С того идейного жеста беспрестанно по-сказочному поплыли туда корабли всех наших суперпароходств. А чтобы уж совсем не в прогар, подряжаются у классовых врагов чего-нибудь перевезти. На десяток пустых бортов лишь «Валдаю» один канадский фрахт достался. Из захолустного местечка на заливе Святого Лаврентия взять лесной товар до Голландии.
Как пробились через льды – ахнули. Природа – словно на Родину пришли. Те же ели забелённые – до горизонта частоколом.
На пригорке церковка православная. Близкая дорога в снежных отвалах. Вот только машины по ней мчат американские – длинные, стильные.
Грузчики к работе приступили. Почти все пожилые, мордастые молчуны, подозрительно кого-то напоминавшие. Спасибо, помполит просветил, не соврал. Братия – уцелевшие бандеровцы и ошмёток раскомплекта дивизии СС «Галичина». Тогда мы также «заклято» нахмурились.
В поселковом шопе по доступности оказались лишь меховые перчатки – почему-то в корзине у дверей. Кто взял для шика, потом пожалел. На глубоко спрятанной этикетке красовалось – «China». Вот бы тогда, в начале 70-х, торговый её накат перехватить. Но министерские чины, обожавшие ездить за бугор, дешёвку обходили и, похоже, мало что знали. Пребывание в розовой глупости, как сейчас понимается, отобрало последние шансы сохранить великую страну экономически.
Вахту стоял со вторым механиком и ещё c одним мотористом. Коллега Славик Мочалов по облику и всем манерам являл старинный тип соломбальца. Так летом выходят они из своих загадочных сараюшек в рейтузах со штрипками и расстёгнутых заводских спецовках. Взгляд штукарей, скрываемый наклоном, чем-то всегда озабочен. У Славы помимо прочего из заднего кармашка всегда торчал пук обтирки. Светлые его волосы природно панковали торчком. Из военных мальчишек был, ростика небольшого, худенький. Характер без срывов, компанейский. Своей неменяемой точкой зрения дорожил.
Дневная вахта протекала при людях, значит, общались с машинным народом. То с токарем перекинешься коротким разговорчиком, то со сварным обмолвишься. Больше любили заходить в форсуночную. Там колдовал Валентин Савин, обстоятельно готовя запасной комплект распылителей. Сие дело требует терпения и отрицает гонку. Слава непременно цеплял экспериментального механика. На что получал свою порцию насмешек. У Валентина Павловича выходило прикольней. Так и пикировались они. Роль зрителя, втянутого в действо, доставалась мне.
На какую-то очередную подначку Славы, Павлович изобразил озарение идеей:
– Попрошусь-ка после отпуска на нового «поляка» в достройке. Говорят, для карьерного роста самое то. Раз пожизненный предсудкома, думаю, и там об авторитет запнусь. Ба!
С «Капитана Мочалова» деда знаю. Скажу – на «Валдае» не какой-нибудь сын лейтенанта Шмидта – настоящий Мочалов – младший пропадает. Мечтает на судне, наречённом в честь отца, поработать. Не абы как, а ударником комтруда.
Вижу, Славик слюну сглотнул, такого виража не ожидая.
Хоть всё было правдой, кроме мечтаний, имел он совесть.
А та шептала: «Не позорь память бати. Вредные привычки в ломбард не сдашь».
– Это что ж получается: не выпить? не покуролесить? Идиотом стать?! Премного благодарен. – И заторопился снимать температуры.
Зимняя Атлантика сразу норов показала. Расшевелила караван, прибралась у дракона в малярке, напакостила где могла. Встречая очередной вал, бак заполучал такой нокаут, что «Валдай» обмирал на ходу, прежде чем поклониться бездне. Явственная дрожь трясла стальной набор корпуса. В машине демонически всхлипывали турбины. Затем «Бурмейстер, почувствовав оголённый винт, как одичавший конь, рвал поводья. Лица у всех побледнели от закупоренного житья. Шторм отвернул на четвёртые сутки. Как вскоре оказалось, он только сдал примерку другому. И пока новый накачивался яростью, хохмачи вспомнили привычки. Машину представляли двое, и не слабо. Толстячок Карышев, именовавший себя почётно «сорокотом», фанатничал за одну компотную кружку. Заявляясь в столовую команды, зрелищно обмакивал в любимую палец и лишь тогда брался за чумичку.
Славик, помнивший голодное детство, ещё на полутрапике вопил с ремеслушной оторванностью: – Су-пу!!!
На что дневальный Пашка откидывал руку запевалой в народном хоре, начиная выводить: «За-лу-пу крас-ну-ю»… За два дня до нового 1973 года пришли в человеческий мир.
В небольшом городке Вельсене царила предпраздничная суматоха и распродажа. Матросы ещё найтовые с каравана убирали, а уж приехал агент. Мастер за три месяца валюту заказал. Мотористские 60 копеек, помноженные на 90, набухали в 54 инвалютных рубля! Преображённые в синенькие гульдены, они значили для нас рекордно приличные деньги.
Слава заранее с Павловичем договорился, чтоб нас взял.
Тому первый помощник отказать не мог. И вот мы шествуем по главной улице, осознавая награждение этим днём.
– Ну что, «Вельск», глянется? – заводит Савин. Шутка удачна. Поначалу жмёмся, цены изучаем. Нестойкость срывает меня на покупку пальто, какое видел на лоцманах. В точности тёмно-синее, с капюшоном и застёжками как у гусара. Отпад!
Цена для «вельских» мусорная, хоть динамитит мне выданное.
Сотоварищи одобряют. Теперь легче, а они в мучениях. У старшего интерес к мальчишеским вещам и к деликатным дамским:
– Такая рубашка сыну понравится и вот это. Скромник, сам-то не попросит. Он решительно достаёт гульдены и не скрывает радости от удачного выбора. При других его покупках мы отходим в сторону. Замечаю только, что они даются ему по обязаловке. Что ж, для жизни – самое обычное состояние. Славик с нас пример не берёт. Напротив, в глазах хитринка появилась:
– Экие вы быстрые. До «маклаков», пожалуй, дотерплю.
И сделаю по Марксу.
– Это как? – проявляю наивность. Оба смеются:
– «Капитал» штудируй. Там написано: «товар – деньги – товар». – Сразил. Настоящий сын капитана!
Напоследок по кружке «Хольстена» в хорошей компании.
Так бы всегда.
После этого, как на прокрученной ленте дней, мелькнула стоянка в Вентспилсе. Ничего особенного. Разок в ресторане отметились. Не помню, кому в поданном салате окурок попался. Колготки с приманчивого Запада помогали знатокам жизни объясняться с нестеснительными особами. Каюсь, и мне так досталась ночка с крановщицей башенного крана.
Запевале нашему повезло гораздо больше. Трогательное, нежное создание поддерживало его от падения на ледянках застывших луж. Подошёл, поздравил их с коротким счастьем.
Блондиночка, нимало не смутясь, пожелала мне того же. Ласковою ручкой поправила капюшон на лоцманском.
Да. Все Пашки – везунчики. Павлович тоже в город вышел – до почты с фанерным ящичком собственного мастерства. Приключения наши его не влекли. Азорские острова романтики давно были пройдены им.
В Антверпен, кто деньги в «Вельске» растряс, откровенно к стыду заявились. Бедный в прямом и переносном смысле 3-й помощник не знал, как ухитриться, выдавая сущую мелочь.
Чтоб как-то сладить, давал одному несколько больше, говоря:
«Ты уж с тем и тем на столько-то франков сам разойдись».
По суматохе короткой стоянки попал в другую тройку, потому что Павловича привлекли менять на главном один из выхлопных клапанов.
Ходили, глазели. Удивительно, когда нищ, посещают мысли – издёвки. «Повыставлялись западники богатыми, нарядными, заваленные товаром и стали магнитом. Уже лепятся к нему, со всего обойдённого довольством света. Поляки, наши евреи – то цветочки. Сколько уже понаехало тех, кто на их культуру вообще плюёт. И ещё привалят, бессчётное потомство разведут. Тогда что?» Додумать не получилось. Высмотрел обувку дешёвую, дрянную, но подходящую к пальто.
Вернулся на судно – Славик в каюту приглашает. Он таки применил «Капитал» на практике. Пакеты, скрывшие диванчик, впечатляли. Поход по всяким польским «Москатексам» стал его и многих выстраданным бенефисом.
– Будь другом, позови Палыча.
Ну разве откажешь? Посидели за какой-то огненной водой.
Опять попал впросак с вопросом: