Чтобы не думать ни о чем, Леда принялась считать свои шаги. Она смотрела под ноги, дышала в такт своим шагам. Скоро она будет дома. Хорошо бы приготовить чего-то на скорую руку, но Леда не была уверена, что у нее хватит сил даже на самую быструю в мире яичницу.

Встречающиеся ей редкие прохожие все как один выглядели сонными и хмурыми, недовольно щурили покрасневшие глаза на разгорающееся все ярче солнце. Леда шла знакомыми улицами, бездумно разглядывая дома, листву на деревьях, готовящихся менять свою зелень на разноцветные костры осенних красок.

Она как раз мысленно поздравляла себя с тем, что ей удалось почти полностью очистить голову от навязчивых мыслей, когда впервые почувствовала это. Тревожный зуд в затылке и шее сзади, озноб, пробежавший по её позвоночнику. Леда сбилась с шага, споткнулась и остановилась, ухватившись рукой за фонарный столб.

Кто-то смотрел на нее. Леда была уверена в этом, потому что чувствовала чужой взгляд так отчетливо, будто он был физическим прикосновением. Её дыхание участилось, сердцебиение – тоже. Но ощущение чьего-то взгляда было не единственной – вернее, не основной – причиной её вспотевших ладоней и пересохшего рта. Это чувство было знакомым. Она думала, что никогда в жизни больше не испытает его.

Потому что так на нее смотрел только один человек. Он смотрел на нее так, когда его губы произносили слова любви, значения которых он на самом деле не понимал. Он смотрел на нее так, когда скрытно следовал за ней, преследовал, куда бы она ни пошла. Он смотрел на нее так, в последний раз, когда летел навстречу земле и навстречу смерти. Она никогда не смогла бы забыть тяжесть этого взгляда. Не смогла бы забыть, как реагировало её тело на этот взгляд.

И поэтому сейчас, стоя на ярко освещенной улице, среди людей, которых становилось все больше вокруг, Леда испытала такой первобытный, такой всепоглощающий ужас, что колени её подкосились и она упала бы, не держись она так крепко за столб фонаря. Это невозможно. Откуда это чувство, откуда это ощущение, будто она вернулась во времени на несколько месяцев назад, в те дни, когда её жизнь была сплошным кошмаром?

Леда заставила себя развернуться и посмотреть по сторонам. Она никого не увидела (конечно же, не увидела, он мертв!), но легче не стало. Первый шок немного прошел и Леда заставила себя с трудом оторваться от так полюбившегося ей фонаря. Это просто стресс и чрезмерное перенапряжение, сказала она себе. Именно так. У нее попросту сдают нервы. Леда поднесла к лицу дрожащую руку и вытерла выступивший на висках холодный пот. Ладонь, которой она хваталась за столб, теперь пахла металлом, и Леду внезапно затошнило.

Она втянула в рот нижнюю губу, нервно закусила её зубами, надавливая достаточно сильно, чтобы почувствовать легкую боль и сделать её якорем для своего восприятия реальности. Нужно идти дальше. Шаг, второй, третий.

Ей показалось. Просто показалось. Нужно успокоиться и перестать сходить с ума. Она скоро будет дома, скорее бы оказаться дома, черт бы все побрал. Прохожие бросали на нее удивленные взгляды и Леда подумала, что выглядит ужасно: с осунувшимся лицом, на котором, наверное, все еще видны следы грязи и крови, с припухшими покрасневшими глазами, порванными джинсами и ободранными коленями.

До дома еще оставался один квартал и вот… Опять. На этот раз Леда не поддалась панике, сразу остановилась и резко развернулась всем телом, не давая себе времени на то, чтобы испугаться. Она увидела… что-то. Мелькнувшее плечо, рукав серой ветровки, возможно, проблеск светлых волос. Она не была уверена. Поток людей становился все гуще. Скорее всего, это просто мужчина похожей комплекции в похожей одежде.

Скорее всего? Что это еще за “скорее всего”? Как будто здесь возможны какие-то варианты!

Она сходит с ума. Так и есть, безумие догнало её, Рем был прав, ей нужна помощь. Леда подавила внезапный истерический смешок, всплывший в её горло раздутым пузырем. На самом деле она толком ничего не увидела. И не могла увидеть, поправила Леда сама себя.

