Выгорело чуть меньше половины Поляницы, и к чести горожан, не пострадавших от пожара, они протянули руку помощи погорельцам. Кто-то приютил во дворах и сараях целые семьи, кто-то взял на постой и присмотр ребятишек, пока родители восстанавливали жилища. Некоторые купцы раздавали ношеную одежду и старую утварь, а порой и товары из своих лавок, принимаемые пострадавшими с благодарностью. В общем, город демонстрировал силу духа и единение.

Рогволд наблюдал за всей этой ситуацией с ироничным удивлением. Он не ожидал такого благородства от необразованных серых людишек. План чёрного искателя постепенно воплощался в жизнь, и это не могло не радовать. Фёдора он почти не встречал, Всемила разговаривала с ним благосклонно, а грубоватые шутки "купца" постепенно пробивали брешь в стене настороженного недоверия, выставленной окружением Могуты.

Рогволд практически на аптекарских весах отмерял слова и интонации, оставаясь собранным и внимательным даже во время отдыха и трапезы. Ошибок допускать было нельзя. Поселили его в пустующем гостевом доме, столовался он в княжеской трапезной. И пока всё было тихо и предсказуемо. Вот только Кетун начинала беспокоить всё сильнее: чутьё и магия предупреждали её о тёмных намерениях любовника, но слепая к нему привязанность пока не давала сделать правильные выводы. Скорее всего, прозрение произойдёт в самое ближайшее время, и к этому нужно быть готовым.

Атаман вынул клинок практикантки и усмехнулся: девчонку нужно было прижать в тёмном углу и сделать предложение, от которого, как говаривал какой-то мафиози в очень старом фильме, отказаться будет невозможно. Если она захочет вернуться, то должна будет ему помочь.

Фёдор уже который день спал урывками. Он с товарищами занимался любой работой, необходимой в данный момент: пилить так пилить, ставить срубы так ставить срубы, ехать в Нижний Град за паклей так ехать.

Меньша вернулся к родовому занятию – в кузню. Его молот без устали бил по заготовкам, превращая раскалённый металл в трёхгранные гвозди, дверные засовы, обручи для бочек и тесаки. Князь объявил, что работает Меньша совершенно бесплатно для всех пострадавших, и вереница заказчиков, состоящая в последнее время из одних девок и баб, начинала выстраиваться к кузнице с самого утра.

Осанистый местный кузнец спокойно уступил своё место, выступая иной раз в качестве помощника, однако большей частью занимался покрытием крыши над своей избой. Меньша работал красиво, даже когда оставался у наковальни и горна один, не суетился. В кожаном фартуке, надетом на голый торс, с перевязанными тесёмкой волосами он выглядел как сам бог Сварог, пришедший на помощь людям, только длинной бороды не хватало. Прохожие замедляли шаг, чтобы глянуть, как княжеский воин колдует над огнём и железом, высекая искры ударами молота весом в полпуда. Только Фёдор, изредка заглядывающий к другу поболтать да перекусить, понимал, что трудовой энтузиазм кузнеца рождён был в том числе и занозой в душе, которую сотник уже давно выловил из мыслей молодого товарища. Жаль, что в этом деле помочь Меньше он не мог, не находил нужных слов, да и никто не смог бы.

Поляничи постепенно переставали говорить и вспоминать о случившемся, погружались в нахлынувшие заботы. Могута же постоянно думал о странностях ватажьего набега, так скоро завершённого, о толпах разбойников, замеченных на выезде из города в самый разгар паники и пожара, о возвращении дочери и о слухах, дошедших из соседних княжеств. Там горячо обсуждали беды Поляницы, сокрушались по поводу престолонаследия. Кто, мол, теперь возьмёт в жёны порченую княжну? И дальше пересуды катились в сторону невозможных теперь военных союзов, бесплодия чужестранки-княгини и Змея Горыныча, что озорует на приграничных землях, и сладу с ним никакого нет. Всё это тяжким грузом висело на душе и не давало спать ночами. Могута всматривался в лицо Всемилы, когда заезжал домой, пытаясь найти ответы на мучающие его вопросы, но княжна была тиха и светла, и ясный взор не отводила, вины своей не чувствовала ни в чём.

Ставр ходил взад-вперёд, и мерцающий уведомлениями прозрачный овал следовал за хозяином по пятам, зависая напротив глаз всякий раз, как преподаватель останавливался в раздумьях.

– Да уж сядь, наконец! – Нортон швырнул небольшой деревянный шар, и тот покатился по длинному стеклянному столу. Ставр поймал его, почти не глядя.

– Не могу Мартин, не могу. Не понимаю. Наблюдатели молчат, маяк перестал фиксироваться. Запасная система отслеживания вышла из строя. Ну не может это быть простым совпадением!

– Там, – и Мартин Нортон показал пальцем на потолок, – у же списали всё на плохую подготовку практикантки и намекают на твою неспособность организовать элементарное испытание.

– С родителям связались?

– Я не готов пока сообщать им от гибели единственной дочери.

– Не понимаю, Мартин. Ну не понимаю! Девушка показывала отличные результаты. Мотивирована на все 200 процентов. Никаких мальчиков и нарядов в голове. Только учёба. Рогволд?

– Чёрных искателей там и без этого гада хватает. Но по последним докладам, он был замечен в той же области, что и Балашова. Совпадение или нет, трудно сказать. Ты мне лучше подытожь результаты экзаменов. Сколько?

– Шестеро. Отличные ребята, потенциал высоченный. Балашова была бы седьмой. Чёрт! – Ставр сел и подкинул деревянный шар в воздух. Тот завис в самой высшей точке и начал раскручиваться по спирали, пока не упал в широко раскрытую ладонь. – Я буду готовиться к переходу. Мне только нужно закончить несколько срочных дел.

– Ну, смотри. – Нортон сцепил пальцы. – Стоит ли рисковать ради призрачных перспектив?

– Призрачных? Мартин, мы о девочке говорим! С горящими глазами и великолепными мозгами!

– Не кипятись! – примирительно проговорил шеф. – Жду тебя завтра для обсуждения плана операции.

– Договорились! – Ставр пожал руку товарища и вышел из кабинета. Прозрачный овал двинулся за хозяином. Сегодня нужно успеть к доктору – старая рана, нанесённая соперником в рыцарском поединке, ныла к плохой погоде. Ткани плохо поддавалась регенерации. Сказывалась инфекция, занесённая придворным лекарем, приложившим к ране сухой куриный помёт. Ставра передёрнуло.

Подводы с лесом двигались вереницей, возницы то и дело покрикивали на ребятишек, снующих всюду и сующих свой нос во все дела. Следом за обозом, катившим не по раскисшей в кисель дороге, а по траве, ехала верхом на своей кобыле Любава и вслух сокрушалась о кибитке, конструкцию и название которой когда-то ей подсказал Фёдор.

Диковинная телега вызывала насмешки и удивление лишь поначалу, потом к ней привыкли и ведунья, и остальные. Сейчас, в жару, перемежающуюся грозами, полотняный навес был бы как нельзя кстати. Катя, ехавшая на старом мерине, которого ей выдали по приказу Могуты из княжеских конюшен, отстала от ведуньи весьма значительно. Она доверилась коню, который по ему только ведомым причинам выбирал, куда поставить копыто. Старое и весьма флегматичное животное обладало удивительно мягкой поступью и умудрялось даже на колдобинах везти наездницу без лишней тряски. Серко – так звали мерина, очень нравился Кате. За несколько дней она привыкла к своему четвероногому товарищу и добросердечно заботилась о нём. Что ни говори, а это первая её личная лошадь. Катя улыбнулась и погладила коня по шее.

Убитых и погибших горожан всех сословий хоронили в один день, поминая скромно и не долго. Княжеское подворье лишилось нескольких слуг, и тем, что остались, приходилось трудиться за троих. Ведунье с помощником было поручено врачевать раненых погорельцев, что Любава и Катя с успехом и делали. Девушка почти всегда молчала, ибо как ни старалась, не могла сделать свой голос похожим на мужской. На следующий день после пожара она сообщила своей наставнице, что выбрала себе имя.