Пожалуй, самой важной книгой соответствий, по крайней мере, с исторической точки зрения, можно считать таблицы 777 Алистера Кроули. Независимо от того, что вы думаете об этом человеке, его таблицы – полезный источник, хотя позже он и был отчасти потеснен книгами вроде «Справочника мага» Билла Уиткомба[5]. Кроули составил список символических предметов согласно их взаимосвязи с элементами каббалистической системы. Мой экземпляр этой книги развалился, но я пока не решаюсь купить новый, так как меня страшит перспектива копирования всех моих заметок на полях.

Потратив достаточное количество времени на такие заметки, можно обнаружить, что таблицы соответствий нам больше не нужны или, точнее, что мы в состоянии создать свои собственные таблицы, причем намного более действенные. Фактически таблицы соответствий (как и сами символы) по сути своей бессмысленны. Я не имею в виду то, что они не обладают никакой ценностью, а лишь хочу сказать, что изначально они лишены какого-либо значения. Например, ничто, кроме нашего сознания, не связывает символ огня с символом тигра. Большинство магов, даже если они отказываются признавать этот факт открыто, внутренне склонны его принимать. Я еще не встречал практикующего мага, который бы с течением времени не вносил поправок в собственную таблицу соответствий.

Таблица соответствий

Как вы могли заметить, я выполняю различные виды магической работы в общественных местах, в частности, в кафе и ресторанах. Я рекомендую поступать именно так, поскольку маги слишком часто оказываются ограничены пределами своего частного символического мирка, тогда как за его пределами существует огромный мир, заслуживающий внимания. Окончательно и бесповоротно ограничить себя набором символов, размещенных на вашем алтаре, – значит подвергнуть себя изоляции. Маг, ощущающий потребность рассчитать астрологический цикл и дождаться правильного положения звезд, прежде чем выполнить тот или иной защитный ритуал, больше похож на узника, чем на могущественного человека. С другой стороны, маг, который полностью избегает сложных закрытых ритуалов, никогда не поднимется выше простейших видов магии. Как внешняя, так и внутренняя работа необходимы для того, чтобы составить целое.

Магия требует обладания всего лишь тремя навыками – каждый из них связан с пониманием мира как переплетения символов. Любой человек ими уже обладает, причем иногда – в достаточно большой степени. Гении, то есть люди, которые «приносят на землю огонь» посредством поэзии, живописи или музыки, демонстрируют большее количество навыков. Быть магом – это своего рода технология развития своего собственного гения. Сейчас мы поговорим о каждом из магических навыков: воображении, самоанализе и авторитете.

Если в течение дня мы «включаем» воображение, то, вполне вероятно, что с его помощью нами выстраиваются определенного рода сцены. Нередко они бывают приятными, но намного чаще – неприятными. И это не значит, что мы плохо используем наше воображение. Исследования показали, что баскетболисты, которые представляют себе тренировки, совершенствуют свои навыки почти в той же степени, что и тренирующиеся в действительности. Очевидно, что воображение способно влиять на реальность.

Оно и есть то самое хваленое шестое чувство, имеющее нефизическую природу и связывающее тело и душу[6]. Воображение – это орган чувств и в то же время орган воздействия: метафорический глаз и духовная рука. Мы часто считаем, что воображаемое нереально. Порой понятия «реального» и «воображаемого» даже противопоставляются друг другу. Однако в магии реально то, что мы чувственно воспринимаем. Реальны даже галлюцинации. Иногда мы думаем, что реальность – это то, что могут воспринимать и другие люди. Но ведь никто не станет отрицать чужие мечты. Никто не станет спрашивать: «Ты на самом деле мечтал об этом?» Конечно, человек действительно мечтает. И, хотя мечта является переживанием одной-единственной личности, тем не менее это переживание признается подлинным. Точно так же вы реально переживаете все, что ощущаете как переживаемое. Плод воображения не становится менее реальным из-за того, что вы им ни с кем не поделились. И в этом он не уникален: ни одно из наших чувств в действительности не может быть разделено сторонними наблюдателями.

Возьмем, к примеру, зрение. Для большинства людей большая часть сенсорной информации связана именно со зрением. Над моим компьютером висит репродукция «Звездного неба» Ван Гога, и каждый раз, глядя на нее, я вижу что-то новое. А некоторые из моих гостей указывали мне на детали, которых я до этого не замечал. У нас с ними нет одинакового восприятия Ван Гога, а есть восприятие символической области, которую мы обозначаем как «Ван Гог», и нам нравится, когда наши ощущения совпадают в большей или меньшей степени. Если чье-то прочтение картины резко отличается от других – например, если человек видит динозавра посреди реки, – то остальные могут заподозрить, что с этим человеком что-то не так. Реальность – это просто ощущения, относительно толкования которых мы как бы условились, но в действительности никто не может знать, является ли общепринятое восприятие реальности правильным. Фактически, когда речь идет о восприятии, правильного и неправильного не существует. Для каких-то целей полезно видеть, что по реке плавают лодки, а для других – что она кишит динозаврами. Множественность восприятия одного и того же символического пространства действительно существует.

Даже слова, которые дают возможность передавать наше восприятие реальности, основываются на символах, воспринимаемых каждым из нас по-разному. Те, кто изучают значения слов (занимается семиотикой), говорят, что слова занимают определенное «семиотическое пространство». Слова – это символы, которые относятся не к вещам, а к представлениям о вещах. И каждое слово связано не с какой-то одной идеей, а с определенным кругом идей, образующих это самое пространство. Внутри данного пространства есть какое-то количество допустимых определений слова. У границ пространства таятся наименее приемлемые дефиниции. Так, в центре семиотического пространства слова «птица» присутствует такое слово, как «воробей», ближе к краю – «курица» и совсем на периферии – «страус». «Собаки» в этом пространстве нет – у нее есть свое собственное. Семиотическое пространство не является ни постоянным, ни абсолютно универсальным. У меня, например, «курица» была бы гораздо ближе к центру, чем «воробей». Эта концепция имеет большое значение для успешного общения. Причина, по которой мы можем общаться с теми, кто говорит с нами на одном языке, не в совпадении дефиниций, а в общности ментального пространства, в котором эти дефиниции существуют.