– Я ни о чем не сожалею, слышишь? – Он целовал меня, всё ещё трогая грудь и пальцы.

– Мне так хорошо… – Больше я ничего не смогла выдавить из себя, сидя на скользкой керамике под струёй тёплой воды. А он хихикал, гордясь своей победой, что сумел «исправить» меня. Как бы не так!

Наутро Катя забралась в мою кровать, и, обняв, вручила свой подарок. Это был чудесный профессиональный тренировочный костюм для бальных танцев. Она выглядела такой свежей в своей голубенькой пижамке, а я еле смогла открыть глаза, и как была в мокрой белой футболке, так и вылезла в ней одной из постели, достав шкатулку. Катя словно довольный ребёнок вскрикнула: «Я всегда мечтала о такой!»

Все уже проснулись, кровати были аккуратно убраны. К завтраку мы вышли радостные, но как только я увидела Матвея, побледнела. Он тепло поприветствовал Катю объятием и поцелуем, назвав её своей малышкой, а на меня поглядывал какими-то ужасно грустными глазами.

Все активно обсуждали вчерашний день. Парни собрались на сноубординг, поджидая нас у входа в тёплых болоневых костюмах, Катя тоже стала собираться. Я сидела на кожаной софе, скрестив поджатые под себя ноги.

– Что с тобой, Ника? – Матвей изобразил заботу.

– Ничего.

– Я сам не понимаю, что на меня нашло. Я не такой, как ты могла решить. Ты была как магнит, а вчера я засмотрелся на тебя и не сумел совладать с собой.

– М-м.

– Вообще, твоя вина, что с Катей не вышло. Ты её напоила, да?

– Чего?

– Прости. Всё случилось, как и должно было, веришь? Катя поймёт.

– Ты скажешь ей?!

– Пока нет.

Он одарил мой лоб поцелуем и вышел. Сославшись на месячные и боль в животе, я так и осталась сидеть и размышлять, почему не смогла ему отказать. Ночь никак не выходила из памяти, наша недоблизость с Катей, жаркие пятнадцать минут в ванной с Матвеем. Вот почему не наоборот? Мне было и сладко, и мерзко. Всё в тумане. Если бы это можно было стереть, как неудачные кадры.

Я знала, что этот день настанет, но не думала, что всё будет вот так.

Мы собрались дома у Кати и Матвея за ужином, как всегда после спектакля. Мэт посадил нас за стол и поставил каждому по баночке Bud. Это уже заставляло дрожать мои пальцы.

– Милый, почему ты такой серьёзный? – Катя заволновалась и смотрела то на меня, то на него.

Меня начало мутить.

– Девочки… – У него под глазами пульсировали вены от волнения. Катя снова обратила на меня непонимающие глаза. Пожалуйста, не мучай! Я смотрела на жестяную банку и ковыряла её, нервно делая глоток за глотком.

– Мэт, ты что? – Я надеялась, что он передумает говорить то, чего я боялась. Но подумав о Кате, я взяла её руку и поднесла к губам, закрыв от стыда и страха свои глаза, молясь, лишь бы обошлось.

– Так, Матвей, если ты о нашем с Никой романе, – Катя хихикнула, разряжая воздух над нами, – то ты же знаешь, что…

Я не выдержала того, что она может выставить наши с нею отношения шуткой или пьяной выходкой, сочла, что лучше ей не тратить сил на напрасные оправдания, и сама резко отчеканила: «Мы были близки», а потом разрыдалась и забилась в угол.

– Никуль, солнышко, ты чего? Мы просто целовались с тобой в ту ночь, зачем ты сейчас говоришь об этом? – Катя вспомнила новогодний вечер на мансарде, а Мэттью не понимал, о чём речь.

– Понимаешь, любимый, в Сочи, в Новый год, мы с Вероникой так забылись, что… Я обещала, что больше не повторится, но…

Матвей встал и без запинки выпалил:

– Катя, мы с Никой в Сочи, в Новый год, перепихнулись в ванной. Я напился как сволочь, а ты отключилась, не успел я тебя приголубить. Прости, если сможешь.

Его серьёзность не в тему улетучилась, и он сквозь улыбку продолжил:

– Прости, что мы не позвали тебя с нами.

Что он сказал? Какой кошмар! Этот парень больной. Как он мог так пошутить?

Катя опустила голову, закрыла уши руками и тихо убежала в туалет.

Матвей бросился ко мне, прижимал к своей груди и успокаивал мои всхлипывания.

– Так будет лучше, поверь. Не переживай, пожалуйста. Для тебя ведь это было тоже всего лишь минутной слабостью?

