— Маша, а откуда это у вас? — кивнув на перстень, спросил он.

— Это мне Лёша подарил.

— Это мне от матери досталось. Ей сестра — тётка моя — подарила, когда я родился. Тётя Сима говорила, что он наследственный. Ну, мне он зачем? Я его Маше и подарил, — с нежностью посмотрев на Машу ответил Алексей. — А почему вы спросили?

— Знакомый какой-то. Мне кажется, что я его уже где-то видел, только вот не вспомню, где.

— Странно, может похожий какой был. Мать его никогда не надевала. Показала один раз, когда я маленький был, а потом тётке отдала, когда уезжала. Это мне потом тётя Сима рассказала, как и про сам перстень. Она недавно только мне его отдала, а до этого прятала где-то.

— Может и похожий, — ещё раз глянув на палец Маши, задумчиво ответил Вальков. — Но всё-таки мне кажется, что именно этот я видел. Ну, ладно, вечером зайду к сестре, не успею уже, наверное, до конца обеда.

— Пойдёмте тогда к нам. Здесь ближе, — предложил Алексей.

— Крепкий дом, — стукнув по стене сказал Вальков. — Видно, на века построили.

— Дед строил, отец отца. Только подремонтировать всё равно надо. Всё времени не было сюда приехать, а тут решился. Вместо дачи будет.

— Ты, если чего, скажи, помогу тебе. Хороший ты парень Лёшка, — вздохнул он.

— Идите обедать, я вам разогрела, — крикнула им Маша.

Они вошли в дом. Вальков, подойдя к стене, на которой висели фотографии, спросил:

— Это они? Отец с матерью? — кивнув на одну из фотографий и посмотрев на Алексея спросил он.

— Да, они. А это тётя Сима и её муж, — показав на другую фотографию ответил он. — Тётя Сима рано овдовела, он утонул, так и жила всю жизнь одна. Растила нас с Серёжкой, её родным сыном. — Вы их не знали?

— Отца, вроде, видел, а мать нет, не помню. Ты чего-то на них-то не очень похож? — улыбнувшись спросил Вальков.

— Говорят, на кого-то из родни, — опустив голову ответил Алексей. — Пойдёмте поедим, а то время идёт, не успеем на работу.

С тех пор Вальков стал частым гостем в доме Алексея и Маши. Стал помогать ему с ремонтом и благоустройством дома. Он и сам не знал, почему его так тянет к этому парню. То ли давнее, так и не сбывшееся желание иметь сына, то ли ещё в чём была причина.

***

— Ты чего-то уж больно часто допоздна стал работать? Совсем скоро дорогу домой забудешь? — спросила как-то жена у вернувшегося поздно вечером Алексея Валькова.

— Ревнуешь, что ли? Поздно уж. Раньше не гулял, сейчас, думаешь, решился?

— Ревную, не ревную, но скоро люди уж судачить начнут, как в глаза-то им смотреть буду?

— Люди, люди, — зло пробурчал Алексей. — Тебя только общественное мнение и интересует. Дочерью лучше бы занималась. Опять, небось, дома нет? Всё шляется где-то?

— Шляется! Сам-то не шляешься?! Всё тебе не так! Ты хотя бы обо мне подумал! Я что, тебе чужая, что ль?

— Я тебе уже не раз говорил! Что тебе ещё объяснять? Сама не веришь! Только толку-то тебе рассказывать? Парню я помогаю. Кто ему ещё поможет? Сирота, можно сказать, при живых родителях. Молодой, не опытный. Жена что ли, на сносях, ему помогать будет дом ремонтировать? Надоела уже эта старая песня, каждый день одно и тоже — куда, где, зачем! Всё!

— Ужинать будешь? Или там уже поел? — всё ещё злобно спросила она.

— Поел уже. Устал я, спать хочу.

На душе у неё было всё равно как-то не спокойно, как будто какое предчувствие тяжёлым камнем легло на сердце. Почему, она никак не могла понять. Муж никогда не давал повода ревновать. Хотя и не любил её, и она это знала, но и не изменял. Ночью, то ли от переживаний, то ли просто от усталости, уснула она крепко, а утром всё вернулось по новой. Снова тяжесть и нехорошие предчувствия.

«Только бы с Ксенькой ничего не случилось, — боясь, подумала она. — Одна в жизни отдушина — дочка».

Даже на работе, на людях, стоя за конвейерной лентой, отвлечься она так и не смогла. Это и заметила подруга и коллега Люба.

— Ты чего-то сегодня какая-то молчаливая, прям? Чего случилось-то? — подойдя к ней в обед спросила Люба.

