– Усыпи её, – предложил мне Квит. – Ей не надо нас видеть.

Не зная, как это сделать, я отошёл назад, предоставляя возможность усыпить дитя Квиту. Он быстро приблизился к человеческому отпрыску, положил руку ему на лоб. Тёмные нити души упыря коснулись до пробуждающегося детского сознания и лёгким движением частично отсоединили его от тела, моментально погружая в сон. Ребёнок заурчал и, повернувшись на бок, тихо засопел.

– Чего тебе надо? – поднимаясь, спросил Квит, посмотрев мне в глаза.

– Сохранить ребёнку жизнь.

– Забирай, – спокойно ответил упырь.

Он повернулся и хотел уйти, но остановился и, повернувшись, спросил:

– Зачем тебе девчонка? Вырастишь её, а потом съешь?

– Верну обратно людям.

– Её мать мертва. Вон она лежит, – Квит указал на обескровленное тело женщины. – Кормить, кроме матери никто её не будет, а потому она умрёт от голода. Хочешь ей помочь – убей, пока она спит.

– Люди настолько жестоки? – спросил я, вспомнив недавнее жертвоприношение.

– Да, демон, – уверенно ответил упырь. – Если, конечно, ты им являешься, – усмехнулся он. – Но они не жестоки, а равнодушны. Любое порождение Тьмы просто убило бы ребёнка, у которого нет защиты. А люди не убьют. Они предоставят возможность медленно и мучительно умирать в одиночестве. Хотя нет! Убьют, если будут голодны.

– Они поедают себе подобных?! – удивился я.

– О, да! – воскликнул Эвор. – И с огромным удовольствием. Но большее наслаждение они получают от вида страданий ближнего, когда его убивают.

– Не верю, – меня одолели сомнения.

– Недавно в этом мире? – с язвительной улыбкой задал вопрос Квит и, покачав головой, дал понять, что ответ уже знает. – Верни ребёнка и проследи за ним. Люди лучше меня поведают о себе своими поступками. И ты поймёшь, что трёхголового тёмного бога не надо было убивать. Он всего лишь питался силой крови, которую люди проливали сами.

– Он был злом! – уверенно заявил я.

– Нет! – возразил Квит. – Зло – люди. Ты убедишься в этом, когда познакомишься с ними поближе. Из этого ребёнка, которого ты защищаешь, вырастет монстр, и по сравнению с ним убитый тобой Князь будет выглядеть невинным созданием.

Упырь был прекрасно осведомлён о последних событиях в Сущем и говорил искренне. Я видел это в его душе. Потому возражать не стал, да и не имел такого права. Упыри живут рядом с людьми уже давно и, скорее всего, прекрасно их знают. А мне только предстояло познакомиться с этим народом, чьи души были загадочным и невероятным образом сплетены из нитей Тьмы и Света. Это я заметил ещё в пророке, но он настолько отличался от людей из каменного города, что напрашивался вывод: либо пророк – не человек, либо люди далеко не одинаковы и являются представителями разных народов.

– Убедил. Я верну ребенка и посмотрю, что с ним будет, – согласился я, взяв человеческого отпрыска на руки. – Не прощаюсь.

– Мы будем неподалеку ждать, когда ты примешься уничтожать людей, – уверенно произнёс Квит. – Глядишь, и нам перепадет бесплатной крови, – улыбнулся он.

Став невидимым, я взлетел и мгновенно переместился в город. Ночь поглотила каменные постройки людей, погрузив их во тьму. Умиротворяющие звуки ночного леса наполнили улицы города. Люди спали, беззаботно витая во снах, словно не было никакого жертвоприношения, не лилась кровь их собратьев, и они не сходили с ума от запаха и вкуса смерти, заключающей в свои вечные объятия невинных жертв. Я опустился около обильно политого багровой жидкостью камня и, положив на тёплую поверхность руку, ощутил огромную мощь, скрытую в его чреве. Мгновенно предо мной пронеслись картины прошлого, ярко отображающие жестокие казни людей. Всего за миг я успел почувствовать страх и боль тысяч хладнокровно зарубленных жертв, услышать их крики отчаяния и восторженные вопли безумной толпы. Отпрянув от камня, положил ребёнка на площади, а сам взгромоздился на вершину храма около каменного изваяния дракона, заняв удобную позицию для наблюдения.

Ночь не торопилась отступать. Тишина иногда нарушалась от редких звуков, издаваемых лесными тварями. Я поднял взор вверх и вновь предался наслаждению звёздным небом, ожидая, когда люди обнаружат своего спящего отпрыска.

Ждать пришлось недолго или мне только показалось, что время пролетело незаметно, пока я всматривался в бесконечность среза Сущего. Человеческий отпрыск проснулся и заплакал, видимо, от неожиданного одиночества. Невинную душу переполнял страх и отчаяние. Сквозь плач ребёнок звал мать, но вместо неё из храма вышел человек в одеждах жреца. В руках у него горел факел. Он медленно подошёл к нарушителю тишины, затем стал освещать площадь в надежде увидеть родителей подкидыша. Обнаружив, что площадь пуста и виновник беспокойства действительно подброшен, жрец поднял плачущую находку и скрылся в храме.

Я продолжал взором следить за ребёнком. Служитель погибшего бога прошёл длинным, освещённым факелами коридором и, войдя в просторное помещение, оставил свою находку возле пустующего трона; сам, пройдя между колонн, покинул зал через узкий проход другого коридора. Ребёнок перестал плакать то ли от усталости, то ли от впечатлений, вызванных сверкающим роскошью интерьером храма. В центре зала располагалась каменная чаша. В ней горел огонь, свечение которого отражалось от стен, колонн и всего начищенного до блеска убранства. Человеческий отпрыск, раскрыв рот, с любопытством рассматривал столь необычное жилище, где ему бывать, видимо, не приходилось. Но в одиночестве он пробыл недолго. В зал неспешно вошёл правитель народа, которого я уже видел во время жертвоприношения. Одетый на этот раз в алые одежды он проследовал к трону в окружении нескольких прибывших с ним жрецов, среди коих был и нашедший ребёнка служитель погибшего бога. Усевшись на трон, правитель жестом подал команду, чтобы к нему подвели находку. Один из жрецов расторопно подбежал к возмутителю ночного спокойствия и, взяв его за руку, подвел к своему господину.

– Где родители девочки? – несколько лениво, в виде некой необходимости, поинтересовался правитель, выдавая своё явное безразличие в отношении опекунов живой находки.

– Неизвестно, – ответил нашедший ребёнка жрец. – Я нашёл её на площади. Она плакала, звала мать, но никого рядом не обнаружил.

– Подготовьте её и можете быть свободны, – приказал правитель.

Один из жрецов немедленно подошёл к девочке и лёгким быстрым движением кисти бросил ей в лицо какой-то порошок. Ребёнок, потеряв сознание, обессилел и плавно упал на пол. Остальные храмовники засуетились и по очереди покинули зал. Спустя некоторое время они принесли ванну с водой, куда положили уснувшего ребёнка и, раздев его, тщательно вымыли. После омовения жрецы отнесли человеческого отпрыска на каменный куб, похожий на жертвенник, и крепко привязали к нему за руки. Затем, забрав ванну, покинули зал.

Правитель неспешно, в явном предвкушении чего-то подошёл к бесчувственному ребёнку и достал нож. Я устремил взор в душу этого человека и увидел нечто мерзкое, вызывающее отвращение. Душой эту сущность назвать было трудно, так как нитей, на которых зиждется любая жизнь, имея начало Тьмы или Света, практически не осталось. Вместо них находилась серая перетекающая из самой в себя субстанция, полностью охватившая разум и подчинившая волю человека. В отвратительном образовании, бывшим когда-то бесценным даром Творца, пороки переплелись, пытаясь друг друга поглотить, заняв собой всё духовное вместилище, но вместо этого образовывали нечто гадкое, противоречащее жизни. В человеке уже не наблюдалась ни Тьма, ни Свет, лишь ненасытная, заменившая душу хмарь, желающая одного – убивать.

Правитель занёс нож над ребёнком и собирался нанести смертельный удар. Выяснять, что этот представитель человеческого рода собирается делать дальше – съесть умерщвлённую плоть, как говорили упыри, или только выпить кровь, я не стал. Расправив крылья, немедленно влетел в храм и, опустившись за спиной жаждущего чужой смерти человека, шёпотом нарушил тишину: