– Радостно слышать. Стало быть, сгодился я ему как страж.

– Ну, теперь-то ему и своими людьми обойтись впору. А вот мне такие славные воины нужны поболе. – Владимир заглянул в глаза Ильи с надеждой: – Дело у меня есть к тебе, Илья. Не хватает у меня надёжных людей. Ты, поди, знаешь, какой я веры?

– Христовой веры, князь.

– Так, – кивнул Владимир. – И в Корсунь я ходил не на гульбу с девками. Киеву нужен сильный князь, и теперь он здесь. С эллинами мы теперь не согнёмся – ни под норманнов, ни под тех же эллинов. Как Корсунь взяли, так и до Царьграда дойти сможем, коли что. И как мне открылась истина, так и тебе её я открыть хочу.

Илья смотрел на князя открыто и ждал. Князь говорил с жаром, глаза у него блестели:

– Не тем богам славяне кланяются, Илья! Не в них сила! Я вот крестился и Корсунь покорил. И теперь хочу весь Киев истинному богу вручить.

Илья спокойно слушал, и князь не нашёл в его лице ничего, что помогло бы ему понять, что у него в душе. Но Владимир не дрогнул и одним духом сказал:

– Крестись, Илья! Станешь со мной рядом – ничего для тебя не пожалею. И Спаситель тебя отметит, Илья!

Муромец поднялся с лавки и скромно поклонился князю со словами:

– Ответь мне князь: тебе сильные люди в дружине нужны?

– Так! – кивнул князь, а Илья продолжал:

– И меня ты берёшь за силу и за волю. Так?

Князь горячо кивнул.

– Но и сила моя, и воля на вере стоят, князь Владимир, – сказал Илья. – И вера та – славянская. В Перуна и других богов моей земли. Как же я, их предав, сильным останусь?

Князь поднялся со скамьи: в глазах его уже угас прежний огонь, но он сказал всё ещё миролюбиво:

– Я тоже прежде тем же богам кланялся, что и ты. Но стал христианином, и что же? Неужели слаб стал? Что скажешь?

– Что слаб ты стал, не скажу. Но я за себя ответ держу, князь.

– Вот и ответь! Что толку дереву оструганному кланяться! Не лучше ли идти за сыном истинного бога, что за всех людей на крест римский взошёл! Знаешь ли…

– Я знаю о Спасителе, князь, – мягко остановил Илья Владимира. – Я почитаю его как мудреца, но он был человеком, а человеку не кланяются, словно богу.

– Что ты можешь знать о том! – возвысил голос князь, наливаясь гневом. – Что за дурак тебя научил сей ереси! Почитает как мудреца и человека! Каково?! Стыдись!

– Мне нечему стыдиться, князь, – поклонился Илья.

– Да откуда ты набрался этих слов?! – не отступал Владимир. – Говори!

– Мой наставник научил меня.

– Кем был твой наставник? Язычником? – в глазах князя плясал гневный огонь.

– Мой наставник – волхв и воин по имени… – мгновение Илья раздумывал, стоит ли открывать имя учителя, и твёрдо изрек: – Святогор.

Словно на стену налетел князь от этих слов Ильи. Он отступил назад, споткнулся об лавку, пошатнулся.

– Святогор?.. – голос его понизился до шёпота, и пот выступил на лбу. Он уже не смотрел на Илью, взгляд его блуждал по гриднице. Он тяжело сел на лавку, держась за грудь.

– Быть не может… – выговорил он, будто позабыв об Илье, потом нашёл его взглядом и спросил: – Так он ещё… жив?

– Два года тому назад был ещё жив, – заволновался было Илья, но князь, видно, говорил о делах давно минувших. Долго сидел Владимир на лавке, глядя куда-то в прошлое, губы его шевелились, будто он с кем-то говорил. Илья ждал, никак не выказывая своего присутствия. Потом князь собрался, встал с лавки, пробормотал:

– Стало быть, так…

Он неуверенно прошёл по гриднице, всё ещё думая о чём-то, потом будто натолкнулся на Илью глазами, остановился.