— Не знаю, чего и думать, прям, — задумчиво ответила она. — Лёшка, чего-то. Приходит поздно, говорит, что этому парню — ученику своему — помогает.

— Думаешь, завёл кого? Вроде, не такой. Столько лет живёте, повода-то вроде и не давал ни разу, — удивлённо посмотрев на неё ответила Люба.

— Да какое там. Он свою — Катьку — забыть не может. Всё время помнит. Столько лет живём, а всё забыть не может. Дочку вон, старшую, в честь неё даже назвал.

— А чего хоть с ней случилось-то? Чего они разбежались-то?

— Да не разбежались они, — тихо, как будто боясь чего-то, начала Валькова. — Пропала она. Говорят, утопилась, на берегу реки, ну, около деревни, где он родился-то, нашли платок её, а там течения какие? Говорят, унесло, так и не нашли.

— Как же он с тобой-то сошёлся? При такой любви-то?

— Так и сошёлся. Можно сказать, если бы сама не подтолкнула, и не женился бы. Да и поздно было отказываться, Катькой уже ходила.

— Слушай, а ведь говорили, что, вроде, Катя-то эта с животом была? Ты же, вроде, знала её, общались, вроде?

— Общались, — вздохнув ответила она. — С животом была, вот с ним, небось, и утопла. Срок-то приличный был, но ребёнка-то так и не нашли нигде. Ой, что-то как-то нехорошо мне в последнее время. Как будто предчувствие какое нехорошее.

— Боишься, всё-таки, загулял? Кто их мужиков знает? Не гулял, не гулял и — на тебе. Чего у них на уме. Может, тебе посмотреть, куда ходит-то? Ну, где этот парень-то живёт?

— Даже не знаю, не удобно как-то. Да и кто знает, как он отреагирует?

— Ну, давай я с тобой поеду, скажу, что со мной, подруга всё-таки. Тётка же там у меня, мало ли, за чем к ней надо. Ну, и посмотришь заодно.

— Поймёт всё-таки.

— Зато самой спокойней будет. Он каждый день там, что ли? Ну, туда ходит?

— Каждый, лишь бы домой попозже приходить. И Катька к нему на работу ездит, приносит, чего надо. Вот ведь два заговорщика, и он, и она молчат, а ты тут с ума сходи, — вздохнув ответила она.

========== Часть 3 ==========

На следующий день они, как и договорились, поехали в село, где сейчас жили Рязанцевы. Всю дорогу, Валькова не проронила ни слова, сердце бешено билось, тревога ещё больше стала давить на грудь.

— Ну, вот и приехали, — выйдя из автобуса сказала Люба. — Сразу к ним или к тётке зайдём?

— Пойдём уж сразу. Лучше уж так, и на сердце легче будет. Что-то как-то тревожно мне, сама не знаю от чего.

— Да ладно тебе, сама понапридумала не пойми чего. Вот я понимаю — мой, от него всякое ожидать можно, за столько лет привыкла уж, а ты-то чего?

— Всё равно чего-то не спокойно. Ой, — увидев подсолнуховое поле вдруг испуганно проговорила она. — Через поле, что ли, идти-то придётся?

— А через чего же? — удивилась Люба. — Не в обход же. Если обойти, ты знаешь сколько топать придётся? Да ещё через лес. Чего страшного-то через поле идти? Поле как поле, — пожала плечами она.

— Да страшновато что-то. Высокий уже подсолнечник-то, боязно что-то.

— Чего в нём бояться-то? Кто тебя там схватит-то? Ты чего раньше, что ли, тут не ходила?

— Да я была тут, в последний раз, году в шестидесятом, с тех пор больше и не заглядывала.

— Ну, не хочешь так идти, пойдём дальней дорогой, поле обойдём и мимо оврага. А там мимо бывшего дома Серафимы, ну, этой, ведьмы-то? Не помнишь, что ли?

— Нет уж, лучше через поле. Ничего, пошли, дойду как-нибудь.

Всю дорогу, пока не прошли поле, она шла оглядываясь. Ей казалось, что позади неё кто-то идёт, ей даже казалось, что она слышит шаги, слышит чьё-то дыхание. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она уже покаялась, что вообще послушалась Любу и приехала сюда. Ну, если даже и завёл кого Алексей? Что может быть в этом удивительного? Она знала, что он её не любил, и никогда уже не полюбит, знала, что сама женила его на себе. Только когда они прошли всё поле, она оглянулась — на тропинке, кроме её и Любы никого не было. Передохнув немного и успокоившись, они пошли в село.