Но ведь Ирмелин старше, умнее. Если она решила остаться, значит, не так уж это и опасно. К тому же, ей действительно стоило отдохнуть. Оставалось верить в лучшее. А Дикру найти большого труда не составило — она сидела возле упавшего дерева и размазывала по лицу слёзы вперемешку с грязью. Пришлось потратить некоторое время на то, чтобы более-менее успокоить малышку и оттереть ей лицо: всё же, ни у Камиллы, ни у Фрейи не было опыта в утешении плачущих детей. Одна всегда была младшей, а другая понимала, что угрозами и приказами сейчас ничего не добьётся. Иначе же она действовать не умела.

Размышления и воспоминания зашли бы и дальше, если бы не послышавшийся впереди грохот, сопровождаемый звоном и вскриком. Тряхнув головой, Ками поспешила посмотреть, что произошло. На полу сидела Элеонора, испуганно смотревшая на осколки и растекавшуюся по ковру лужу. Осколки, судя по всему, когда-то были вазой, в которой хранительница меняла воду. Камилла присела рядом, с беспокойством всматриваясь в лицо Элеоноры. Глаза у той уже блестели от слёз.

— Ну-ну, Нор, не надо плакать из-за какой-то вазы, — попыталась утешить Ками, отложив книгу и принявшись собирать осколки. — Разбилась — так что с того? Случается.

— Н-но… — голос хранительницы дрожал. Судорожно вздохнув, она протёрла рукавом глаза и тоже взялась за осколки. — Эта ваза очень нравилась М-мейлиру… Он будет злиться.

— Не такой уж он и изверг, зря ты так думаешь. Ты только осто… Поздно…

Элеонора тихо пискнула, неудачно схватившись сразу за несколько осколков, и теперь с виноватым и ещё более испуганным видом слизывала с пальца кровь. Иногда казалось, что эта миловидная девушка боится каждого шороха. Знать бы ещё, из-за чего. В замке все к ней относились хорошо. Да и относиться плохо было бы малость опасно — кое-кто очень доходчиво объяснит, почему так делать нехорошо. Получается, снова всему виной осколок?

Когда они уже собрали и выбросили то, что раньше называлось вазой, Элеонора хотела по-тихому куда-то уйти, но Камилла поймала её за руку и отрицательно покачала головой.

— Нет-нет, мы пойдём к Мейлиру.

— З-зачем? — прошептала хранительница, тут же как-то сжавшись.

— Руку твою ему покажем. Да и про вазу, по-хорошему, надо рассказать.

— А, может, н-не надо? Про вазу…

Укоризненно посмотрев на Нору, Камилла всё равно повела её к комнате Мейлира. Тот предпочитал находиться либо там, либо в гостиной. Собственно, в последней он и нашёлся. Привередливо рассматривал какой-то букет, стуча тростью. Элеонора снова попыталась сказать что-то против, но поворачивать назад было бы поздно.

— Кхм… Мейлир, — Камилла крепче сжала руку Норы, чтобы та перестала дёргаться. Хранитель неспешно обернулся и недоумённо посмотрел на девушек.

— Вам что-то нужно, дорогие? — поинтересовался он, вежливо улыбнувшись. Ками не доводилось встречаться с аристократами, но в её представлении какими-то такими они и были.

— Мы тут это, вазу разбили.

— Я! — неожиданно воскликнула Элеонора. — Я разбила! Прости, Мейлир, я знаю, она тебе очень нравилась. Я не хотела. Не специально… П-прости…

Мейлир вздохнул и взял Нору за руку, которую та прижимала к груди. Заметив порезы, он покачал головой и начал колдовать над ними, что-то шепча. Повреждения исчезали на глазах, слабо при этом светясь.

— Элеонора, скажи, неужели я так ужасен? Неужели ты думаешь, что я буду ругаться на тебя из-за вазы? Их тут много, и многие мне нравятся, однако зачем же мне психовать, случись что с одной из них? Но, прошу, будь в следующий раз осторожнее. Если вдруг снова порежешься — сразу иди ко мне. Вазы вазами, а вот за тебя я беспокоюсь.

Покраснев, Элеонора смущённо закивала и, высвободив руки, поспешила покинуть комнату. Хранитель только тихо засмеялся и вернулся к созерцанию букета, а Камилла пожала плечами да направилась к себе. К счастью, более в этот день ничего значимого не происходило, а за ужином даже никто не затеял очередной спор.

