– В который уже раз? – князь отхлебнул из серебряного кубка. – Всё без толку!

– Фёдор не предупредил тебя, и …

– Довольно! – рявкнул князь, и больно схватил жену за подбородок. – Не цепляй моих людей! Сотник знает, что делает, на то сотником и поставлен.

Терем был старый, вокруг доживали свой век яблони и вишни, бревенчатый частокол большей частью лежал на земле. Когда-то здесь проводила лето княжеская семья, но после смерти молодой княгини дом забросили и оставили тихо гнить. Дружинники спешились у дальней рощи и шли к месту, таясь от случайных взглядов. Сейчас они обходили терем, занимая позиции. Входная дверь неожиданно оказалась крепко запертой изнутри. Меньша, как самый ловкий и молодой, запрыгнул на перила крыльца, ухватился за конёк малой крыши, взобрался на скат. Пытаясь держать равновесие, заглянул в открытое оконце, откуда сейчас же просвистел нож, пущенный уверенной рукой прямо в дружинника. Меньша ловко увернулся, лезвие вонзилось в ствол дерева, Фёдор дал знак рукой.

Два дюжих богатыря, обнявшись и отойдя на пару шагов для разбега, сходу вышибли дверь. С глухим звоном отлетел засов, и дружинники забежали в терем.

Сотник ждал. Его ребята хорошо знали свою службу, понимали друг друга с одного взгляда, кивка, движения руки. Раздались крики, звуки борьбы, предсмертные хрипы, и вскоре наступила тишина. В рядах княжеских воинов потерь не было, не считая пары ран, а вот неприятеля уничтожили полностью. Полегли все пять человек, которых Рогволд оставил охранять терем. Княжну, если здесь и держали, перевезли в другое место. «Очередная ловушка», – думал Фёдор, аккуратно перешагивая ноги мертвого разбойника.

Одна из светёлок казалось обжитой. Кровать с пуховыми перинами выглядела свежей. Фёдор взял в руки подушку и вдохнул запах. Её запах! На мгновение в глазах потемнело, но сотник тут же пришёл в себя. Значит, Всемила ночевала здесь. Спала.

Мужчина подошёл к слюдяному окну, распахнул его настежь, вцепился стальной хваткой в подоконник, так сильно его колотила дрожь. Он знал, что шансов на счастье с княжной у него никаких, знал, но глупое сердце, которое не хотело слушать приказов мозга, болело и лишало покоя. Вдруг мужчина негромко выругался – в большой палец левой руки впилась заноза. Внимание Фёдора переключилось на истерзанное в щепу дерево узкого подоконника: всю его середину покрывали странные отверстия, словно кто-то забивал в древесину большое шило. Туманное воспоминание возникло где-то на периферии сознания, но тут в светёлку влетел Ватута, державший в вытянутой руке обрывок тесьмы, расшитой речным жемчугом.

– Где?

– За частоколом. На закат уехали.

– Умница девочка. Не зря учили мы её, Ватута, не зря. Сумела-таки знак подать! Ищите там!

В следующие пятнадцать минут дружинники обнаружили тщательно заметённый свежий след нескольких верховых и тронулись в путь.

– Клюнули? – Рогволд медленно правил оселком лезвие узкого кинжала.

Кошка мягко запрыгнула на лавку и принялась вылизывать лапу, к которой присохла кровь.

– Вот и славно! – атаман протянул руку, и кошка потёрлась о неё мордочкой. – Стало быть, переходим ко второй половине плана.

Рогволд залюбовался изящной, но крепкой кованой гардой. Идеальное оружие для женщины. Кетун дыхнула в затылок: «Всё уже готово, любый мой!» и задула свечу.

Озимые этой весной взошли дружно. Молодая зелёная поросль радовала глаз.

– С овсом ноне будем, в зиму набьём полные закрома. – крестьянин с окладистой бородой шел впереди своих сыновей по узкой тропке. На дороге осталась стоять жерёбая кобыла, запряжённая в телегу. – Глянь-ка, плешь осталась, никак камень наружу выходит. Полно тут камней этих.

– Где, тять?

– А вона… – сильный порыв ветра не дал закончить фразу.

Из-за леса, с верхушек которого с тревожным криком слетало вороньё, показались сначала три огромных головы, затем крылья и под конец туловище с длинным, заметно сужающимся к концу чешуйчатым хвостом и огромными лапищами. Змей взмыл вверх, сделал полукруг и спикировал на крестьянскую лошадь. Утробный рык, громкое ржание, взмах неимоверно больших крыльев, треск ломающихся оглоблей и разбивающейся о землю телеги.

– Тятя, а это чего?

Но крестьянин не отвечал. Змей вернулся сюда спустя много лет. Пришла беда – отворяй ворота!

Это был странный звук. Кузнец–великан раздувал меха в открытой кузнице. Он повернул своё лицо, на котором тонкой белой нитью от кончика брови к щеке вился шрам…

Всемила выпрыгнула из сна, резко села. Звук не исчез, он угрожающе нарастал. Княжна распахнула окно, через мгновение рядом на лавку запрыгнула кошка. Две пары глаз не отрываясь смотрели на захватывающее дух зрелище: по предрассветному небу летел змей о трёх головах. Всемила зажмурилась и вновь взглянула – так и есть! Летит!

Девушка обратилась к кошке с немым вопросом, словно та ответит: «Ты тоже видишь?», но животное уже спрыгнуло на пол, потеряв интерес к происходящему. В голове Кетун неистово стучало, нужно было что-то предпринять, ведь таких совпадений не бывает. Кошачьи лапы настойчиво заскребли дверь, которая чуть приоткрылась. Всемила даже не оглянулась. Змей уже исчез из вида, а оторопь от увиденного всё не проходила. Пока кошка бегом неслась к выходу, разбойник, стороживший княжну, заглянул в светлицу, заметил темный девичий силуэт на фоне окна, прикрыл дверь и снова уселся подле неё на пол.

Всемила пришла в себя только когда увидела белую полосу зарождающегося света на горизонте. Не врали сказки, и няньки не врали. Змей Горыныч, трёхголовое чудище, пожиратель скотины и разоритель деревень, вновь принесёт горести ее любимому краю. Княжна встала, зачерпнула воды из липовой бадейки и умылась. Потом надела рубаху и просторный сарафан. Машинально тронула место, где спорола тесьму. Фёдор её обязательно найдёт!

Три года назад, когда в Полянице разом прирастали две улицы (князь тогда помогал строиться мастеровому люду), на глаза Могуты попался крепкий молодой мужик, помогавший новосельцам перетаскивать с воза на двор, где стучали топорами плотники, брёвна для сруба. Ничего необычного, богатырей здесь хватало. Сказывались вольная жизнь да хорошая еда.

Ещё с испокон века жили в этих краях здоровые бабы, вынашивающие и выкармливающие крепких детишек. Считалось, что причина тому – родниковая вода, бьющая из-под земли в нескольких местах. Будто древние колдуны наговорили на неё особые заговоры, и с тех пор она не просто утоляла жажду, но наполняла силой и красотой.

И Могута проехал бы мимо, если бы не заметил случайно, как скинул парень рубаху – употел, работая – и облил себя из ковша водой. На левом боку, почти касаясь края штанов, белел шрам. Князь узнал этот характерный полумесяц, обращённый рогами вниз. Удар мечом был нанесён сверху, клинок раскроил кольчугу и тело разрезал уже не с прежней страшной силой, что спасло витязю ногу или, быть может, жизнь. Присмотревшись, Могута увидел еще несколько белёсых отметин. Князь чуть прикусил кончик уса, задумавшись и не спуская глаз с богатыря, тронул коня. Свита двинулась следом.

– Как живешь-поживаешь, добрый молодец?

Парень мигом надел рубаху и отвесил земной поклон.

– По здорову, господарь!

– Зовут как?

– Фёдор.

– Фё-о-о-дор, – Могута пробовал имя на языке. Непривычно, но звучно.

Тут брехливая дворовая псина рванула кудлатую кошку за загривок, кошка вырвалась и метнулась прямо под ноги одной из мохноногих лошадей, возивших строительный лес. Испуганная кобыла дёрнулась, воз за ней, а брёвна, до той поры спокойно лежащие навалом на возу, дрогнули и со стуком одно за другим начали падать и катиться по земле. Небольшой уклон придавал им скорости. Получалось, что в опасности оказались все, кто стоял сейчас на дороге и не замечал угрозы. Юная Всемила в тот день объезжала строительство с отцом и охраной, так что своими глазами видела, как новый знакомец выхватил копья у дружинников из рук, воткнул одно на расстоянии трёх шагов от другого. Брёвна, подпрыгивая на неровностях, встретили преграду, но древка, засаженные глубоко в землю, уже гнулись под серьёзным весом, и пока на подмогу спешили возница и стража князя, Фёдор один удерживал натиск, подставив спину и раскинув в стороны руки.