На мобильном начинает играть мелодия. Смотрю на экран – номер незнакомый. Кривлюсь, так как очень не люблю, когда названивают неизвестные мне абоненты, но принимаю вызов, так как любопытство пересиливает.

А зря, как оказывается позже.

– Слушаю, – довольно твердо произношу, выбрасываю пустой стаканчик в мусорный бак и двигаюсь к своему автомобилю, на ходу нажимая на брелок, чтобы снять сигнализацию.

– Пантелеймонов Алексей Викторович? – неизвестный мужской голос задает вопрос довольно строгим тоном.

– Он самый, чем обязан? – открываю дверь и усаживаюсь в салон.

– Меня зовут Григорий Михайлович Воронов, – мужчина делает паузу, а я понимаю, что где-то уже слышал эту фамилию. – Вы меня не помните?

– Не помню, – ворчу в ответ и завожу двигатель.

– Я работаю юристом на фирме вашего отца.

Мужчина снова запинается, а я замираю. Выключаю мотор, так как понимаю – сейчас меня ошарашат новостью. Да такой, что все моё хорошее настроение мгновенно испортится.

Только не это. Господи, пожалуйста, не дай им разрушить все мои планы. И нафига, спрашивается, я поднимал трубку?

– Так чем обязан? – повторно задаю банальный вопрос и не узнаю свой голос, который охрип, а слова произносятся с трудом.

– Дело в том, что Виктор Афанасьевич в больнице, – и снова юрист делает паузу. Если хочет таким образом произвести на меня впечатление, то зря старается.

– Мне-то что, – только сейчас понимаю, что практически не дышал все это время в ожидании новостей.

– Он при смерти, – добавляет Григорий, а через пару секунд заканчивает: – И хочет вас видеть.

– Мне плевать, чего он хочет, а чего нет, – снова завожу мотор, так как дальнейший разговор считаю бессмысленным. – Так ему и передайте.

– Вы не могли бы приехать в столицу? – не унимается мужчина на другом конце провода.

Такое чувство, что в него бес вселился, и он перестал понимать русский язык. Ведь я четко сказал, что у меня нет никакого желания видеть отца, так к чему эта настойчивость со стороны Григория Михайловича?

– Завтра как раз там буду, – включаю левый поворотник и смотрю в зеркало, чтобы никого не подрезать, когда буду выезжать на трассу. – Только не пойму, чем могу вам помочь. Встречаться с отцом я не буду, можете даже не уговаривать.

– Давайте созвонимся завтра, и я все вам объясню. Счастливой дороги.

И он первым отключается. Фыркаю, бросаю телефон на соседнее кресло, после чего выезжаю на полупустую трассу.

Мужчина оставил последнее слово за собой, чтобы я не отвертелся от встречи. Ну и ладно, у меня все равно не будет времени с ним увидеться. Он еще даже не подозревает, что такое сборы перед чемпионатом – там вздохнуть некогда, не то что куда-то ехать и с кем-то встречаться.

К тому же я лучше проведу время с друзьями, которых давно не видел, чем буду сидеть возле больничной койки, в пол-уха слушая, как дела у человека, который именует себя моим отцом.

В последнее время он начал довольно часто названивать, предлагая нам встретиться в неформальной обстановке. Один раз даже уговорил, когда сам прилетел в Италию на какие-то переговоры. Как обычно, предлагал бросить большой спорт и уйти в бизнес. К нему. Так как он собирается на заслуженный отдых, а потому планирует предать мне бразды правления своей империей.

Как же, разбежался! Мне даром не нужен ни он, ни его чертов бизнес, ни всё вместе взятое. Именно третий пункт – пусть катится со своими предложениями куда подальше. И я никогда ему не прощу ни измен маме, ни его предательства, когда мне нужна была его помощь пять лет назад.

От воспоминаний даже руки вспотели, а желваки начали ходить ходуном. Поздно, папа, каяться. Все равно я не приеду и не прощу тебя, как бы ты ни просил.