Стоя у двери, Камилла замялась, сильнее сжав пальцами края бумажного пакета. После ужина Ирмелин разрешила взять часть пирожков, которыми с ней поделились на работе, а Ками решила, что неплохо бы было угостить ими Эрланна. Однако теперь перед ней стояло два вопроса: а как вообще вышеупомянутый субъект относится к выше же упомянутой пище, и нормально ли это — вот так вот взять и прийти, не предупредив заранее? Ладно, если быть совсем откровенными, то Камиллу интересовал только первый вопрос, а вторым она задавалась исключительно ради приличия.

Поднесла руку к двери, задумалась, снова опустила. Растрепала ещё влажные после мытья волосы, нервно сжала край жилетки. В мастерской ей доводилось бывать часто, в комнате — лишь пару раз. Но, судя по всему, сейчас Мастер находился именно там. Переминаясь с ноги на ногу, Камилла раздумывала, постучаться или же бросить эту затею и пойти спать, чтобы хоть раз не торопиться утром, собираясь. С другой стороны, три «ха» второму варианту, всё равно пораньше не ляжет и хватит уже сомневаться.

Глубоко вдохнув, она постучалась. Послышавшееся из-за двери невнятное бормотание было воспринято как положительный ответ, так что Ками открыла дверь и зашла в комнату. Вообще, комната Управляющего состояла из двух помещений. Первое называли гостиной, просто потому что не знали, можно ли это обозвать как-то иначе, а второе, что логично, являлось спальней и, в целом, ничем особенно интересным они от прочих замковых помещений не отличались. На первый взгляд уж точно.

Эрланн и Гленда сидели на диване, хранительница держала в руках куклу — судя по всему, до этого она рассказывала, какую придумала для той историю. Гленда каждой кукле давала имя и о каждой что-нибудь сочиняла, считая, что те обидятся, если так и останутся просто красивыми оболочками. Переубедить малышку было сложно, да никто и не пытался. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось…

— О, Камилла! — отложив куклу, Гленда соскочила с дивана и подбежала, с любопытством посмотрев на пакет. — А что это у тебя? Вкусно пахнет.

Эрланн, кивнувший в знак приветствия, тоже выглядел заинтересованным, но не видел смысла что-то говорить по этому поводу.

— Ирма разрешила мне взять несколько пирожков. Я решила вас угостить, а то кто-то снова хмурый ходит… — Камилла покосилась на хозяина комнаты, который сделал вид, что совершенно не при чём. — Но, эм… Как вы к ним относитесь?

— Люблю! И даже очень. Если только в них лука не наложили… Но, судя по запаху, те, что ты принесла, сладкие. Я тогда схожу, посмотрю, остался ли ещё чай, — хранительница выбежала из комнаты, а Ками вопросительно посмотрела на Мастера. Тот так ничего и не ответил.

— Эй, угрюмая плесень, я вообще-то вопрос задала. А у тебя снова никакой реакции.

Ненадолго задумавшись, Эрл пожал плечами. Камилла резко выдохнула, пытаясь побороть раздражение и, положив пакет на столик, плюхнулась на диван, недовольно скрестив на груди руки. Ей очень хотелось открутить чью-то рогатую голову, когда её обладатель в своей многословности начинал уподобляться Мейнир. От последней, правда, до сих пор не довелось услышать ни одного слова. Но этому-то ничего не мешало нормально говорить!

— Между прочим, я мысли читать не умею. Так что ответь уже хоть что-нибудь.

— Что я могу ответить, если действительно не знаю, как отношусь к этим самым пирожкам? Зачем вообще к ним как-то относиться?

— Но какие-то предпочтения у тебя ведь должны быть! Гленда, вон, много лука не любит. А ты?

— Не знаю я, — Эрланн отвернулся к окну. — Не помню.

— Можно подумать, что тебе память отшибло. Не помнит он… — пробубнила под нос Камилла и поднялась.

Обойдя комнату, она пришла к выводу, что одна из украшавших комод тарелок вполне подойдёт, чтобы выложить на неё содержимое пакета. Не найдя ничего лучше (точнее, решив, что занавески для этой цели явно не годятся), Ками протёрла посуду рукавом. Тарелка была красивой, с золотой каймой и рисунком, что напоминал мозаику, выполненную из разных оттенков синего цвета. Ценитель бы возмутился устроил целую лекцию на тему, почему нельзя есть из таких дорогих вещей, которые созданы непосредственно для декора и пополнения коллекций. Простому же человеку было всё равно, какого века этот фарфор (до сих пор без трещин — вот и отлично!), чья это работа, и почему она стоит больше, чем две пары новых добротных сапог, тем более что от обуви толку гораздо больше.