Не дожидаясь подлёта кулака-кувалды, гость просел в коленках. Стало быть, удар вразумительный: в лоб. Чистый нокаут надолго-предолго. Чемпион скоротечных боёв послал молодого за выброской. Вся её 75-метровая длина оклетневала свалившегося на подобии кокона.

Никто не позволил себе пнуть негодяя. (Не та мы нация).

Отволокли лишь на палубу. Пакет с уликой приладили в головах. Дежурный штурман озаботился вызовом милиции.

Частично восстановившие справедливость по-русски, опять всплыли с Валькиной бутылочкой.

Скорёхонько патрульный «козёл» подкатил. Наши выброску скойлали в исходное положение. Заводской Чикатило в чудном вырубоне. Менты привычно прошарили карманы. Извлечённый пропуск, похоже, напугал их.

– Да вы что?! Местного(!) завалили.

Излишне бережно, как пострадавшего, латыша на заднее сидение. Спеша составили маловразумительный протокол.

Крайне недовольными, во что впутались, отбыли восвояси.

Утром на белом «рафике» милицейский чин. Свой, вроде бы, да испорченный некой оглядкой. Сразу начал Вальку запугивать:

– Собирайся честные показания давать. И очки тёмные надень. Больно на жалость давишь.

Находчивая дева его поддела:

– Были бы, не нацепила. Зачем факты прятать?

В ментовке вовсе обескуражил. «Негоже, даже с перепоя, сочинять небылицы. Завод тебе не парк. Там ра-бо-та-ют. Вот ты пишешь: «Возвращалась из ресторана». Синяки тогда понятны – брякнулась где-то. Причём тут культурный инженер-семьянин? Он хотел тебя, пьяную, довести. Вместо благодарности – сотрясение мозга. Вашему боцманюге придётся отвечать пред законом. Тебе тоже – за оговор».

Северных на дешёвый понт не возьмёшь. Валя заупрямилась играть роль дурочки. С нажатием кнопки семейка универсального инженера подключилась. Для начала всплакнули.

Призвали не губить. Розовенькие детки подученно непрестанно хныкали. Хозяин кабинета хитрым лисом:

– Гражданки, поищите другое место. Есть тихое кафе за углом.

Милицейский гипноз и приставучесть подействовали.

Сродники негодяя, пряча жмотность, в заведении рассыпались: «Не желайете с бальзамам? С ликёрчекам? Штрудел яблочни кароши?» Ненавидели и всё ж по-собачьи смотрели в глаза. Страх как боялись пропустить отклик русской прощенческой души. Уловили-таки. То был золотой пятачок Валькиного решения. Главное – спасти от уголовки того, кого невольно впутала. Снова майор с «правильным» пониманием малых наций. Где наша не пропадала?! Он ей слово: боцману ничего не будет. Она ему бумагу: «…по согласию, без всякого насилия…» На пороге не сдержалась – схулиганила:

– Чао, подлполковник.

За заветное звание, проглоченное неотфильтрованным, тоже ничего не бывает.

Новое днище. Прежние тревоги. Решил Ибрагимов на паях со старпомом в будущее заглянуть. Нечто вроде спиритического сеанса под спиртное. Вся подготовка свелась к накрытию стола. Лишая обдуманности, через пять(!) всего метров, Резван звонит:

– Зайди насчёт бункеровки топлива.

Дед с листочком и флотским этикетным шиком:

– Мэй кам ин?

Те с радушием, какое смогли изобразить, почти в один голос:

– Ну что?! За окончание второго ремонта.

Выпили. Закусывают. Кэп внезапно и спроси Мартемьянова:

– Как полагаешь со своими трансцендентальными способностями, беды наши кончились?

– Нет. Валькиной честью не отделаться.

Ох, как засвербило старпома ругнуться. Всё ж не дал хода словцу перчёному. А культурно-равнозначного ему, никогда в словарь Ожегова незаглядывавший, не приискал. У всех разом испортилось настроение. Автоматом опрокинули вторую, третью.

– Малость чем-нибудь утешь?

– Не при всех нас, то будет. Вообще, как мы ходим?! Поразишься! Раньше в захудалой избушке и то иконки. Моя бабка причитала бы: «На кого уповаете? Ни лика Господа, ни Николая Чудотворца. Нечисть копытится на пустом». Мы же всё с мёртвыми вождями и их безумными заклинаниями. Чисто папуасы. Танцуем ещё под всякого. Своих, проглотя язык, в обиду даём. Потупились? То-то. Признаёте. Наливай!

Завладев вниманием обеих, дед позабавился. Пронзительно ясными глазами притянул своего критикана. Опять не по шёрстке погладил:

– В открытые двери твоей каюты боязно глянуть.

– Какого рожна?

– Да бес там. Обычно диванчик давит. Пухлый, наглый.

Морденцией весь в тебя. От безделья дрочит. Продолжу – совсем обидишься.

…К своей удаче, Ибрагимов принял нового «поляка», но после того, как предсказанное случилось. Чиф догадливо слинял раньше. Стоик Мартемьянов обречённо сражался с судьбой.

Неблагодарное то занятие – на проигрыш. Ни с того, ни с сего медкомиссия задробила. Так «Валдай» стал ходить без личного провидца. На берегу настигла деда горькая тоска, приволоклось одиночество. А там пожаловали девяностые, залитые палёной водкой…

Годы, годы… Мало нас, «валдайских». Былого комсостава вовсе нет.

Для постаревшей Вальки Митиной все мы остались в памяти прежними. Душевно припоминает за стопочкой нас вперемешку. Живых и тех, кто к тому свету швартанулся. Конечно, всплакнёт, жалеючи. А так за сериалами по мутному телику пустое времечко коротает.

В «привокзалке» можно её встретить. С замурзанным каким-то мужичком обходят дворовые контейнеры. Не всякий день. Перед пенсией за неделю.

Морозный февраль давнего года. Домоседствую по причине отпуска. Бестолково, каплями дней срывается времечко. Сами себе праздники творим: приглашаем соседа Николая Алексеевича. Яркий был человек, не обойдённый талантом, фронтовик. Застольничаем, поём песни под гитару. Невзирая на количество опрокинутого, мастерски он ею владел. Мало ему с батей покажется, тотчас меня мальцом в «Сполохи». И опять сидим хорошо, душевно. Телефоны домашние тогда походили на редкость. Кадровики предпочитали из резерва нарочного с запиской посылать. В оной примерный текст:

«С получением прибыть к такому то инспектору».

Так и со мной поступили. Являюсь в ту службу, где сейчас от угла Свободы отель стоит.

– Ремонтного механика на «Валдае» знал?

– А что? – в отупелости сам с вопросом к младшему по группе судов Батракову.

– Погиб он. Короче, завтра к восьми как штык. В АХО получите лопаты, ломики – и на Вологодское кладбище. Покопаете там…

Обратно пошёл по Набережной, чтоб как-то привести себя в меридиан. И месяца не прошло, как классно подстриженный в форсуночной, отправлялся до дому. Шутили. Добродушный бывалый Валентин наставлял, как лечиться от простуды. Рецепт выходил смешным, очень приятным, а главное – проверенным…

Отрядили человек семь. На трамвае и пешком добрались с инструментом. Кладбищенский служитель указал место.

Срыли снег. Промёрзшая земля напоминала бетон. Ломики, с приложенной силой и размахом, отсекали от её корки жалкие комочки. Мы парили, перестав ощущать мороз под тридцать.

Двое, не северных— в нытьё. Пришлось объясниться:

– Парни, для кого делаем, мужиком был настоящим. Я сам с того судна. И псих страшный. Списали меня, боцманюгу талрепом огрел.

Вижу, южане откровение на веру взяли, прочие повеселели.

Как-то пошло у нас с большей отдачей и к сумеркам последнюю каюту для Савина приготовили.

Всех домой пригласил. Так и притопали по простоте обессиленные, продрогшие. Казённое в коридоре на пол сложили.

Замечательно, что мама целую большую кастрюлю супа наварила и у папеньки нашлось. Помянули, горячего поели. Выяснилось, что и по второй тарелке найдётся. Хохлы извлекли из карманов сушёные красные перчики. Все отошли от трудов, изнутри запылали. Расстались с редким чувством честно исполненного Божьего дела…

Снова стали дни каплями падать в никуда. Всё уже порассказал: как на Кубу ходили, про Сантьяго, где Фидель с бузотёрами сгоряча на казармы попёр. Низкие, цвета песка, те выглядели совсем не грозно. Однако, обломилось у него, и сам был схвачен. К нашему злосчастию, смотрящий за островом Батиста помиловал шалуна-романтика. Как-никак отпрыск знатного, богатейшего рода. Бородач дух перевёл и тряхнул остров, как пыльный коврик. Штатникам сразу фигу показал, объявив себя социалистом правильной ориентации.