— Ну, вот и всё. Теперь моё дело. Некоторое время побудешь у меня.

— А он? Он здоров? Кто родился?

— Мальчик. Запомни, девка, если кто узнает об этом, несдобровать ни мне, ни тебе. Так что теперь забудь и меня, и его. Назад пути нет, раньше надо было думать. Вспомни, чего боялась, отчего ко мне пришла. Так что всё, забудь. И лучше уезжай отсюда, подальше. И мне, и тебе спокойней будет.

Серафима вышла из комнаты. Катя, отвернувшись к стене, заплакала навзрыд. Перед глазами проплыл он, её далёкий любимый. Который, как она считала, бросил её, ушёл в армию и забыл, нашёл другую, как узнала Валентина — подруга Кати, и забыл. Вспомнились и строгие родители, которые и часа бы не дали прожить ей с сыном в их доме.

«Алексей, я так хотела назвать его — Алексеем, — думала Катя, уже не плача, а просто лёжа глядя в потолок. — Пусть только выживет».

— Ну, и как она? — утром зайдя в дом спросила Валя.

— Родила, побудет у меня до завтра, а там сама решит. Мне до неё дела нет.

— Кого родила-то?

— А тебе какое дело? Себе что ли забрать решила? — усмехнулась, посмотрев на неё, Серафима.

— Да нет, просто интересно же.

— Интересно? Ну, и рожали бы, где положено. Мальчишку родила.

— И куда вы его теперь? Светло же уже.

— До ночи продержу, а там… Это уже моё дело. Забыла, что ли? Сами мне это дело поручили, так что теперь мне решать. Ты-то чего пришла?

— Узнать просто, я же её привела к вам. С ней всё будет в порядке?

— А чего с ней может произойти-то? Побудет немного, свыкнется. Ты думаешь, она одна такая?

— Её проведать-то можно хоть?

— А чего нельзя? Не в больнице, иди.

Валентина ушла в комнату, где лежала Катя. Через некоторое время Серафима услышала крик Вали. Вбежав в комнату, она бросилась к сидевшей на полу бледной Вале.

— Ты чего, девка? Чего орёшь-то?

— Она, — только и смогла выговорить Валя. — Она — мёртвая.

— Ты в своём уме? Чего ей умирать-то? С чего бы это? — уже сама побледнев испуганно спросила Серафима.

— Вы… Она… Сами посмотрите.

Серафима подошла к Кате.

— Ты чего? Спишь что ли? — начала тормошить её она. — Девка, не дури. Меня же посадят потом.

Катя не просыпалась и не реагировала. Серафима дрожащими руками взяла зеркало из ящика тумбочки и поднесла его к губам Кати.

— Мёртвая, — испуганно отпрянув проговорила Серафима.

— Чего теперь делать-то? — испуганно, со слезами спросила Валя.

— Чего делать, чего делать? Решать надо что-то. Связалась с вами, — зло бросила она. — Ты не реви и не вой тут у меня. Услышит кто, представляешь, чего ждёт?

— Ой. Чего же теперь делать-то? — плача от ужаса, спросила Валя.

— Полежит тут, никто не придёт. А ночью избавимся. Ты вот что сделай. Сходи к Евдокии за козьем молоком, мальчишке надо есть что-то, я адрес дам. Только смотри, ничем не выдавай, выдашь… Мне-то что, я своё уже отжила, а вот тебе, — она строго посмотрела на Валю. — У тебя вся жизнь впереди. Знаешь, что за это может быть? — она кивнула на кровать, где лежала Катя.

Валя вместо ответа, зажав рот рукой, задрожала от страха.

— Ну, вот вижу, поняла, что нам светит. Так что делай, что я тебе сказала. Только учти… Если меня выдашь, я тебя за собой потяну. Так что иди за молоком и сразу ко мне. Её-то никто не хватится?

— Она сестре сказала, что у меня останется, а я подтвердила.

— Ну, и дура!

— Кто же знал, что так выйдет-то. А с ребёнком чего будешь делать?

— Ночи дождусь, а там… Я знаю, что делать. Только теперь помни, мы с тобой одной ниткой связаны. Кто узнает… Молчи до самой смерти. Поняла? — зло спросила Серафима.

— Поняла, — тихо, с ужасом глядя на неё ответила Валя.

— Вот и хорошо, иди давай.

***

Дождавшись ночи, Серафима вышла из дома. Оглядевшись, вышла за калитку. Сделав несколько шагов, она посмотрела на дорожку, проходящую недалеко от её дома, на кусты напротив и, вернувшись в дом, прошла в комнату, где лежал мальчик. Напоив его специально сваренным отваром и дождавшись, когда он совсем заснёт, Серафима снова вышла из комнаты и, пройдя на кухню, подошла к сидевшей за столом Вале.

— Ну, чего, всё ещё страшно? Сама всё это затеяла, теперь терпи. Вернёшься домой — смотри, заметят перемены… Что объяснять будешь? Да и сестра её придёт к тебе, что говорить будешь? Ты вот подумай пока, а я пойду мальчишкой займусь.

— Куда вы его?

— Тебе-то не всё ли равно? Ничего с ним не будет. Живой, надеюсь, останется. А ты жди и помни всё, что я тебе сегодня утром говорила.

Серафима, завернув мальчика в одеяло, вышла из дома. Оглядываясь, прошла к подсолнуховому полю. Пройдя по тропинке, проходящей по середине этого поля, она прислушалась, ещё раз огляделась и, посмотрев на спящего ребёнка, аккуратно положила его недалеко от тропинки, среди подсолнухов. Уходя, она ещё раз прислушалась и огляделась, и, не заметив ничего подозрительного, спокойно пошла к своему дому.

Через несколько минут, как только Серафима скрылась из виду, к тому месту, куда она положила ребёнка, подошла молодая женщина, также оглядевшись, она нагнулась и тут же с испугом отпрянула.

— Вот тварь, — поглядев в ту сторону, куда только что ушла Серафима, тихо сказал она. — Живой хоть? — и, нагнувшись, взяла ребёнка на руки.

Кроха спал безмятежным сном. Женщина, прижав ребёнка к себе, оглядываясь по сторонам, пошла в сторону села.

***

Тамара уже проснулась, поставила чайник, когда неожиданно кто-то постучал в дверь. Удивившись тому, что кто-то мог прийти в такую рань, она подошла к двери.

— Кто там? — испуганно спросила она.

— Том — это я, Сима. Том, открой.

— Сим, ты чего в такую рань-то? — открывая дверь спросила Тамара. Но, увидев, что принесла Сима, в испуге прижалась к стене. — Что это?

— Что-что? Не поняла, что ли? — пройдя в комнату и положив свёрток на стол, спросила Сима.

Тамара подошла к столу.

— Где ты его нашла?

— В подсолнухах. Серафима — свекровь — оставила его там.

— Серафима? — удивлённо посмотрев на сестру спросила Тамара. — Чей он хоть? Что теперь делать-то? Ты его разверни что ли, кто хоть?

Сима развернула свёрток. И то ли от прохлады, царившей в комнате, то ли от голода, ребёнок проснулся.

— Мальчик, — с улыбкой посмотрела на ребёнка Тамара. — Чей хоть он?

— А я откуда знаю? Приехала поздно, за Серёжкой пошла, смотрю — свекровь с кем-то разговаривает, ну, я спряталась, не хотела в этот момент с ней связываться. Сама знаешь, что о ней говорят, да и зачем к ней приходят. Я и сама-то её побаиваюсь. Ну, я за кусты. Вот и подслушала. Какая-то молодая девчонка к ней пришла, только не про себя говорила, а то ли про подругу, то ли ещё про кого. Просила помочь ей, как я поняла, уже поздно было что-то делать, в общем, просила её ребёнка куда-то деть. Потом смотрю — Серафима с Серёжкой моим ушла, к сестре, судя по всему, пошла. А потом эта девчонка кого-то привела, сама потом ушла. Утром я к ней пришла, она там с кем-то спорила громко, вот я и решила — вечером лучше зайду. Ну, вечером пришла, а она там опять с кем-то спорит. Интересно стало, спряталась я, значит, за кусты, смотрю — она вышла и в руках чего-то несёт, и в подсолнухи, ну, я за ней. Она прошла через поле, вышла к дороге, положила там его и ушла. Ну, я дождалась, когда она скроется и к нему. Ну, вот и всё. Да, вот ещё смотри, что рядом было, — она протянула сестре перстень. — Судя по всему, этим ей заплатила, но, видать, потеряла. У ней вроде такого не было.

— Старинный, видать, — крутя в руках перстень сказала Тамара. — Ой, есть, видать, хочет. Чего теперь делать-то? Чем его кормить-то?

— Раньше как-то выхаживали, козье молоко надо. Куда теперь его деть-то?

Тамара, взяв на руки мальчика, начала его укачивать.

— Хорошенький какой, — с улыбкой смотря на ребёнка сказала она. — Себе оставлю. Своих всё никак не получается, а тут уже готовый. Выращу.

— А Степан как? Он-то что на это скажет?