Немного спустя явился доктор.

Маркиза начала осыпать его вопросами и узнала, что с госпожой Маласси случился апоплексический удар, вероятно, от сильного душевного потрясения, что, приди он пятью минутами позднее, она была бы уже покойницей.

– Я полагаю, что мы спасем ее, – сказал доктор, – хотя опасаюсь за ее рассудок. Ночь решит все, – прибавил он хладнокровно.

– Я останусь при ней эту ночь, – сказала маркиза прерывающимся голосом.

Она села за стол и поспешно написала:

– Отошлите эту записку моему мужу, – обратилась она к Вантюру, – я останусь здесь.

– Дело идет великолепно, – пробормотал Вантюр, выходя, – все отлично играют свои роли: доктор неподражаем, вдова больна хоть куда, а я, кажется, добросовестно исполняю предписания господина Шерубена.

Мнимый доктор, тот самый, который лечил Фернана Роше у Тюркуазы, прописал лекарство и через десять минут уехал, дав советы маркизе, как обращаться с пациенткой.

Мадам Маласси в продолжение ночи неподражаемо играла свою роль.

Часов около десяти, когда маркиза осталась одна, она, наконец, услышала ровное и спокойное дыхание, доказавшее, что больная заснула.

Маркиза немного успокоилась и невольно начала думать о человеке, которого она любила втайне, из-за которого в продолжение одной ночи перенесла столько душевных страданий… И этот человек так близко от нее.

Она знала, что Шерубен живет в третьем этаже этого дома и что окна его выходят в сад. Она встала, чтобы посмотреть, есть ли свет в его окнах, т. е. дома ли он.

В одном окне действительно виднелся свет, который в то время, как маркиза смотрела, перешел в другое окно. Маркиза с трепетом следила за этим светом.

Человек, которого она любила, был так близко от нее, а между тем они были разделены навеки. Эта мысль чуть не доводила ее до помешательства.

Но вдруг свет, за которым она следила с таким волнением, исчез.

Спустя некоторое время сердце маркизы сильно забилось: ей показалось, что она слышит в саду приближающиеся шаги.

Неужели это Шерубен?.. Но нет, как может человек в одиннадцать часов ночи решиться прийти к вдове, женщине одинокой…

Но между тем маркиза ясно увидела человеческую тень, приближавшуюся к дверям флигеля, и затем услышала мужские шаги по лестнице.

Сердце ее судорожно сжалось, и она чуть не лишилась чувств.

Дверь в спальню отворилась. Вошел человек… Это был Шерубен. Он как будто в нерешительности остановился на пороге.

– Маркиза, – прошептал он, кланяясь, – простите меня и позвольте оправдаться в таком дерзком посещении.

Маркиза, бледная как полотно, не отвечала ни слова.

– Я сейчас только приехал домой и, узнав, что госпожа Маласси опасно заболела, решился, несмотря на позднее время, навестить ее. Я не встретил никого из прислуги и поэтому явился сюда так неожиданно.

– Благодарю вас за ваше внимание к мадам Маласси, – – проговорила наконец маркиза, – положение ее, кажется, уже вне опасности, потому что, как видите, она спит, а сон есть верный знак облегчения.

– В таком случае позвольте мне удалиться, – сказал Шерубен, устремив на маркизу пытливый взгляд.

Она ничего не отвечала. Очарователь подошел к двери, но вдруг, как будто под влиянием внезапного решения, он обернулся и подошел к маркизе:

– Маркиза, я вам сейчас солгал.

– Вы солгали мне? – спросила маркиза, вздрогнув.

– Да, – сказал Шерубен, – решительно солгал, потому что не решался сказать правду. Маркиза, – продолжал он, – меня привело сюда желание более сильное, чем желание узнать о здоровье больной…

У маркизы от страха потемнело в глазах.

– Это желание… – продолжал Шерубен с грустною улыбкою на губах.

– Позвольте, – перебила его маркиза.

– Нет, выслушайте несчастного до конца. Через неделю я прощусь с Парижем, с Францией и даже с Европой.

– Как, вы уезжаете? – спросила испуганно маркиза.

– Я сын корсара, – продолжал очарователь, – я родился в просторе океана, на экваторе. Во мне нет ничего европейского, кроме имени, которое я получил от усыновившего меня человека. В душе я дикарь, сын тропического неба. Я приехал десять лет тому назад с намерением преобразиться в европейца, но я не мог победить в себе первобытного характера, не мог потушить в себе клокочущих страстей. Однажды я встретил женщину… я полюбил ее со всей страстью дикаря… но – увы!, – между мною и этой женщиной гробовая пропасть; пропасть эта добродетель… потому что она замужем.

Маркиза слушала его с замиранием сердца, она догадывалась, она чувствовала, что он говорит о ней, но не отвечала ни слова.

– Маркиза, я никогда вас более не увижу, быть может, вы никогда не услышите даже имени моего; но на коленях умоляю вас: если мысль, что где-то за морем страдает бедный дикарь, жизнь которого принадлежит вам, если мысль эта не оскорбит вас, то вспомните иногда, что человек этот стоял перед вами на коленях и просил вас доставить ему минуту блаженства, позволив прикоснуться устами к краю вашего платья.

Затем он медленно встал и трепетным голосом произнес:

– Прощайте навеки, маркиза.

В бедной маркизе происходила страшная борьба воли со строгим долгом.

Шерубен в дверях поклонился еще раз и затем, глубоко вздохнув, удалился.

В это самое время Баккара была у графа Артова.

– Друг мой, – обратился к ней граф за обедом, – зачем вы хотите провести сегодняшний вечер в бельведере?

– Это моя тайна и прошу вас, друг мой, не расспрашивать меня об этом, тем более что вы обещали мне это.

И Баккара свернула разговор на другую тему. В это время приехала маленькая жидовочка, красоте которой граф не мог не удивиться.

– О ней тоже не расспрашивайте, – предупредила Баккара, – это тоже тайна.

– Друг мой, – обратилась она к графу после обеда, – проводите меня с этой малюткой до бельведера.

Бельведер соединялся с домом стеклянной галереей, через которую граф и провел их.

Баккара, взяв из рук его свечку, попросила удалиться.

– Где же прикажете ждать вас? – спросил он.

– Где хотите: в саду или у себя в гостиной. Затем Баккара заперла за собой беседку.

– Странная женщина, – пробормотал граф, уходя. Баккара посадила малютку на стул, лицом к саду дома № 40, задула свечку и, положив ей руку на голову, произнесла:

– Спи!

И в то время, как девочка засыпала, она проговорила:

– Мне хотелось бы знать, дома ли он и что делается в доме, куда маркиза уже приехала.

Граф долго ходил по саду, по временам поглядывая в сторону бельведера.

– Что могла бы делать там Баккара? – задавал он себе вопрос.

Она показалась ему вдруг каким-то таинственным существом, исполняющим что-то зловещее.

Наконец, спустя час дверь беседки отворилась.

Граф побежал навстречу Баккара, которая казалась сильно расстроенною.

– Друг мой, – обратилась она к графу, – прикажите заложить карету.

– Вы уже едете?

– Да, я еду домой, потому что ко мне будет гость.

– Гость? В десять часов вечера?

– Да, и гостя этого зовут Шерубен.

– Шерубен? Но откуда вы это знаете?

– Я существо сверхъестественное, – отвечала Баккара, улыбаясь, – узнаю иногда будущее. До свидания, я жду вас завтра у себя.

Баккара села в карету и поехала в улицу Монсей.

Прошло около часа с тех пор, как Баккара уехала от русского графа; она вернулась в улицу Монсей и нашла у себя записку следующего содержания:

Когда Баккара прочла это письмо, то ей невольно пришло на память, что уже час тому назад маленькая ясновидящая сказала ей, что Шерубен будет у нее в этот же вечер.