Через несколько минут, показавшихся вечностью, Катя возвращалась, робко ступая, не поднимая глаз, вся заплаканная, но предельно спокойная.

– Всё правильно. Вы же прежде должны были познакомиться лично, перед тем как мы все вместе ляжем в постель.

Я смотрела не неё и не понимала, во что они играли. Ах, если бы это была игра. Это была не та ситуация, которую можно воспринять даже с долей юмора. Но мне просто повезло, что это были Катя и Мэтти, отходчивые и незлопамятные, или это только потому, что я это я? Она рассудительно продолжала:

– Матвей как-то спросил меня в шутку (или нет), что я думаю по поводу трио в спальне, тогда я естественно запротестовала, что не хочу никакого мужчину, кроме него, а вот про девушку не подумала, сама виновата.

– Я люблю тебя, Катя, – хором выпалили мы с Мэтом.

Эти слова в любой другой ситуации, сказанные другими людьми, прозвучали бы лживо, но мы её любили! Все трое начали обниматься так крепко, что мне казалось, это часть плана Мэттью, и сейчас меня задушат, поглощённую моментом, и я умру, зная, что прощена. Однако объятия немного ослабли.

– Я тоже вас сильно люблю, поэтому не сержусь, хотя признаюсь, было больно и неприятно поначалу, но теперь вроде получше. Вам нельзя пить, иначе в следующий раз, когда ты, Матвей, предашь меня, я тебя не прощу. Если бы не наши с тобой отношения, Ника, я бы прогнала вас обоих, но больше нам нечего скрывать, верно?

– Да, да, мы завязали, хватит. И с алкоголем тоже, да? Отстой, самое обидное, что это первый раз, когда я напилась… – Я продолжала пытаться бестолково оправдываться.

– Не бери в голову, проехали, тебя я не виню, сама не знаю отчего. – Она поцеловала меня в щёку. Мэт склонился над её плечом и с особым трепетом потёрся о него щетиной.

Скажу сразу – из секса втроём ничего бы не вышло. Между нами не было химии. Я сознавала, что чувства к Кате настолько деликатны и интимны, что не потерпят никого более. Либо мы вдвоём, либо я ухожу со «сцены». И пока у меня в душе решался вопрос всей дальнейшей жизни, мы смеялись. Смеялись!

Дьявол шутит, изрыгая мне в лицо какие-то отвратительные вещи на чудовищном языке, а я не перестаю любить Её, игнорируя зарождающуюся паническую атаку.

Через два месяца Матвей сделал Кате предложение. И теперь я наедине ни с кем из них не встречалась, что казалось, всё потеряло смысл и закончилось, не успев начаться.

Прогуливаясь вдоль Приморского бульвара, я думала только о том, как бы скорее наступили выходные, и я смогла решить организационные вопросы по Фестивалю восточных танцев к Восьмому Марта. Нет, ну почему уже завтра? Не теряя ни минуты, я должна была бежать в театр, телефон разрывался от звонков.

– Мы едем в Москву! – ошарашил меня голос Александра Богдановича.

– Как? Что? – я нахмурила брови, потом засияла. Гора с плеч, они одобрили! Да ведь теперь можно не заморачиваться с организацией концерта! Ох, и лентяйкой я стала. Заявку на участие мы отправляли ещё месяц назад. Я и позабыла об этом.

– Вероника, – с ударением на «о» и немецким «р» пропел Александр, – ну вечно ты летаешь в облаках. Гран-при. Москва. Латинская, стандартная программа, как всегда. И-и, вишенка на то-о-рте, твой показательный восточный но-о-мер на гала-конце-е-рте. Ты едешь, слышишь?

Я не могла прийти в себя от восторга, поселившегося в груди. Первые настоящие гастроли! Ещё и такого уровня. И на одной из самых больших площадок страны. Я бросилась на шею Ермолину.

Получилось так, что ехала не вся труппа. Это был уникальный конкурс. Он состоял как из привычного состязания, так и дополнительной соревновательной части. В каждом виде танцев будет отобран свой победитель. Из нашего театра ехали пять пар. И любая хотела выиграть во всех номинациях по направлениям. Катя и Мэт находились в отпуске, у них начался медовый месяц. Пышной свадьбы они не организовывали, но всё прошло восхитительно, как говорили вокруг. Мне было тогда неописуемо плохо, но за уверенно державшееся лицо и развязавшийся язык я могла бы претендовать на какую-нибудь роль в кино. Не знала, что сумею так притворяться, а ещё более загадочной стала причина такого поведения.