Молодой граф в недоумении пожал плечами.

– Держите пари, – сказала она повелительным тоном.

– Но если я буду держать пари, – возразил граф, – и если он проиграет, в чем я теперь не сомневаюсь, я убью его!.."

– Ну и что же, – отвечала Баккара торжественным тоном, – быть может, этот человек заслуживает того.

– Однако, мой друг, – продолжала Баккара, – уже полночь, а улица наша довольно пустынна. Итак, нам пора распроститься.

Она дружески протянула ему руку, позволила поцеловать себя в лоб и проводила молодого графа до садовой калитки, которую сама отворила.

– Я жду вас завтра утром, к завтраку, – сказала она, – приезжайте открыто, на своих лошадях. До свидания.

– Странная женщина, – проговорил граф про себя. – Я явился к ней как отчаянный искатель приключений, а выхожу искренним другом, готовым для нее в огонь и в воду… Неужели я в самом деле люблю ее?..

Баккара возвратилась к себе в будуар и увидела маленькую жидовочку, спящую на кушетке крепким сном.

– Боже, – подумала она, – эта ужасная способность покрыта такою непроницаемостью, в ней столько неопределенного, в ответах этой малютки столько противоречий, что, кажется, я никогда не открою всей истины. Она сказала мне уже, что сэр Вильямс меня ненавидит, что он питает злобу к маркизу, Фернану, Леону и в особенности к своему брату Арману; она мне, наконец, сказала, что есть еще человек, который хочет погубить г-жу Ван-Гоп, и что человека этого зовут Шерубен; но она не открыла мне пути, которым этот отвратительный сэр Вильямс хочет достигнуть осуществления своих коварных замыслов и козней… Боже, дай мне силы разрушить этот лабиринт несчастий!.. Надо, однако, во что бы то ни стало узнать, что может быть общего между таким ангелом, как маркиза Ван-Гоп, и таким мрачным существом, как Шерубен. Де Камбольх дрался с ним, и, узнав это, маркиза чуть не лишилась чувств… Чем это объяснить?.. Я положительно становлюсь в тупик-Баккара подошла к спящей девочке и положила ей руку на лоб.

– Я хочу, чтобы ты видела и говорила, – сказала она вдохновенным голосом.

Оскар де Верни, т. е. господин Шерубен, расставшись с Рокамболем на бульваре, направился к своему дому в улице Пепиньер.

– Я играю в весьма рискованную игру, – говорил он про себя, – если Баккара меня не полюбит, то этот дьявол убьет меня; если же я выиграю это пари, то буду обладать пятьюстами тысячами франков.

При этом лицо его осветилось самодовольной улыбкой.

– Ну, а если мне не позволят держать это пари? – продолжал он, нахмурившись. – Черт возьми! я сделал непростительную глупость, поступив в общество червонных валетов… положим, что у меня не было средств к жизни… Я работаю добросовестно, спрашивается, по какому праву они вмешиваются в мои личные дела и налагают на них запрещение?..

Придя домой, он отворил окно своей маленькой гостиной, выходившее в сад, и начал напевать какую-то арию.

Сквозь деревья виднелся флигель, занимаемый госпожой Маласси. Лишь только Шерубен пропел несколько слов, в окне флигеля показался свет.

Молодой человек тотчас же спустился вниз, прошел через двор и сад и вошел в тихо отворившуюся дверь флигеля. В прихожей было совершенно темно, но маленькая, нежная ручка взяла Шерубена за руку и повела вверх по темной лестнице и затем по коридору, в конце которого наконец открылась дверь. Дверь эта вела в спальню госпожи Маласси, освещенную лишь огнем догоравшего камина.

Шерубен вошел в эту комнату, и дверь тотчас же была тщательно затворена.

– Добрейший господин де Верни, – проговорила вдова, садясь, – вы сделали непростительную ошибку.

– Какую?

– Вы поторопились с выздоровлением.

– Как так?

– В глазах маркизы вы были опасно ранены. Из опасения за ваше здоровье сочувствие ее к вам увеличилось.

