С этими словами Кай бросился на стоящее перед ним чудовище и мир тут же рухнул вокруг него, как стены здания под снос. Пропало кровавое поле, исчез отвратительный фантом. Вернулась привычная темнота. Вернулась боль в избитом теле. Но Кай приветствовал их почти с ликованием. Его боль и тьма были послами реальности, в которую он смог вернуться, вырвавшись из ментального плена катахари.

И было еще кое-что: дух полностью вышел из тонкого мира. Руки Кая сомкнулись на текучей, но плотной массе. Плоть катахари, как бы он ни выглядел, была ледяной и обжигающей в одно и то же время, и боль до костей пронзила руки Кая от одного прикосновения. Но это было прикосновение. А Кай с юных лет придерживался мнения о том, что если можешь к кому-то прикоснуться, значит, можешь его убить.

Пальцы Кая нашли рукоять трезубца и прохладный металл лег в его израненную ладонь как влитой. Кай закричал, изо всех сил, из глубины своего естества, срывая голос – и одновременно занося руку со смертоносным оружием.

Но рука не сдвинулась с места. Кай полностью перестал её чувствовать, как будто её не было. Он задохнулся криком, лихорадочно слушая свое запутавшееся тело. Через миг рука вернулась, Кай начал чувствовать её – но не мог заставить её двигаться.

И тем не менее, она двигалась. Но не по воле Кая. Что-то другое, чуждое, управляло вышедшей из-под контроля рукой. Кай зарычал, пытаясь совладать со взбунтовавшейся конечностью, но ничего не получалось. Рука, сжимающая сай, продолжала свое упрямое движение. Только двигалась она не в сторону катахари. Лезвия трезубца метили в самого Кая.

Кай до боли сцепил зубы, чувствуя, как слюна в его рту сменилась кровью; ухватил мятежную руку второй рукой, пытаясь затормозить её – без толку. Лезвия приближались медленно, но неумолимо. Мигнула и погасла в его голове чужая мысль: “И это все, что дал тебе величайший из князей преисподней?”

А потом пришла боль. Лезвия вонзились в тело, пробивая ребра, разрывая внутренние органы. И только когда острия трезубца показались из спины Кая, проткнув его насквозь – только тогда, как насмешка, вернулся и контроль над собственной рукой.

Холод подступающего небытия вкрадчиво потек по венам. Ноги подкосились и Кай с глухим, слегка удивленным стоном осел на колени. Он слышал вой демона в своей голове – но Астарот очнулся слишком поздно, Кай знал это.

Онемение расползалось по телу, от кончиков пальцев и дальше по рукам, к груди, к поврежденному сердцу. С тихим бульканьем вздулся кровавый пузырь в уголке его рта, тут же сменился густой струей крови. Кай наполовину сглотнул, наполовину выплюнул кровь, а земля закружилась под ним в безумном хороводе и через миг он встретился с ней, неуклюже свалившись лицом вниз.

Темнота светлела перед его глазами, сменялась образами, каруселью видений, милосердно предложенных памятью в этот последний… наверное, действительно последний миг.

Шершавые руки матери, незнакомые слова колыбельной.

Кровоточащие ссадины на детских коленках Зоры.

Улыбка Валигора, его широкая ладонь на волосах Кая.

Хриплый, насмешливый голос Кастора…

…голос наставника изменился на короткий миг, произнося его имя, и в нем Каю послышался другой голос, женский, зовущий его с надрывом и отчаянием, но он уже не мог вспомнить, кому принадлежал этот голос…

Тьма густела. Кай больше не чувствовал боли. Он был невесомым, легким, как перышко, и очень, безумно, оглушающе уставшим. Пряный запах имбирного печенья заполнил его ноздри, словно тревожное, но забытое воспоминание.

А затем пришла настоящая темнота.

***

Рем лихорадочно повторял что-то, его слова торопились, карабкались друг на друга, что-то о пропасти и времени, но Леда перестала понимать его. Голос брата в какой-то момент стал доноситься будто бы из-под воды, слова потеряли свой смысл, превратившись в поток бессмыслицы. Леда остановилась, глядя на Рема широко раскрытыми глазами, испуганная, не понимающая, что с ней происходит. Рем растерянно глядел в ответ, лицо бледное, черты искажены тревогой.