Она своими глазами видела, как он разбился. Это ощущение его взгляда – не что иное, как реакция её измученной психики на события этой ночи и её жуткую, невыносимую усталость. Дей мертв. Она жива. Ей нужно домой.

Леда обхватила себя руками, даже через свитер и куртку чувствуя, как колотится её сердце, и ускорила шаг. Она слегка замедлилась, минуя переулок, в котором пережила самые странные минуты своей жизни этой ночью. Бросила туда быстрый, опасливый взгляд – там было, конечно же, пусто, мусор вывезли и, на первый взгляд, ничто не намекало о событиях, произошедших там ночью. Но Леде показалось, что она успела разглядеть на асфальте потемневшие пятна крови. Или она просто помнила, что они там есть.

Она быстро прошла мимо и сделала круг, приближаясь к своему дому дальней дорогой. Леда сомневалась, что когда-нибудь в ближайшем времени найдет в себе силы снова срезать путь через этот переулок, как она всегда делала раньше. Она даже не отдавала себе отчета в том, что задерживала дыхание, пока не подошла к подъезду, а в глазах не начали плыть красные пятна.

Леда сделала несколько глубоких вдохов, шагая к входной двери. Эти последние несколько метров вдруг стали бесконечными – как всегда бывает, когда ты почти приближаешься к цели. Ощущение взгляда больше не возвращалось, но тревога сдавливала её изнутри, словно огромная змея. Леда взбежала по ступенькам и набрала код двери дрожащими пальцами.

В подъезде было светло и чисто, успокаивающе гудел лифт. Леда вызвала его, слушала, как громыхает спускающаяся вниз кабина. Она жила на последнем этаже. После смерти родителей они с братом остались наследниками трехкомнатной квартиры, но ни один из них не мог даже помыслить о том, чтобы остаться жить в ней. Это был их дом, пока были живы их родители. А после их гибели квартира превратилась в пещеру, холодную и мрачную, населенную печальными призраками.

Поэтому, как только Рем достиг совершеннолетия и они оба вступили в права собственности на квартиру – они продали её. Вырученных денег хватило на покупку двух однокомнатных квартир. Они сделали это вопреки недовольству их тетки, номинально игравшей роль опекунши для обоих. Троюродная сестра отца больше волновалась из-за того, что не смогла воплотить свои собственные виды на квартиру, а о состоянии доставшихся ей осиротевших детей думала мало.

Леда любила свою квартиру, снова напомнившую ей, что такое дом. Любила даже теперь, несмотря на воспоминания о Дее, которые очернили её убежище.

Выйдя из лифта, Леда едва сдержалась, чтобы не побежать – настолько сильно ей хотелось услышать, как щелкнет за спиной замок её двери, нашептывая ей слова утешения и убаюкивая ощущением безопасности.

Она выудила ключи из внутреннего кармана куртки, вставила один из них в верхний замок, провернула и застыла.

Ключ не провернулся. Замок был открыт. Руки Леды мигом вспотели, сжались на прохладном металле ключа. Ох, черт. Может, она просто забыла закрыть замок?

Снова задерживая дыхание, Леда вставила второй ключ в нижний замок и едва не заплакала от облегчения, услышав два щелчка, на которые и надеялась. Все еще напряженная и настороженная, она открыла дверь и прислушалась. И тогда прилив страха, разбавленного адреналином, омыл все её тело, начиная от корней волос и заканчивая пальцами на ногах.

Похоже, безумие не желало заканчиваться.

В её квартире кто-то был.

***

Зора пришла за ним очень быстро, Кай едва успел наскоро ополоснуться и сменить одежду на новый комплект из черных штанов и облегающей черной кофты. Он не знал, была ли у него одежда другого цвета, никогда не интересовался. Его мало волновал его внешний вид, до тех пор, пока одежда была удобной и её цвет не выдавал его врагу во время охоты. Зора же, в отличие от него, надоедала зрячим обитателям лагеря вопросами о цвете её шмоток – знание того, что её брюки и кофта одного тона или хотя бы сочетаются друг с другом, приносило ей какоето непонятное для Кая удовлетворение.