Еще два часа ровной дороги и тяжелых воспоминаний, и я въезжаю в столицу. Дороги довольно пустынны, как для многомиллионного мегаполиса, поэтому до нужного адреса добираюсь довольно быстро. Паркуюсь во дворе элитной многоэтажки и поднимаюсь на лифте на восьмой этаж, где у Артема личная квартира, которая временно станет моим домом. Есть не хочется, хоть и устал с дороги жутко. Бросаю сумку – завтра распакую, сейчас сил нет даже двигаться, не то что плестись в ближайший супермаркет или кафе. Принимаю контрастный душ, стелю себе постель и укладываюсь спать. Завтра меня ждет тренер в одиннадцать часов, поэтому надо как следует отдохнуть перед встречей.

Но моим планам не суждено сбыться – ровно в шесть утра звонит мобильный. А на экране вчерашний номер. Вот же неугомонный, этот Григорий, как его там по отчеству.

– Да, – кричу в трубку, так как терпеть не могу, когда меня будят по утрам.

– Алексей, – вздыхает мужчина на другом конце провода. – Твой отец скончался полчаса назад.

Значит, не дождался меня.

Юрист диктует адрес офиса (как будто я его не знаю) и предлагает через два часа встретиться в кабинете генерального директора. Хоть мне и не нравится эта идея, но соглашаюсь. Выслушаю, посочувствую и откланяюсь, так как времени свободного у меня нет. И не предвидится в ближайшие несколько дней.

Отбрасываю телефон в сторону – еще полчаса можно смело подремать.

– Чтобы не ходить вокруг да около, предлагаю сразу перейти к главному, – Григорий сидит на одном из стульев для посетителей, а я опираюсь о подоконник и складываю руки на груди.

Кабинет отца впечатляет. Я бывал здесь несколько раз, но всегда вылетал, как пуля, еще и с плохим настроением в придачу. И только сейчас у меня достаточно времени, чтобы рассмотреть богатство интерьера, дорогую мебель и новомодную технику. Красиво, дорого и очень стильно, но мне, как и раньше, плевать на всю эту показательную роскошь.

– Как скажете, – я довольно спокойно соглашаюсь, глядя, как юрист перекладывает бумажки на столе. – Надеюсь, это не займет много времени, потому что я очень спешу.

– Алексей, – мужчина поднимает на меня глаза и вздыхает. – Давай на “ты” и откровенно.

– Ну, давай, – усмехаюсь, так как пока не совсем понимаю его серьезного тона.

Что он может мне предложить? Даже если отец написал завещание, то до его вступления в силу должно пройти полгода. Пусть горит синим пламенем его компания – мне плевать с высокой колокольни.

– Завтра похороны, и ты должен там присутствовать, теперь уже как глава семьи и единственный наследник.

– Я никому, – делаю паузу, – ничего, – произношу по слогам, – не должен.

– Ну, не этой же крашеной дуре завтра принимать соболезнования, – Гриша вспыхивает, как спичка, повышая голос.

– Какой из них? – снова усмехаюсь, наблюдая, как мужчина злится.

– В смысле? – он поворачивает голову в мою сторону, замирая на месте, хотя перед этим ходил взад-вперед вдоль стола.

– У него их столько было, что всех запомнить невозможно.

– Подожди, – он пристально смотрит мне в глаза. – То есть ты…

– Давай я тебе сразу всё объясню, чтобы ты меня понял правильно, – тяжело вздыхаю, так как разговор не из приятных. Но без подробностей не обойтись, иначе Гриша так и будет блуждать в трех соснах, не зная, как на самом деле обстоят дела.

– Отец бросил нас, когда мне было пятнадцать, а Диане, моей сестре, всего семь. Мать работала учительницей математики в школе днём, дополнительно брала учеников, а ещё преподавала в вечерней школе, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Отец не появлялся семь лет. А потом внезапно свалился нам, как снег на голову, но на тот момент лично мне уже стало безразлично, есть он или нет. Я доступно объясняю? – поднял обе брови вверх.

– Вполне, – сквозь зубы произнес Григорий, видимо, начиная понимать, к чему я клоню.

Если честно, его чувства и желания в тот момент меня не интересовали от слова вовсе. Я не хотел ни присутствовать на похоронах, ни тем более становиться наследником Пантелеймонова Виктора Афанасьевича. Всё, что у меня осталось в память о нем – это фамилия и отчество. Тут уж, как говорится, родину и родителей не выбирают.