– Ладно… Так что, не станешь мне помогать?

– Землю славянскую от ворога защищать буду. С тобой ли князь, сам ли – но буду. А капища рушить да веру менять не стану. Уж прости, коли обидел, – сказал Муромец и поклонился князю, ожидая гнева, но Владимир на этот раз повёл себя по-другому. Он как-то устало ссутулился и молвил тихо:

– Что ж… Ступай, Муромец… Удерживать тебя не стану. Ступай…

Поклонившись, Илья вышел вон. На дворе его ждал воевода.

– Ну, что? – приступил он к Илье, и тот ответил:

– Отказался я, Добрыня. Прости и ты меня. Не стану я вероотступником.

Воевода тяжко вздохнул, молвил:

– Эх, Илюшка…

Он зашагал к палатам, но остановился, сказал ещё:

– Ты вот что… Сейчас не уходи. Дождись меня. Слово?

– Слово, – кивнул Илья, и Добрыня скрылся за дверью.

Князь одиноко сидел на лавке, когда воевода вошёл. Владимир хмуро посмотрел на дядьку, сказал:

– Завтра станем капища рушить. Начнём поутру с заглавного. Сегодня же по улицам сзывай народ, чтоб приходили видеть. Найди мне ещё людей в помощь. Тотчас начинай. А насчёт жрецов… Придут ведь да мешать станут, – князь хрустнул пальцами, а Добрыня ответил:

– Не успел сказать тебе, Володимер… Боркуна нашли нынче утром мёртвого.

– Что?.. – поднял недоумённые глаза князь. – Кто посмел?!

Добрыня поклонился:

– Нет следов ни ножа, ни меча. В постели его нашли. Во сне помер, видать.

Князь поднялся с лавки:

– Господь вседержитель… Как же… Быть того не может. Никаких следов?

– Никаких, князь.

– Не верю. Убили его… – Владимир заметался по гриднице, заламывая руки.

Добрыня только пожал плечами:

– Не знаю человека в Киеве, способного на такую работу.

Князь ещё походил по хоромине, остановился, и спросил:

– А что Преслав с Грыней?

– Живёхоньки.

– Ага… Позови ко мне. А впрочем… Сам передай: пусть уходят из города. И чем скорее, тем лучше. Да не забудь найти людей – капища рушить.

Добрыня только поклонился и пошёл исполнять волю племянника.

Волнующийся народ заполнил обширный холм, под которым размеренно несла свои воды Непра-река. На холме возвышались три кумира: Сварог, Велес и Перун. Холодно и сурово смотрели они на собравшийся люд. Среди посадских было много и гостей из торгового люда – как иноземных, так и близлежащих, древлянских да полянских.

Все знали, что затевал князь: глашатаи долго рвали глотки на улицах Киева. Пришли многие, остались по домам самые немощные да распоследние олухи, равнодушные до всего. Пришедшие на холм были здесь больше из любопытства – киевляне не верили, что князь поднимет руку на истуканов, коих сам ставил всего несколько лет назад. Стояли под набиравшим силу утренним солнцем, балаболили и с интересом посматривали на стоящего подле идолов Владимира – с ним были несколько воинов из дружины. Эллинских священников не было никого.

Через толпу продрался воевода Добрыня, и всем стало ясно, кого ждал князь.

– Ну? Где они? – нетерпеливо спросил князь дядьку и тот негромко ответил:

– За мной идут.

Толпа вновь раздалась, и на заповедную площадь нестройно вышли два десятка разномастных мужиков. В руках у них были лопаты с топорами да заступы. Народишко был мятый, кого-то ещё шатало после вчерашнего, кто-то по привычке глядел на собравшийся люд бирюк бирюком. В толпе родился неодобрительный гул, разросся, стали слышны отдельные возмущённые возгласы: