– А! – воскликнула госпожа Маласси. – Это записка, должно быть, от господина Шерубена.

Сердце бедной маркизы сильно забилось.

– Что он, поправился? – спросила вдова.

– Да, я встретила его с сигарой во рту и под руку с каким-то молодым человеком. Привратница сказала мне, что это тот самый человек, с которым он дрался. Он дал мне записку и велел благодарить, что вы не забываете о нем.

Маркиза Ван-Гоп возвратилась домой, на этот раз сильно разочарованная в Оскаре де Верни, ибо предполагала, что все это было притворство, так как человек, получивший смертельную рану, не выходит через неделю из дому, весело покуривая сигару.

После этого маркиза перестала так часто навещать госпожу Маласси. Спустя три дня, т. е. на второй день как маркиз Ван-Гоп пришел домой после разговора с тряпичником, маркиза получила около пяти часов вечера записку следующего содержания:

Граф Артов вышел в полночь от Баккара под впечатлением неведомого чувства. Неужели он любит эту женщину, к которой ворвался Дон-Жуаном, или он только чувствовал к ней сожаление и поэтому сделался ее искренним другом.

Он пришел домой сильно взволнованный, думая лишь о словах Баккара: «Я жду вас завтра утром к завтраку».

Граф лег спать, но сон его был весьма беспокоен.

Он проснулся в восемь часов, оделся в визитное платье, велел оседлать лошадь и поехал прокатиться по лесу. Проехав Рульское предместье и Елисейские поля, он возвратился бульваром и около десяти часов остановил лошадь у ворот отеля Баккара.

Грум провел его в гостиную. Баккара вскоре явилась в великолепном утреннем платье. Она весело протянула руку своему другу.

– Здравствуйте, друг мой, – проговорила она.

– Вы очаровательны сегодня, – сказал граф с восхищением.

– Благодарю за комплимент, – отвечала она, улыбнувшись. – Однако мы должны разыграть сегодня в глазах света роль влюбленных и поэтому уговоримся, как это сделать.

– Приказывайте, – отвечал влюбленный с покорностью ребенка.

– Во-первых, вы останетесь у меня завтракать.

– Ах, боже мой, – вскричал граф, – а Манерв меня ждет: я дал ему слово завтракать у него.

– В таком случае садитесь и напишите ему записку. Баккара продиктовала ему те строки, которые Манерв прочел в Парижском кафе двум молодым людям.

Отправив письмо, она снова села около графа и нежно проговорила:

– Друг мой, сегодня вы должны мне доказать вашу дружбу. Погода великолепная, и поэтому после обеда мы поедем прокатиться, но мне бы хотелось, чтобы эта прогулка резко бросилась в глаза свету. Мне сказали, что у вас прелестная коляска и четверка вороных лошадей.

– Да.

– В таком случае пошлите домой записку и велите кучеру приехать на этой четверке.

Граф повиновался: ровно в двенадцать часов коляска стояла уже у подъезда. Баккара успела в это время одеться.

– Послушайте, – сказала она уже в коляске, – вот какой мой план.

– Я вас слушаю.

– После прогулки вы привезете меня к себе домой, согласны?

– С большим удовольствием, – весело отвечал граф. По желанию Баккара коляска поехала по Монмартрскому предместью и Итальянскому бульвару; мимо Парижского кафе проехали шагом.

В это время выходил оттуда барон Манерв. Узнав лошадей и ливрею графских лакеев и. наконец, увидя его самого и Баккара, он крайне изумился скорому успеху молодого иностранца. Поклонившись, он подошел к коляске.

– А, барон Манерв! – вскричала Баккара, весело улыбаясь, – не хотите ли с нами прокатиться в лес?

– Нет, благодарю вас, я еду верхом; мы там, может быть, встретимся. Ах да, граф, – проговорил он вдруг, – вы едете в лес, так, наверное, встретите там Оскара де Верни, вашего противника.

– Этого господина, который держит из-за меня пари? – спросила Баккара, громко захохотав.

– Тот самый.

– Надеюсь, что теперь он откажется от пари?

– Ничуть, несмотря даже на то, что я прочел ему ваше письмо.

Затем лошади понеслись крупною рысью.

– Какого вы мнения, – обратилась Баккара к своему другу – о человеке, который держит пари, затрагивающее честь женщины, хотя бы даже падшей.

– Подобный человек – негодяй! – отвечал граф, немного смутившись.

– Я с вами согласна. А негодяи должны быть наказаны. Поэтому, желая отомстить ему, я некоторое время буду разыгрывать пред ним роль влюбленной в него; только дайте мне слово, друг мой, что вы не забудетесь и не будете ревновать.

– Хорошо, – отвечал граф покорно.

В это время коляску остановил Шерубен, как мы уже сказали, став поперек дороги.

– Граф, – обратился он к своему противнику, – я очень счастлив, что встретил вас…

– Мне, в свою очередь, тоже весьма приятно, – отвечал граф с холодною любезностью.

– Вчера вы предложили мне пари… Я не мог тотчас его принять, потому что был занят весьма важными делами. Сегодня я свободен и объявляю вам, что пари принимаю.

– Вам, может быть, неизвестно, барон, что женщина, о которой идет пари, это та самая, которая сидит вместе со мной в коляске.

– Мне очень хорошо это известно, – отвечал Шерубен, вежливо кланяясь Баккара.

– Я очень опасаюсь за вас, – проговорила Баккара, устремив на него проницательный взгляд, – потому что я люблю Станислава (так звали молодого графа).

– Вечно любить нельзя, – отвечал Шерубен, ничуть не смутившись.

– Пари ваше – дуэль? – спросила Баккара.

– Совершенно так.

– Следовательно, условия должны быть равные. Станислав бывает у меня каждый день, и поэтому дом мой для вас тоже открыт.

Она бросила на него какой-то странный взгляд и, коварно улыбнувшись, сказала: «До свидания».

Затем коляска снова быстро понеслась, объехала лес и спустя час уже въезжала во двор дома графа Артова, в улицу Пепиньер.

Баккара с любопытством осмотрела весь этот дворец, на устройство которого граф потратил более трех миллионов. Затем она прошла в сад, взошла на террасу бельведера, откуда начала осматривать окрестные здания.

– Отсюда великолепный вид, – сказала она, смеясь.

– Да, в особенности хорош этот сад, при доме № 40.

– Это не тот ли дом, где живет Шерубен?

– Тот самый.

Баккара немного задумалась, затем обратилась к графу:

– Вы обещали повиноваться мне беспрекословно. Уступите мне это место на сегодняшнюю ночь.

Граф Артов хотел было возражать, но Баккара взглянула на него с упреком, и поэтому, пожав плечами, он согласился.

Она спросила чернил и перо. Граф усадил ее перед бюро в нижнем этаже беседки и затем скромно удалился.

Баккара писала:

Получив письмо от управляющего госпожи Маласси, маркиза немедленно поехала навестить больную.

Вдова лежала в постели и водила вокруг бессмысленными глазами. Она пристально взглянула на маркизу и, казалось, не узнала ее.

– Это я, друг мой, – сказала госпожа Ван-Гол трепетным голосом.

Вдова ничего не отвечала.

– Боже мой! что с нею? – обратилась маркиза к вошедшему Вантюру.

– Два часа тому назад госпожа Маласси приехала и была совершенно здорова; но когда я подал ей письмо, присланное по городской почте, она, прочитав лишь первые строки, вдруг вскрикнула и упала в обморок.

– Где это письмо?

– Придя в себя, госпожа Маласси бросила его в камин.

– Вы посылали за доктором?

– Да. Он сказал, что это прилив к мозгу, и пустил ей кровь. В пять часов обещал заехать.

Лицо вдовы было сине-багрового цвета и действительно выражало признаки удара.