Абрэмо появился в её камере спустя несколько часов, когда Лео почти не могла подняться от слабости и горя. Стражники давали ей воду — простой люд любил королеву, помня о её доброте и познаниях в ле́карстве, но в своём горе Леонелла совсем потерялась и не хотела ничего.

Когда Абрэмо зашёл от него пахло кровью и смертью. Он прямо с порога швырнул в Леонеллу голову Матео так, что едва поднявшаяся королева снова упала на спину. Её трясло от потери крови, но она нашла в себе силы подняться и подползти к тому, что осталось от её любимого.

Обезображеное лицо менестреля, ещё больше искаженное маской смерти, казалось, совсем не испугало Лео. Она дотронулась дрожащими пальцами до его слипшихся от крови волос и свернулась калачиком рядом с ним, не в силах даже заплакать.

— Что, нравится красавчик? — глумливо произнёс Абрэмо, присаживаясь на корточки рядом со сломленной женщиной. — Я оказал тебе честь и лично обезглавил его, слышишь? — он поднял её за волосы, заставляя посмотреть на себя. — Я предупреждал, что со мной шутки плохи. А ты не верила. Теперь сгниешь здесь, рядом со своим обрубком…

Наверное, Абрэмо ещё что-то сказал бы, но Лео вдруг словно подбросила нечистая сила. Она вскочила, и король не успел ничего предпринять, когда она набросилась на него и вцепилась в его лицо, расцарапывая кожу.

— Ненавижу! Ненавижу тебя! Это ты урод, а не он, это ты гниёшь изнутри, пропади ты пропадом! Будь ты проклят!

Абрэмо, лишь только отправился от изумления, стряхнул с себя Лео, как кузнечика, брезгливо морщась. Сила удара была такой, что она отлетела к противоположной стене, сильно ударившись головой.

«Это я во всем виновата», — последнее, что подумала Лео, прежде чем спасительная чернота снова поглотила её.

***

Лео не знала, кто убрал останки Матео из её камеры, от него ей теперь остался только стойкий, вязкий запах смерти, который преследовал Леонеллу повсюду. Она уже почти не вставала и не могла заставить себя поесть то, что приносили стражники. Они клялись ей в верности, спрашивали, чем ей помочь, заверяли, что народ любит её и поддержит. Сама же Леонелла гадала, отчего Абрэмо не избавляется от неё, почему не объявит ведьмой, не сожжёт на костре или не сбросит со скалы… Почему не исполняет свои угрозы в отношении её родителей и сёстер? Наверное, она как-то в бреду проговорила это вслух, потому что стражник, охраняющий в этот день, неожиданно пустился в объяснения прямо через решетку:

— Армия на вашей стороне, моя королева, — сердце Лео болезненно сжалось от этого обращения. — Вся армия короля не будет воевать в вашим батюшкой, скорее встанет на сторону герцога, защищая вас. У нашего короля сейчас совсем никого нет, кто поддержал бы его в войне с Облачным Герцогом. А вот вас поддержат. Даже не сомневайтесь.

— Что мне с того? — безразлично прошелестела Лео. — Мне теперь всё равно.

— А народу — нет. Народ любит вас, госпожа. Стоит вам только приказать, и король уступит. Он потому и не избавляется от вас, потому что боится бунта. Он всем говорит, что вы больны, никто не знает, что вы в башне. Но догадываются, да. В народе давно уже волнения.

Если честно, больше всего на свете Леонелла Облачная хотела бы умереть. Её душа, словно выжженая пустыня после потери любимого, не реагировала на жизнь никак. Ей хотелось туда, к Матео, она верила, что они обязательно встретятся на том свете и молила Господа, чтобы он скорее забрал её. Но всё равно каждый день приходила в себя из забвения, чтобы ещё на один день продлить разлуку с любимым.

— Ваше Величество, — словно сквозь пелену услышала Лео и ей показалось, что голос совсем другой, не тот, кто разглогольствовал о любви народа к ней. — Ваше Величество, вы ещё живы?

— Тепун тебе на язык, — возмутился стражник. — Наша королева сильная, её просто так не сломить!

— Ваше Величество, мне нужно вам кое-что передать. Я просуну под дверь, возьмите, тут для вас… Вот…

Под дверь протиснулся грязный мятый клочок, сложенный в несколько раз. Трясущимися слабыми пальцами Лео развернула его — это была небольшая записка, некоторые буквы которой затерлись и прочитать написанное практически не представлялось возможным. Но Лео узнала этот почерк, она видела, как Райэль записывает на всевозможных клочках и обрывках слова песен, что приходят к нему в голову внезапно.

«Моя королева!

Если ты читаешь это письмо, то меня нет рядом и теперь уже не будет… Это было неизбежно, мы оба это понимали. Но ничего не бойся. Уверен, что тебя убить король не посмеет… …

…

Я знаю, что тебе тяжело, но ты должна быть сильной, моя королева, моя единственная любовь… … Я так благодарен судьбе, что она позволила не только встретить тебя, но и познать взаимность тому чувству, которое навсегда останется в моей душе. И я точно знаю, что если моя физическая оболочка мертва, то я навсегда останусь с тобой, пока ты меня помнишь. Я чувствовал твою любовь, моя королева, и это самое прекрасное, что произошло со мной. Я ни о чем не жалею, и прошу, ты тоже не жалей… …

…

Ничего не бойся. Ты сильная, смелая, кто бы что ни говорил, ты достойна принять трон, и многие так думают. Народ на твоей стороне, Леонелла Облачная, прошу, не опускай руки… … Знаю, что тебе тяжело, сердце твоё рвётся на куски, но ты должна жить! Должна прожить долгую, счастливую жизнь, принять трон, родить наследника престола! Абрэмо недолго осталось, народ устал терпеть его жестокость, трусость и расточительство. Ты достойна управлять государством, ты будешь лучшей королевой своему народу!

…

Я люблю тебя, Боже, ты даже не представляешь, что творится в моей душе! Я счастлив любить тебя при жизни и буду любить тебя и после смерти… … Я с тобой, моя королева, моя нежная девочка, моя облачная принцесса. Знаю, ты справишься, только живи! Прошу! Ради меня, ради памяти обо мне. Пока ты жива, жив и я.

…

Сейчас твой черёд вольной стать… Если ты хочешь всего, ты должна понять, Сейчас твой черёд вольной стать… Если ты хочешь жить, ты должна знать…

… Ты моя целая вселенная Самая бесконечная гордая и верная, Ты моя целая вселенная… ты моя…»

Пока Лео разбирала неровные строчки, она чувствовала, как в груди воздуха становится всё меньше и меньше, словно наполняется огромный пузырь и её вот-вот разметает на множество частей. Она упала на бетонный пол, и наконец рыдания разорвали эту тишину и пустоту, что была в ней, омывая спасительными слезами её душу. Она рыдала, кричала, выла так, что стражники, наплевав на пост, ворвались к ней в камеру, пытались успокоить, понять что с ней.

Позвали лекаря. Придворный целитель напоил её чем-то против воли, и Лео впала в апатичное состояние, так и не разжав руку с заветной запиской. Её отнесли в опочивальню — никто этому, как ни странно, не препятствовал.

***

Леонелла не помнила сколько времени провела, то выныривая из небытия и снова впадая в истерику, то снова погружаясь в забвение. Ускользающим сознанием она понимала, что её осматривают, накладывают повязки. Чувствовала боль, когда чистили гнойные раны. Но больше всего Лео мучилась тоской по утеряной навсегда любви — как ни старалась она уберечь Матео, всё равно не уберегла, и это бессилие снедало её. Ей грезились его нежные, почти невесомые прикосновения, страстные поцелуи, сумасводящие ласки, его тёплый, обволакивающий взгляд, сильные руки… И она понимала, что ничего этого в её жизни уже не будет. Она боялась даже представить — чтобы не сойти с ума окончательно, — что испытывал Матео, когда его схватили, всё его бессилие перед королём или, может, он пытался сопротивляться?.. Она ничего не знала, а то, что рисовало её воображение, неотвратимо затягивало в пучину безумия.