К вечеру заканчивают погрузку. Каждый ящик опечатан свинцовой пломбой, снабжён сопроводительным списком. Блеск. Аккуратизм в квадрате.

Покамест выясняется: автоматчиков нигде ни у кого. Само собой и по-войсковому лейтенанту на машину – абдурахман. Именитое ВАИ существует, подобно дорогому усопшему, в обрывках памяти раздёрганной кошмарной явью.

Смущенный тем донельзя, обязательнейший служака приступает издалеча, будто сватает: – Алексей Германович, вы домой собираетесь? – Ежу понятно. – Садитесь. Подвезём. «Урал» – эт вам не автобус!

Уж так он достал своим непутним командирством, раз капитан в сердцах соглашается: – Ладно. Проедусь до Архангельска.

Тронулись как есть. В кабине первого грузовика два человека – водитель и старший мичман при макарове с двумя обоймами. Во второй, помимо явного недошумахера, кэп с голыми руками. Встать бы им на трассе да обвеситься стрелковкой! Отлично пулемёт Дегтярёва, между прочим, у колен смотрится! Ещё круче за приспущенным стеклом дверцы «Урала». Только к самовольству ни одного, до мозга костей, служивого не склонить. Наших капитанов и подавно в атаманском ухарстве не заподозришь. Истинно по-русски: «Была ни была. Раньше времени не помирают». Где условились, там кэп и сошёл. А они дальше нужной дорогой двинули.

Назавтра прибывает Германович ранним «дилижансом». Звонит тыловому в кабинет. Интересуется: – Что? Как?

Речь старшего мичмана напорядках подпорчена разведённым спиртиком из сейфа. – Всё на хрен! До последнего километра думал: ну, сейчас всем нам конец концович. Ещё смеркаться стало. Засады разные блазнились…

Уместно поздравил его с геройством, переступившим за мирный крах советской армии. Сам думает: «Пока тихо и нет проблем, различными бумагами в каюте займусь».

Не тут-то было. На быстрой ноге нагрянули «гости», которые заподозрили в прошедшем дне недозволительное. Поневоле пришлось Германовичу ввязаться в диалог со значением. – Почему не доложили, что «Уралы» отправляют без охраны? – Моё ли это дело. Старшему мичману по тылу обещали две машины ВАИ, взвод прикрытия. И чего?!

Не стал уж сдавать, как в течение нескольких часов громкие заверения обандиролились костлявым кукишем. – Как вам только в голову взбрело ехать до Архангельска на машине с оружием?! – Да хоть малость морально поддержать. И водителям, усёк, почти парнишкам от мамок оторвавшихся, страшновато. – Ну, капитан! Ты даёшь! – Чем смог, тем помог.

Наследники СМЕРШа, прикинув, что и им не в жилу бы обеспечить вчерашнюю доставку, смягчились. Как-никак исход-то благой. Чикагу энтому, где крыли очередями налево, направо, в любом случае Архангельск с Северодвинском темами не близок.

Прицепиться и даже обсудить чего-нибудь ещё, как голым по банным обмылкам бежать. Тем более, во что ни упрись, замешана не их ума высокая политика главных перестройщиков.

Под эпилог прикола подретуширую-ка последнюю сцену колченогой англичатиной пошиба горбачёвского «конценсуса». Чтобы вы ещё мало-мальски прочувствовали сумасбродное время. Пальцы сами тянутся набрать на печатке: с той «конклюзии» до горести очевидной, капитан и его «гости» честь по чести расстались.

Последним судном Алексея Германовича был красавец буксир «МБ-8».

Последним заданием: проводка во льдах до причала атомной подлодки. Исполнил расставание с накопленным за многие годы мастерством, как надо и должно.

Благодарная за всё команда, любя своего капитана, подарила на память картину. Строгим, верным отобразил не отягощённый заманкой славы безвестный художник эффектное действо в сдержанных северных красках.

Чёткий абрис «акулы» – этой современной пращи возмездия. Пробитый для неё во льдах путь. И тот упорный трудяга, сыгравший роль ледокола. Над всем этим – мирное небо Родины, отчасти, благодаря их опасному труду.

Лихие времена не вчера канули в лету. Всё изменилось: страна, армия, флот. Буквально на глазах возникли военно-космические силы. И ещё много чего жутко сюрпризного для наших врагов.

