Они не убедили Крючкова. Скорее всего, потому, что плохо знали его. Вероятно, Владимир Александрович уходил от ответа, поскольку лучше других видел черту, которую он не сможет переступить. И вряд ли можно до конца понять суть августовских событий, если эту проблему обойти стороной.
Генерал-лейтенант Н. С. Леонов известен не только как крупный разведчик-аналитик и учёный, но и как человек, наделённый несомненным литературным даром, автор многих известных книг. Как-то он высказал автору такое мнение о Крючкове: по уровню образованности и присущей ему интеллигентности председателя КГБ можно сравнить только с одним человеком из большого круга руководителей спецслужб, включая зарубежные, — главой разведки ГДР Маркусом Вольфом, поражавшим всех своим интеллектом и кругозором.
Крючков — настоящий интеллигент, которого отличают не только ум и образованность. Вспомним о его страстной любви к театру. Или о его манере поведения, таких качествах, как сдержанность и неизменная вежливость в общении с окружающими, обращение ко всем без исключения только на «вы», неподдельная забота о людях. В его спокойной и неторопливой речи никогда не было грубых слов, тем более «солёных» словечек, без которых обходится далеко не каждый мужчина. Он практически никогда не повышал голос.
В то же время он далёк от той когорты чеховских хлюпиков-интеллигентов, которые всегда чем-то недовольны, философствуют ни о чём и ведут меж собой пустопорожние разговоры. Как подметил один из героев «Вишнёвого сада», «громадное большинство интеллигенции ничего не ищет, ничего не делает и к труду… не способно».
И, пожалуй, о главном. Крючкову, почти 30 лет проработавшему в органах прокуратуры и КГБ, было присуще такое качество, как нетерпимость к любому виду насилия. Что, в общем-то, нетипично для людей подобных профессий и поэтому может показаться кому-то странным.
Мы уже говорили о том, что Крючков не любил охоту, поскольку это занятие претило всей его натуре. Однажды, в 1965 году, ему довелось сопровождать в поездке по Венгрии Брежнева и Подгорного. Наблюдал он и за охотой на фазанов, которую организовал для них Янош Кадар, знавший о любимом увлечении советских руководителей. Наверное, это самые эмоциональные страницы воспоминаний Владимира Александровича, пронизанные отвращением и даже ненавистью к тому, что он тогда увидел. «Эта бойня, — пишет Крючков, — и по сей день стоит у меня перед глазами».
Эта история говорит о многом. Мог ли Крючков, который категорически отказался взять в руки ружьё на охоте, допустить, что противостояние 19–21 августа выльется в вооружённые столкновения? Вопрос скорее риторический.
К тому же не будем забывать, что Крючков — законник (юридическое образование и прокурорская работа не прошли даром), и его законопослушание, как считают некоторые его коллеги по КГБ, было «избыточным». Трудно сказать, может ли оно вообще быть таковым. Но вот известный юрист, государственный советник юстиции 1-го класса, бывший заместитель Генерального прокурора РФ М. Б. Катышев, с которым автор обсуждал эту тему, убеждён, что именно верность Закону не позволила Крючкову перешагнуть роковую черту в августе 1991 года.
Благодаря этому качеству Владимир Александрович, возглавив КГБ, увидел зазоры между правовой базой КГБ и его практической деятельностью, добился принятия закона об органах государственной безопасности и приступил к осуществлению конкретных мер по их демократизации.
Законопослушание Крючкова проявлялось и в его отношениях с Горбачёвым, во взаимодействии Комитета госбезопасности с органами государственной власти даже в то время, когда, может быть, и следовало «наступить на горло собственной песне».
В начале 1991 года, обсуждая с Горбачёвым январский кризис в Литве, спровоцированный экстремистами, Крючков чётко обозначил свою линию: Комитет госбезопасности силовыми методами будет действовать лишь в тех случаях, когда получит соответствующие указания от руководства страны. Он был привержен этой линии и в последующем.
То, что произошло в Литве, требует пояснений — ведь в столкновениях у телецентра в Вильнюсе либералы, по своему обыкновению, обвинили в первую очередь КГБ и, естественно, Крючкова.
Экстремистские силы из движения «Саюдис», нагнетая обстановку в республике и подогревая сепаратистские настроения, пользовались поддержкой со стороны руководства Литвы, в частности председателя Верховного совета Литовской ССР В. Ландсбергиса, и не намеревались решать какие-либо проблемы политическим путём — речь шла только о насильственных методах борьбы «за независимость», против «советской оккупации». Москва обвинялась во всех смертных грехах, изображалась источником враждебности по отношению к литовскому народу. Телевидение и радио, значительная часть газет и журналов выливали на жителей Литвы поток лживых инсинуаций и подстрекательских заявлений, призывов действовать, добиваться «свободы для литовского народа».
Как отмечал Крючков, резкое обострение обстановки вынудило президента СССР Горбачёва 10 января 1991 года обратиться к Верховному совету республики. В его обращении говорилось: «Надо смотреть правде в глаза и видеть истинные причины создавшегося положения. Они коренятся в грубых нарушениях и отступлениях от Конституции СССР, Конституции Литовской ССР, попрании политических и социальных прав граждан, в стремлении под лозунгом демократии провести в жизнь политику, направленную на восстановление буржуазного строя и порядков, противоречащих интересам народа».
Поскольку никакой реакции на это обращение не последовало, Горбачёв дал указание министру обороны Язову, министру внутренних дел Пуго и председателю КГБ Крючкову предпринять при необходимости адекватные меры силового характера. Заметим, что это решение поддержал тогда и министр иностранных дел СССР Шеварднадзе, ставший к тому времени «своим» в лагере либералов.
В ночь на 13 января 1991 года агрессивно настроенная дружина литовцев из так называемого Комитета национального спасения выдвинулась к телецентру, безопасность которого вместе с другими силовыми подразделениями должны были обеспечить 30 сотрудников группы КГБ «Альфа». На пути к телецентру военнослужащие и бойцы «Альфы» подверглись нападениям со стороны хулиганствующих элементов, обстрелу с крыш близлежащих домов, в результате чего пострадали и гражданские лица. Через несколько месяцев, закончив расследование, Прокуратура СССР установила виновность организаторов и участников беспорядков. Также было отмечено, что сотрудники «Альфы» не произвели ни одного выстрела[176]. Даже несмотря на то, что от огнестрельного ранения в спину погиб их товарищ — лейтенант В. В. Шатских, посмертно награждённый орденом Красного Знамени…
Искусственно спровоцированные в республиках центробежные тенденции вылились в так называемый «парад суверенитетов». Суть его заключалась в принятии республиканскими органами власти местных законов, имевших приоритет над союзными, что создавало правовые предпосылки распада Советского Союза. В головной колонне этого «парада» оказалась и Россия, планы выхода которой из Союза вынашивались Ельциным и его сторонниками. Крупным шагом в реализации задуманного ими стало принятие 12 июня 1990 года Декларации о государственном суверенитете РСФСР, 5-я, ключевая статья которой предусматривала верховенство российских законов над законами СССР.
Далеко не все участники Первого съезда народных депутатов РСФСР, дружно проголосовавшие за Декларацию, понимали тогда, к чему это может привести. Безусловно, на их решение повлияли разгул русофобии, недовольство политикой Горбачёва и крайне недружелюбное, а порой и откровенно враждебное отношение к Москве ряда республиканских руководителей. Но в той обстановке нельзя было противопоставлять Россию другим союзным республикам, где население находилось в таком же бедственном положении.
Вот так, благими намерениями, мостилась дорога в ад.
После позорных Беловежских соглашений — окончательного приговора Союзу ССР, вынесенного в декабре 1991 года на абсурдных юридических основаниях и денонсированного позднее, в 1996 году, Государственной думой РФ, многие депутаты российского парламента, подписавшиеся под Декларацией от 12 июня 1990 года, наконец-то осознали, что именно с её принятием началось ускоренное разрушение Союзного государства. «Первый шаг в этом направлении, — признали они в печати, — сделали мы сами на первом съезде, из благих побуждений приняв решение о государственном суверенитете Российской Федерации… Виноваты мы все. И те наши руководители, которые борьбу против недостатков, а также конкретных политиков, находившихся у власти в Союзе, превратили в борьбу против государства и основ этого государства».
