***

— Здорово, Алёхи, — крикнул сидевшем на крыше, занимаясь её ремонтом, шедший мимо местный тракторист Иван. — Всё возитесь с домом?

— Так время-то какое, только успей. Август уж на носу, — крикнул Алексей Вальков. — Помог бы лучше, чем от дела отвлекать.

— Ну, это вы сами. У меня отдых, у меня ещё впереди работы не початый край, дай мне хоть сейчас-то отдохнуть. Моя вон проходу не даёт, то покоси, то прибей, надоела, а тут вы ещё. Нет уж.

— Здрасьте, дядя Вань, — крикнула вышедшая на крыльцо Маша. — А вы чего это за калиткой? К нам бы зашли.

— Здорово, красавица, — с улыбкой ответил он. — Да я так, мимо проходил.

Вальков слез с крыши, и, закурив, подошёл к Ивану.

— Вот смотрю я на вас с Лёхой, не знал бы, подумал, что отец с сыном, прям под себя ученика подобрал.

— Не я, Яков подобрал, у Вениамина в городе работал, теперь вот к нам устроился.

— А он тебе точно не родня? Похож чем-то на тебя? Такой же крепкий.

— Крепкий. Так наш, земляк, в селе здешнем родился, будешь крепким.

— Что да, то да. Манька — дочь — уехала в город, замуж вышла там, — начал Иван. — Муж инженер какой-то, а дохлый — кожа да кости, ну, и сынок родился такой же. Я ей и говорю, мол, давай к нам, быстро щёки наест, а она не в какую, еле уговорил. Ну, лето провёл у нас, зад в штаны не влазит, пришлось новые покупать, так дочь приехал и давай орать, до чего, мол, ребёнка довели. Увезла обратно и опять — это ешь, это не ешь, и снова кожа да кости. Это не наша деревня, — вздохнув закончил он.

— Да, — задумавшись о чём-то, вздохнул Вальков.

— Смотри-ка, не твоя ли суженая сюда топает? — Иван кивнул головой в сторону идущих к их дому двух женщин.

— Чего ей здесь делать-то? Она же в эти края и дорогу уж забыла. С шестидесятых сюда нос не кажет.

— Да нет, сам посмотри, с Любкой вместе топают, чего я твою от других что ли не отличу? Она.

Алексей поглядел в ту сторону, куда показал Иван. Недовольно поморщившись, увидев жену, он, выругавшись, швырнул окурок за забор и пошёл обратно к дому.

— Здорово, бабы! Чего это вас вдруг сюда-то потянуло? Ты ж, Люба, вроде здесь и родни-то не имеешь, а смотрю прёшься?

— Так по тебе соскучилась, вот, смотрю, стоишь, один, без Алёны. Не уж-то не скучал? — с хитрой улыбкой ответила Люба.

— Ну, поздно уж мне любовь-то крутить, да и ты смотрю, не та уж, в ширь пошла, раньше-то можно было спокойно руками обхватить, а сейчас и рук-то не хватит.

— Когда это ты меня обхватывал-то? — удивлённо посмотрев на Ивана спросила она.

— Не уж-то забыл? Молодость-то, бурную, — хитро улыбнувшись спросил он.

— Тоже мне вспомнил, когда это было-то? — недовольно ответила Люба.

— Вот вишь, и с памятью уже не то, старость видать подкатила, а ты — любовь. Поздно уж. Любовь уходит, маразм приходит.

— Ой, Ванька! Как был дурак, так и остался. Умеешь ты комплименты разбрасывать, — слегка обиженно ответила Люба. — Мы и не к тебе шли-то. Нужен ты кому, такой старый хрыщ, мы вон, — она кивнула на сидящего на лавочке у крыльца Валькова. — К кому помоложе.

Они подошли к калитке. Алексей слез с крыши.

— Ну, проходите, раз пришли. Чего вы все за калиткой-то стоите. Не удобно как-то, гости всё-таки, — он посмотрел на жену наставника.

Она, разглядев, наконец-то, его ближе, побледнев, попятилась, чуть не упав на Ивана.

— Валентина, ты чего это? Чегой-то тебя ноги-то на держат? — придержал он её.

— Да что-то голова вдруг закружилась, — с беспокойством ещё раз поглядев на Алексея, ответила Валентина.

— Вы проходите, и вы, дядя Вань, давайте, — с улыбкой сказала подошедшая Маша. Прядь волос выбилась у неё из косынки, и она, поправляя, подняла руку с перстнем, так, что он заиграл на солнце.

Валентина с ужасом посмотрела на перстень, побледнев ещё больше.

— Ой, мы лучше пойдём. Нам ещё к тётке Любиной зайти надо. Мы же к ней и приехали. Так, пришла проведать, да сказать мужу, чтобы зашёл, когда домой-то соберётся. Спасибо, но мы пойдём, — с бешено колотящимся сердцем, смотря то на Машу, то на Алексея, с трудом подбирая слова, ответила Валентина. И дёрнув за рукав Любу, пошла к дороге.

Немного отойдя Люба с подозрением посмотрела на Валентину.

— Валь, что с тобой? Ты как парня увидела, прям сама не своя. Ты знаешь, что ли, его? Что хоть с тобой?

— Да не знаю. Просто так, напомнил одного человека. Слушай, пошли лучше домой. Не могу, не хорошо мне что-то.

— А если Лёшка придёт к тётке?

— Ну, объясню ему дома. Пошли. Я тебя очень прошу. Только не спрашивай ничего.

— Опять давление, что ли? Хорошо, пошли обратно.

Уже подходя к полю, Валентина с ужасом отпрянув назад, дёрнула за рукав Любу.

— Люб, что это? Там кто-то стоит, вроде? — показывая рукой на противоположную сторону, спросила она.

— Валь, да ты чего? — посмотрев с удивлением и одновременно беспокойством на подругу, ответила Люба. — Нет там никого. Там берёза.

— Да нет же, смотри, девушка какая-то. Что я не вижу, что ли. Стоит около берёзы.

Валентина действительно видела девушку в белом платке, одиноко стоявшую к ним спиной, около такой же одинокой берёзы. Только сейчас, приглядевшись, она поняла, кто стоял там. В ужасе, чтобы не закричать, она закрыла ладонью рот.

— Валь, Валя! Ты слышишь меня! — кричала, тормоша её Люба. — Валь! Да что с тобой! Валя!

Валентина, казалось, совсем не слышала криков подруги. Она была так поражена зрелищем, которое предстало перед ней. Внезапно девушка обернулась, посмотрев на неё, как ей показалось, с упрёком, и исчезла совсем, так же неожиданно, как и появилась.

— Валя! Ну, ты что! Валя! — продолжала тормошить её Люба.

— Ничего. Всё прошло, — тихо, еле слышно, наконец-то ответила Валентина. — Поехали домой, не могу я здесь больше оставаться. Только ты иди рядом, я сама не дойду.

Всю дорогу, Валентина шла, вцепившись в руку Любы, боясь посмотреть в сторону берёзы, росшей чуть в стороне от тропинки. Девушка, то появлялась, смотря на неё, то пропадала снова. Валентина чувствовала, как ноги подкашиваются, но, держась из последних сил, всё же прошла поле. Она боялась выдать себя, боялась расспросов подруги. Что она могла ей сказать? Страх снова, как и тогда, в ту ночь накрыл её с головой, но, слыша, как наяву, слова Серафимы: «…Кто узнает… Молчи до самой смерти. Поняла?»

— Ну, и чего ты боялась? Вот берёза, — показав на дерево рукой сказала Люба. — И нет тут никого.

— Вижу, — тихо ответила Валентина.

— Слушай, Валь, что хоть с тобой в последнее время? Из-за Лёшки, что ли, так переживаешь? Или Ксенька чего опять набедокурила? Может вам съездить куда, отдохнуть малость? Того гляди долбанёт давление-то, так нервничать-то.

— Да ничего, отойду. Устала просто. Полежу дома, успокоюсь.

— Ну, смотри. Может мне остаться с тобой-то, пока девчонки и Алексей не вернутся?

— Нет, не надо. Мне лучше одной. Посплю немного и пройдёт.

***

Иван, поглядев в след Любе с Валентиной, повернулся к Алексею.

— Чего это с Валентиной-то? Стоят вон с Любкой у поля, руками машут, спорят, что ли, о чём?

— Да кто её знает? Понапридумает себе головной боли, а потом сама и мучается. Небось приходила меня высматривать, не верит всё, думает, у бабы какой. А может с девкой опять чего, с дочкой младшей. Сама воспитала, теперь вот получает. Мне же слова не давала сказать, начну ругать за провинность, так нет, влезет и рот затыкает, ну, и чего теперь удивляется? Вот только Катя, старшая, одна радость для меня. Хорошая девка выросла.

Вальков подошёл к забору, посмотрев в ту же сторону. Валентина стоя у подсолнухов, казалось о чём-то спорила с Любой, показывая рукой на тропинку, и что-то оживлённо ей говоря.

— Мож к ним пойти, случилось чего, что ли? — смотря на них предложил Иван.

— Да чего там у них случиться может? Валька не была тут уже больше двадцати лет, чего-то боится поля этого. Спрашивал — молчит. Напридумала себе страхов. Сама сюда дошла, вот также пусть и обратно, ничего с ней не будет. А мне заняться больше нечем? Делать мне больше нечего, буду ещё её через поле туда–сюда водить. Дурная баба, и есть дурная баба.