Его зрение не работало вот уже двадцать один год, но его воспоминания продолжали сохранять свои цвета и краски, пусть и поблекшие от времени. Сейчас эти цвета были другими, не его. Потому что его сознание наполнили чужие воспоминания – принадлежащие испуганной девушке напротив.

Кай видел её руки, очень тонкие, бледные, с голубыми лентами вен. Пластырь на указательном пальце правой руки. Коротко подстриженные ногти, покрытые облупившимся черным лаком, морщинку между средним и безымянным пальцем на левой руке. Образы постепенно формировались перед его мысленным взором, выплывая из тумана её памяти.

Её пальцы держат окровавленный ватный шарик. Кай сосредоточил внимание на этих алых пятнах, и тогда из туманного марева выплыло лицо мальчика лет тринадцати. Худое лицо со впалыми щеками, омраченное угрюмым, замкнутым выражением. Разбитая бровь, синяк под глазом, царапины на щеках, рассеченная нижняя губа. Светло-каштановые волосы влажные и в беспорядке спадают на лоб. Глаза мальчика светло-серые и цвет их почему-то вызывает тупую боль где-то внутри, но Кай не может понять, откуда она.

Леда вытирает ватной салфеткой кровь с его лица. Её руки не дрожат, но движения рваные, нервные. Мальчик не двигается, сверлит её злым взглядом. Его лицо застывшее и напряженное, будто он надолго задержал дыхание. Взгляд Леды опускается на окровавленный рукав его кофты. Она тихо вздыхает и тянется к рукаву, чтобы поднять его и посмотреть, откуда кровь, но мальчик резко отдергивает руку. Тревога пополам с раздражением – чужие, не принадлежащие Каю. Её. Снова тянется к рукаву, и мальчик вновь отнимает руку, на этот раз злее. Тогда Леда решительно, и тоже со злостью, хватает его руку, резко задирает рукав. Кай чувствует её судорожный вздох, как свой собственный. Смотрит её глазами на худую, еще полудетскую руку мальчика с неуклюжими, только начавшими расширяться, костями. Вместе с ней бесконечно смотрит, и смотрит, и смотрит на россыпь крошечных красных точек на внутреннем сгибе локтя, на тени синяков на коже вокруг вены, оттеняющих эти маленькие звездочки, скрывающие под собой страшную правду.

- Рем… - её голос звучит глухо, будто сквозь стену. – Рем, что это?

Мальчик смотрит на нее. Молчит. На его щеках ходят желваки, серые глаза темнеют, почти с ненавистью глядят на Кая. На Леду.

- Что ты наделал? Отвечай.

- Ты мне не мать. – цедит он сквозь зубы на удивление низким, уже сформировавшимся мужским голосом.

Быстрый, слегка захлебывающийся вздох Леды.

- Я твоя сестра. А мама, если бы была здесь…

- Но её здесь нет. – выплевывает ей в лицо сочащиеся злобой и (безысходностью) ненавистью слова. – Их обоих здесь нет.

- Это не значит, что ты можешь наплевать на их память, когда еще даже года не прошло с…

Она не успевает закончить. Мальчик вскакивает на ноги так резко, будто его вздернули в воздух за невидимые ниточки. Он дрожит мелкой лихорадочной дрожью, глаза нездорово блестят, побелевшие пальцы сжаты в кулаки.

- Но они наплевали на меня! – кричит мальчик. – И на тебя тоже они наплевали! На нас обоих, когда не пристегнули свои чертовы ремни безопасности! Они нас бросили! И я ненавижу их, поняла, дура! Ненавижу их – и тебя!

Темные пятна застилают его (её) зрение, и сквозь эту темную пелену Кай видит, как мальчик хватает со стола фотографию, задушенную обвившейся вокруг рамки черной лентой. На фотографии – улыбающийся мужчина с копной каштановых волос. Его держит за руку серьезная женщина. У нее серые глаза, точь-в-точь такие, как у дрожащего, будто в припадке, мальчика. Снова эта тупая боль. Со злым криком, полным ярости, ненависти и слез, мальчик швыряет рамку на пол. Мелодично звенят осколки. Паутина трещин на стекле искажает лица на фотографии.

С резким свистящим вдохом Леда отдернула руки от его ладоней. Кай дышал тяжело, будто после быстрого бега, а демон, запертый внутри его тела, сладко мурлыкал, смакуя дозу обманом полученной боли, пусть и не принадлежащей Каю, его любимой игрушки для пыток.

- Не делай так больше. – тихим срывающимся голосом проговорила Леда. В её тоне отчетливо слышались угрожающие нотки.

Кай пожевал губу, пожал плечами. Он и не собирался влезать в её память, но она сама втолкнула эти воспоминания в его голову. Она еще не умела закрывать разум, как умел это Кастор. Позволила Каю увидеть часть её прошлого, которую при других обстоятельствах не открыла бы никому. Если бы Кай полностью владел сейчас своим разумом, он задумался бы о полученном воспоминании, но сейчас в нем оставалось слишком мало человеческого для этого.

Ничего не отвечая ей, Кай молча вернул руки в прежнее положение, ладонями вниз. Смотрел в темноту, где маячил её неверный силуэт, начавший излучать немного больше свечения. Она злилась, или была смущена и растеряна. Скорее всего, все вместе. Прошло пару секунд и вернулось тепло – она снова подставила ладони под его пальцы. Кай чувствовал её напряжение и скованность, осторожность в том, как она держала руки. Но демону понравилась та тьма, завесу над которой она невольно приоткрыла. Чудовище хотело еще. И поэтому теперь Кай сам подтолкнул её, нанес ей ментальный удар – не сильный и полностью контролируемый – который пробил брешь в хрупкой пленке, которой она пыталась защитить от него свой разум и свою память. Но на стороне Кая было преимущество, которое давал ему многолетний опыт медитаций и управления работой своего сознания.

На этот раз он был готов к потоку видений. Однако то, что он увидел, оказалось неожиданным. Кай смотрел глазами Леды на мужчину, лежащего в кровати вместе с ней. Смотрел на его светлые волосы, закрытые глаза с тонкими тенями сосудов на веках, прямой нос, высокие скулы и тонкий рот. Смотрел на лицо её брида. Вернее, того, кто был его прототипом. Смотрел на него озадаченно, сквозь обманчивую призму чувства, которое она к нему испытывала. Глупого, опасного чувства, начинающегося с наивной заглавной буквы “Л”. Это чувство внушало демону отвращение. Воспоминание было совсем не таким, на какое он рассчитывал. Но вот… Вдруг это лицо меняется, искажается бесконтрольной, животной яростью.

Внезапная боль в виске от неожиданного удара.

Удивление.

Улицы душного города; шаги за спиной. Темное пространство подъезда её дома; дыхание в шею. Ночные телефонные звонки и угрозы, произнесенные хриплым голосом, совсем недавно шептавшим ей слова любви. Полные крови и насилия рисунки – сама бумага, на которой они нацарапаны, жжет пальцы, будто пропитана ядом.

Страх.

Выпотрошенный трупик кошки на полу, слипшаяся от крови и вывалившихся внутренностей пепельная шерсть, дрожащие окровавленные пальцы, вкус желчи во рту, пятна крови на паркете.

Отчаяние.

Все тот же мужчина на крыше, стоящий над (бездыханным?) телом парня с каштановыми волосами. Изломанное, избитое жестокой реальностью слово с кровоточащей, когда-то заглавной, но теперь болезненно съежившейся, исковерканой буквой “Л”. На её месте уже другая буква. Вместо прежнего слова теперь его злобный необузданный близнец: темный и отравленный.

Ненависть.

Миг, зависший над пропастью за парапетом крыши. Пустота в руках, ледяной холод в желудке. Все то же лицо, что и в первом видении, только эти закрытые глаза с веками, пронизанными веточками вен, никогда уже больше не откроются. Алые брызги на веках, на волосах, их все больше и больше – и вот это уже не брызги, это капли, волны, море густой соленой красной воды со вкусом медных монет и уходящей жизни.

Облегчение?

Оцепенение…

Леда начала отдергивать руки, но Кай не позволил, потому что демон ревел внутри него, впитывая подсмотренные, недозволенные воспоминания, и ему все еще было мало. Поэтому руки Кая с пугающей скоростью последовали за её руками, пальцы впились в её запястья, зажимая их в тиски, не отпуская, требуя отдать каждую каплю её боли, на которой хотел пировать монстр, владеющий его душой.

Все случилось очень быстро. В пылающей голове Кая взрывом сверхновой разорвался пронзительный разъяренный вопль, разлетелся осколками, вышвыривая его из её памяти, выталкивая из её украденных воспоминаний. Кай будто очнулся от обморока, не сразу осознав, что лежит на спине с лицом, залитым кровью, текущей из глаз, а тело болит так, будто по нему проскакал галопом табун одичалых шоргонов.