Боль пришла неожиданно, диким зверем прогрызла путь через бок к сердцу. Леда ахнула от неожиданности этого приступа, прижала руки к груди, ожидая нащупать там рваную рану, да только вот раны не было. Потому что, хоть она и чувствовала её сейчас каждой клеточкой своего тела – это была не её боль.

Леда резко развернулась, изо всех сил вглядываясь в подступающий туман, но не смогла разглядеть даже кончики пальцев своей вытянутой руки. Что-то очень плохое только что случилось с Каем. Она знала это совершенно точно, знала, что это правда, откуда бы ни пришло это знание.

- Кай. – хотела крикнуть в туман, позвать его, но получился лишь глухой свистящий шепот.

Боль на пару с ужасом жгла грудь неистовым пламенем и у Леды потемнело в глазах. Мир покачнулся, земля затанцевала под её ногами и через миг Леда уже полулежала на мерзлой сухой почве, опираясь на нее лбом, локтями и коленями. Голову вдруг сдавило невидимым обручем, так сильно, что виски, казалось, сейчас проломятся внутрь черепа. Одну руку Леда прижала к вибрирующим от давления вискам, вторую протянула в темную пустоту, в немом призыве к брату, которого больше не видела.

А боль в груди тем временем затихала, и это значило, что Каю либо стало лучше, либо…

Тревожная мысль осталась висеть в голове Леды, как настороженный паук на нитке паутины. В глазах прояснилось, боль отступала, необъяснимое давление на виски прекратилось. Леда застыла как была: скорчившись на земле в позе эмбриона, одна рука обхватывает голову, вторая загребает сухую почву ногтями, отчаянно вытягиваясь в пустоту, где еще минуту назад был Рем.

Но теперь его нигде не было. Со второй попытки Леде удалось подняться на трясущиеся онемевшие ноги. Она лихорадочно завертела головой по сторонам, не обращая внимания на подступающие головокружение и тошноту, но проклятый туман мешал что-либо разглядеть. Рема поблизости не было. Кая – тоже (если он еще жив, если он жив, если он жив) и паника поднималась в ней, голодная и неистовая. Она потеряла из виду брата, потеряла Кая, сама затерялась в адском мире, и у нее нет с собой даже скальпеля, чтобы предпринять хотя бы самую смехотворную попытку защититься от врагов.

Леда вслепую сделала несколько шагов в густом тумане, ботинок зацепился за выступающий из земли камень и она с придушенным всхлипом бухнулась на колено, тут же отозвавшееся злой болью в не успевших зажить ссадинах. Леда чуть не до крови закусила губу, смаргивая слезы боли и заталкивая назад в горло стон. Лишний раз издавать какие-либо звуки в этом мире было нежелательно.

Возможно потому, что затаила дыхание от боли, Леда и услышала его приближение, едва слышные звуки соприкосновения подошв с почвой. Но еще отчетливее она ощутила присутствие в тумане. Это мог быть Рем. Мог быть Кай. Но Леда знала, каким-то глубинным шестым чувством, что это не они. А со следующим ударом её сердца туман начал бледнеть, рассасываться, вновь открывая её глазам бесплодные равнины этого холодного мира.

Он стоял среди расползающихся клочьев тумана, разглядывал её этими тошнотворными рыбьими глазами. Знакомый, ненавистный и ненастоящий. Кай дрался с ним, Леда видела это своими глазами. Но сейчас за ней пришел он, а не Кай. И Леда жестко приказала себе не думать о том, что это значит. Не думать о кровавой трещине, появившейся на её сердце потому, что и так уже знала, что это значит. Нельзя отвлекаться на другие мысли, потому что сейчас именно он стоял перед ней, преследующий её по пятам, как запрограммированная смертоносная машина. Но Леда собиралась сломать этот безжалостный механизм. Вся её ненависть к этому человеку, весь страх и вся боль взвихрились в ней, обдавая жаром щеки, застилая глаза багровой пеленой. Он никак не мог оставить её в покое. Дей разбил её, как фарфоровую куклу, и небрежно разбросал её осколки, которые она теперь с трудом подбирала, ранясь о каждый найденный кусочек своей души. И она сама вновь вернула его к жизни, своим страхом, своей болью, своей изломанностью. Но теперь с нее хватит. С нее хватит.