–Почему – была? – в голос захохотал Маркел – еще есть! Пойдем, поищем, да я из вещей себе, пожалуй, кое-что подберу…
День в бывшей орденской усадьбе начался неплохо, да и продолжился весело. А в одном из сараев лежали четыре давно уже замерзших тела. Четыре, потому как, когда разведчики ночью сунулись в дом, на них с криком выскочила какая-то фигура в белом. Разгоряченные хоть и короткой, но схваткой, ее встретили сразу двумя сулицами, и только потом разглядели, что то была баба. Кухарка, взятая из деревни вдова, давно нашла путь к сердцу орденского надзирающего Иоганна (известно, чего им, кобелям, надо, пожрать да это самое), да и жила с ним. Не венчанными, конечно, но… Гридя о бабе, попавшейся под руку, и упоминать не стал. Девки-скотницы утром всплакнули (ночью-то сидели и боялись), но то, как все обернулось дальше, довольно быстро заставило их забыть эту ночь.
2
Следующий переход дался отряду полегче. И люди втянулись, и часть поклажи съели, да и переложили ее поудобнее. Новые лошадки кое-что на себя взяли, опять же. Так что они довольно бодро прошли километров шесть-семь до следующей деревни, и, после короткой остановки (разведчики убежали вперед), снова прошли по ней, задержавшись лишь для беседы со старостой. С ним пришлось разговаривать на немецком языке, точнее, на смеси немецкого и местных диалектов. Деревушка дворов в пятнадцать явно была построена давно, раньше тех, через которые они проходили, это было заметно даже Седову, и, видимо, заселяли ее крепостными, пригнанными из Европы, разбавив их наловленными уже здесь рабами. Так или иначе, с помощью одного из людей Петра, хорошо знающего местный диалект, до местных было доведено все, что нужно, и отряд пошел дальше.
Все это время с юга тянулся густой, матерый лес. С севера же некоторое время шли небольшие перелески (в основном, сосняки), а после деревни местность по правую руку от дороги (которая так и шла примерно по линии восток-запад) стала постепенно понижаться и заболачиваться. Николай Федорович помнил карту и пояснения людей Петра – через чащу с юга больших дорог не было вообще, а на севере был большой кусок озер и болот, поэтому основные пути ливонцев шли западнее. В этих местах просто почти никто не жил. Километров через пять-шесть, когда они почти дошли до очередной деревни, был устроен привал – люди начали уставать, да и в поселение надо было войти отдохнувшими и собравшимися – по рассказам, оно было большим, и там могли быть орденцы. Они устроились в небольшом перелеске, нашлась пара поваленных деревьев, на которых уселся четвертый десяток, смахнув снег. С неба, кстати, сыпать перестало, и ветер стих, видимость постепенно улучшалась.
Когда все отдышались, попили и немного передохнули, один из бойцов обратился к Седову:
–Старче, а вот в снегу, или, скажем, в дождевой воде, есть эти… мелкие вредители, про которых ты рассказывал?
Николай Федорович снова устал, пожалуй, меньше прочих. Еще и его рост играл свою роль – у него банально были длиннее ноги, и ему было легче шагать. Он видел, как на ходу кое-кто прихватывал по пригоршне снега, чтобы обтереть вспотевшее лицо или зажевать, утоляя жажду. Таких он останавливал, когда успевал.
–В свежем снегу или в дождевой воде их нет, она же чистая, выпаренная – ответил он – как оно происходит, если хотите, я при случае расскажу (про круговорот воды в природе в его рассказах речи пока не заходило). Кроме того, вредители эти морозов не переносят, ну, большинство из них. Но сам снег есть не надо, горло застудить или посерьезнее чем заболеть очень легко. А если кипятить дождевую или снеговую воду, так в нее, как закипит, полезно сунуть свежую головню из костра, с углем да золой. Если уж совсем жажда замучила, можно, конечно, и снежку хватануть, но тогда его не надо сразу глотать, а во рту подержать, чтоб растаял. И самое главное – Седов понизил голос и взял паузу, и народ придвинулся ближе, ожидая новых откровений из будущего – желтый снег нельзя есть ни в коем случае! – он кивнул на одного из бойцов, который отходил недалеко по нужде, и сейчас возвращался к десятку, на ходу завязывая пояс штанов (тоже на пятьсот лет сохранилось, мелькнуло в голове у Седова).
На пару секунд повисла тишина, а затем грохнуло. Впрочем, гогот сразу стих до нормального смеха (народ все же помнил, что они в походе), и только подошедший боец недоумевающе смотрел на своих. Ему пояснили, в чем дело, от других десятков (сидели-то рядом) тоже подошли поинтересоваться причиной веселья, и по всему отряду прошла тихая волна смешков и ухмылок. Дошло и до князя, который с Пером и Гридей проводил небольшое совещание. Они хмыкнули, выслушав короткий рассказ от посланного выяснить, чего там ржут, бойца, вспомнив другие шутки и эти… анекдоты от старца. Шутка про «водички попить, а то переночевать негде» уже гуляла по отряду, как и несколько других, теперь, видно, и «желтый снег» поминать будут…
Поулыбавшись, они вернулись к обсуждению важного вопроса – впереди их ждало большое село, дворов на тридцать, и там могло быть всякое. Кроме того, день подходил к полудню, и надо было решать, задерживаться ли в том селе еще и на перекус. Вообще-то и для князя, и для остальных решение таких проблем, связанных с походом (и его обеспечением, кто понимает), не было чем-то новым и непривычным. И на своей земле воевали, и на чужой, гм, приходилось… но сейчас цена ошибки была слишком высокой. Решили не торопиться и дождаться разведчиков. Те должны были скрытно обойти село – очень удачно выпавший снег покажет, кто оттуда недавно уходил или туда приходил, а там видно будет. Так что привал затянулся еще где-то на полчаса, ну, а потом разведчик вернулся (один, остальные остались следить за деревней) и доложил, что свежих следов нет, в деревне все выглядит спокойно. Отряд подняли, построили и повели к деревне, еще раз предупредив, что надо держаться настороже. Ну, и шагу прибавили – вокруг вытянутой в одну линию деревни было приличное открытое пространство (поля или луг, под снегом не поймешь), и их было видно издалека, тем более, и снег почти перестал идти.
Когда отряд вошел в деревню, Седов со своим четвертым десятком сперва снова стояли… ну, не в оцеплении, просто настороже, пока начальство разговаривало со старостой. Разговор в этот раз велся на смеси немецкого языка и местного диалекта. Местный язык Николай Федорович, можно сказать, не понимал совсем, да и с современным немецким (да еще и простонародным, да еще и в исполнении не-немцев) тоже были проблемы, но, примерно зная, о чем должна идти речь, смысл он все-таки улавливал. Гридя (а первый разговор со старостой снова вел он) рассказывал, что власть переменилась, что Орден своими грехами переполнил чашу (видно было, что Ефим приложил руку к основным тезисам), и падет, что всем предлагается выбор – жить свободными пахарями либо уходить, куда пожелают. Понятно, что мгновенной реакции от селян не ожидалось, понятно, что старосты будут кивать и кланяться («улыбаемся и машем» – некстати всплыло в голове у Седова), но эту, так сказать, обязательную программу согласовали все.
А вот произвольная программа могла быть разной. Вот и сегодня, когда Гридя уже закончил свою речь, и сейчас договаривался со старостой, что они перекусят у них в селе и пойдут дальше (громко, чтобы слышали деревенские, чьи головы кое-где торчали из-за заборов, да и за самими заборами явно народ шевелился), с того конца деревни, по которому дорога уходила дальше на запад, показались два разведчика в белых накидках, тащившие под руки какого-то мужика. Тот явно уже получил от них люлей, потому что отбрыкивался, но как-то вяло и молча. Немного расслабившийся народ подобрался и притих, а староста как-то спал с лица и попытался прикинуться ветошью, что было, конечно, совершенно бесполезно посреди улицы.
–Вот, с задов вышел, да по той дороге в лес хотел ускользнуть – доложил один из разведчиков – как наши следы увидел, задергался, да мы уж ждали его.
–Оружие было? – Гридя сбросил маску балагура и перешел в жесткий режим.