мы все заказываем у нее одежду и, посмотрите, в чем ходим.

С этими словами Зина покрутилась перед Подольской, демонстрируя мешкообразное серое платье.

– Я сама рисую нужные модели и составляю выкройки, – снисходительно пояснила жена председателя. – Остается только сшить.

Зина рассердилась, но скрыла недовольство. Она тоже кое-что смыслила в конструировании нарядов, но не хватало то ли фантазии, то ли вкуса, чтобы придумать нечто оригинальное. Тем не менее, уговор дороже денег, поэтому пришлось откладывать для Подольских дефицитные продукты. Кроме того, Владимир Яковлевич вызывал только положительные чувства, и Зиночка стремилась ему угодить. Она подошла к холодильнику, вынула оттуда застывший брикетик мороженого и вручила Еве, с наслаждением отметив, как вытягивается лицо Розы.

– Брат приезжал, привез небольшую партию, – улыбнулась продавщица. – Они уже готовятся к 7 ноября.

– Ах, вот оно что, – пробормотала Подольская и ворчливо приказала дочери. – Ешь аккуратно! И оставь половинку Жене.

– Владимир Яковлевич просил пять штук, – заявила Зиночка и завернула еще четыре упаковки в шуршащую коричневую бумагу. – У вас намечается какой-то праздник?

– Офелия возвращается, – с нескрываемой радостью ответила Роза. – Она устроилась на работу в Ленинграде и уже может забрать к себе детей.

Продавщица понимающе покачала головой. Офелия Саркисян – молодая вдова, год назад она приехала сюда с двумя сыновьями и отчаянно нуждалась в деньгах. Владимир Подольский немедленно оказал ей материальную помощь, отправил учиться в какой-то ленинградский техникум и взялся присмотреть за мальчишками. Мнения жены по этому поводу он, естественно, не спросил, хотя забот у нее с тех пор прибавилось.

Если бы зиночкин муж выкинул нечто подобное, она бы непременно устроила запоминающийся скандал. Но ее супруг Алексей был спокойным, интеллигентным, рассудительным человеком, долго и тщательно обдумывал каждое решение. Зиночка очень ценила в нем это качество, однако с радостью предпочла бы взбалмошного Подольского, представься ей возможность выбирать.

– Мне нужно кое-что сказать вам, Владимир Яковлевич, – она понизила голос и схватила председателя за рукав.

– Слушаю, – вежливо улыбнулся тот.

– Наедине, – выпалила продавщица и, осознав, как странно это прозвучало, добавила. – Насчет братьев Лим.

Подольский посерьезнел и пошел вслед за ней в подсобное помещение, заваленное пустыми деревянными ящиками.

– Они говорят вам, – без предисловий перешла к делу Зиночка. – Что из-за неурожая не могут сдать овощи, но это вранье. Их продают из-под полы за бешеные деньги.

– Откуда вы знаете? – спокойно спросил председатель.

– Потому что старший, ну этот, как его…Чихун, вот!

– Чхун, – поправил Владимир.

– Да, точно. Он приходил ко мне и просил всех, кто хочет купить лук или картошку, отправлять к нему. Назвал цену – 20 рублей за килограмм, вы представляете?

– Как же он не побоялся заявиться в магазин с таким предложением? – прищурился Подольский.

Продавщица покраснела и замялась, силясь придумать нечто убедительное. Ну не рассказывать же, что изначально она собиралась поучаствовать в преступной схеме и даже обозначила, какой процент от выручки ее устроит, но внезапно решила предупредить председателя, поддавшись какому-то необъяснимому чувству нежности к нему.

– Ладно, – усмехнулся Подольский, считав с ее лица всю информацию. – Спасибо, Зиночка, я разберусь.

– Только я не знаю, где они прячут продукцию, – пролепетала она, смутившись.

– Зато я знаю, – уверенно ответил он и вернулся в торговый зал.

Чета Подольских попрощалась и ушла. Глава семейства казался абсолютно невозмутимым, но продавщица знала его достаточно хорошо и забеспокоилась. Она наспех собрала вещи и поспешила домой, надеясь, что ее муж уже успел вернуться с работы.