Алексей – свидетель былой мощи, горького упадка и чудесного возрождения. Каждый год заказывал он вроде визиток пачку карманных календариков. Неизменным фертом гляделся с них номерной ухоженный МБ. Тщательно выписанный морской конёк на лобовой надстройке служил ему счастливым талисманом.

Ох, неспроста, если подумать. Так по повторяющимся мелочам обнаруживается, к чему вьяве пристрастно человеческое сердце. Сколько же его ретивому, настроенному на честное служение, досталось за морскую судьбу?!

И разве откажешь в ироничной мудрости бывалому капитану, велевшему однажды оттиснуть на тёмно-синей частице моря: «Не будет вспомогательного флота, не будет ВМФ и России тоже не будет».

Сдаётся мне, посыл той мысли ещё как верен!

Нет на судне колоритней боцмана. По меньшей мере, все прочие – вровень с ним не тянут. Будто наперёд таковым у мамки заказан. Соответственно и ведёт себя на особинку. Про которого речь, не сразу под правило попал. Больно уж с виду казался нормальным. Характер ровнее ватерлинии, проведённой в доке. И как же, здорово всех огорошил, когда всплыла парочка вопящих фактов!

Представить сугубо ограниченною палубу «Костромы» без боцмана не получится. Как-никак его хозяйство. То один, то с матросской свитой делово пройдётся. Из себя – волевой крепыш, удачен мореманским лицом. Бывает, что задержится на баке по собственному разумению. Чаще со старпомовских видений нужных, а то и срочнейших работ. В этом вся суть, каков должен быть морской порядок, считая от древних греков.

Подобно эгейским и костромские маялись от скученности жилого места. Так одна, тесней некуда, каютка принадлежала сразу двум: второму штурману и ещё, не раскрывшему свои отмочки дракону.

Судовая иерархия чинов при этом спорна. Кто в ней действительно главный, выяснится позже. В нашем варианте случилось ожидаемое. Второй помощник капитана просто сник от соседа, как фикус выставленный на сквозняк. Явно неохоче заявится с вахты, туда же всегда молчащий сосед. Ну, к примеру, книжонку бы какую одолевал. На худой конец, тупо припал к койке. Ни то, ни сё, ни пятое. Любимое занятие – не всякому умнику удастся охватить. То есть правил на брезентовом ремне лезвие рабочего ножа, заметно перебравшего в размерах.

Сейчас едва припомнят, как в парикмахерских точили на тех штукенциях опасные бритвы. Эдак: жиг сверху донизу и уже другой стороной лезвия гонят обратно. Только ощущая волшебность скольжения, прекращали доводку опасных во всех отношениях. Оставалось вгустую намылить клиента и с бесподобной лёгкостью лишить недельной щетины.

Раз не удержался штурманец, попробовав обшутить хобятину соседа. Тот в ответ: жиг-жиг с ещё большей серьёзностью. «Ладно», утешился судовод, «хоть один из нас нормальный». Как вдруг был перенесён боцманскими ручищами в раковину умывальника.

Невольно слегка ножками взбрыкнул. По ростику и комплекции сидячее готовище пришлось ему в пору. Вся протестная энергия обесточена двумя словами:

– Не дергайся – побрею.

Перед глазами очутились до жути пиратское лезвие и помазок, шаркнутый о мокрый бок хозяйственного мыла. С дыханием через перескок, бедолага покорился непредсказуемости брадобрейства. За несколько минут испуга, сподоблен испытать счастье возращения к жизни. Гладкие, почти пионерские щёки, взамен романтичной запущенности, говорили за себя: «Нормальных здесь больше, чем ты полагал». И вообще, не бежать же к капитану, на ходу сочинивший вопль: «Он меня побрил!!!»

Кто так экстравагантно отматывает на «Костроме» годики, осталось тайной. Правда, не надолго, всего-то до выхода в городскую цивилию, где боцман чуть не спалился. Но и на сей раз не обошлось без пунктика, заставившего предстать во всей красе характера.

О, да. Правильно вы догадались. Надо искать уже женщину. Точнее девицу. Гораздо чётче, жиличку общаги, которой невозможно пригласить кавалера. Зато разделить торчок, гнать и гнать на воображаемой тройке – за милую душу.