– Но разве она знает, что я уже выздоровел?

– Знает: она была здесь.

– Когда?

– Вечером, в пять часов.

– Кто же ей говорил о моем выздоровлении?

– Когда она была здесь, я послала горничную к привратнице – узнать о вашем здоровье.

– Ну и что же?

– Привратница сказала, что вы вышли с господином де Камбольхом, навещавшим вас ежедневно во время болезни, и что вы, должно быть, чувствуете себя хорошо, потому что были очень веселы.

. – А, черт возьми!., это скверно.

– До возвращения горничной маркиза была ужасно расстроена. Но, услышав известие о вас, она вдруг повеселела, и на губах ее заиграла самодовольная улыбка. »

– Однако, мне кажется, дело еще поправимо. Когда она к вам приедет?

– Дней через восемь.

– Как! Ведь она приезжала больше потому, что считала вас опасно раненным; теперь же она совершенно успокоилась.

– Ну, пока прощайте; завтра я вам сообщу, что намерен делать и как поступить.

Шерубен пошел домой и лег спать, крайне расстроенный тем, что госпожа Ван-Гоп узнала о его выздоровлении. Он сознавал, что действительно сделал непростительную глупость, но все-таки думал ее как-нибудь исправить.

Занятый этой мыслью, он проспал ночь весьма дурно. Рано утром ему подали записку, написанную Рокамболем под диктовку сэра Вильямса. Записка эта заключала в себе разрешение от имени главы – держать пари с чужестранным графом и явиться в назначенное время на свидание в Булонском лесу. Вчера Шерубен с радостью приветствовал бы это разрешение, но теперь принял его по весьма многим причинам довольно холодно.

Затем он встал, прочел газеты и около десяти часов отправился завтракать в Парижское кафе, отдав предварительно своему груму приказание привести туда к двенадцати часам его лимузенскую лошадь, Эбэну.

Войдя в Парижское кафе, Шерубен заметил двух молодых людей, которые накануне присутствовали в клубе при предложении графом Артовым странного и весьма рискованного пари.

– Ну как, – обратился к нему один из них, – вы решились?

– Да, – гордо отвечал Шерубен.

– Как, вы держите пари?

– Держу.

– И уверены, что Баккара полюбит вас?

– Весьма понятно, ибо в противном случае рискую быть убитым. Я изменяю только немного условия: вместо двухнедельного срока…

– Вы требуете месяц?

– Нет, напротив: одну неделю.

– Браво! – воскликнули в один голос молодые люди. Шерубен сел к соседнему столику и приказал подать себе завтрак.

Спустя несколько времени вошел барон де Манерв; не заметив Шерубена, он подошел к молодым людям.

– Вы, господа, – обратился он к ним, – были, кажется, вчера в клубе?

– Были.

– В таком случае вы знаете о пари?

– Знаем.

– Ну так посоветуйте господину де Верни не держать его.

Шерубен, услыша это, невольно вздрогнул.

– Отчего? – спросили они.

– Потому что граф Артов уже успел заручиться данными в свою пользу.

– У кого?

– У Баккара. Граф должен был завтракать у меня сегодня утром, но предупредил, что не будет, запиской следующего содержания.

При этом барон де Манерв вынул из бумажника письмо и прочел его вслух:

«Из собственного отеля, улица Монсей. Милейший барон! Баккара не позволяет мне ехать к вам сегодня завтракать. У моей красавицы расстройство нервов, и она хочет немного прокатиться.

Мы завтракаем, а затем поедем кататься. Извините счастливца.

Граф Артов».

– Взгляните, – сказал барон, подавая молодым людям письмо, – желтая бумага с буквою Б.

– Вензель Баккара?

– Как видите.

– Позвольте, тут еще post scriptum и, кажется, женской рукой.

– Это приписка самой Баккара, – сказал барон хладнокровно и затем прочел:

– Черт возьми, – воскликнул один из молодых людей, – задатки слишком даже велики.

– Вы думаете?

– Без сомнения. И Шерубен проиграет пари.