Однако обстановка заставляет нас пересматривать и весь массив прекращённого фонда. А это ещё 62 тысячи архивных дел…

И ещё один весьма серьёзный нравственный вопрос, связанный с участием чекистов в поиске мест захоронения. Здесь и мы в большом долгу перед москвичами. Конечно, эта проблема требует особой взвешенности, осторожности, несомненно должна иметь под собой абсолютно документальную и свидетельскую основу. Но и затягивать с её решением нельзя…»

Осуществляя руководство работой КГБ по реабилитации жертв репрессий, Крючков не раз возвращался к осмыслению причин и обстоятельств, обусловивших волну беззаконий. Как могло случиться, что жестокие методы борьбы с политическими противниками и просто неугодными, в которой пострадало огромное число невинных людей, были восприняты значительной частью общественности страны и населения как приемлемые и даже необходимые? Одна из главных причин, как полагал Владимир Александрович, заключалась в том, что огромное воздействие на сознание людей и характер отношений между ними оказала Гражданская война — «самая что ни на есть жестокая братоубийственная война без правил». А революционные методы в экономике и политике, господствовавшие в период военного коммунизма, вновь возобладали после свёртывания новой экономической политики и «вытеснили эволюционный подход к решению основополагающих проблем».

В то же время Крючков был убеждён, что ничто не может оправдать допущенных Сталиным репрессий. «Оценка роли в этом культа личности была дана принципиальная, извлечены уроки, сделаны выводы, предусмотрены преграды на пути возможных рецидивов… Но списывать все невзгоды, жестокости на общественный строй, на социализм не только несправедливо, но было бы не менее трагической ошибкой» (курсив мой. — А. Ж.). В социализме «нет ни одного положения негуманного, противоречащего интересам человека, народа. Дело — в понимании, толковании и реализации социалистических идей».

Однако неоднозначные и противоречивые оценки личности Сталина не означают, что его можно вычеркнуть из советского периода истории нашего государства, ибо ему принадлежала исключительно важная роль в индустриализации страны, культурной революции, развитии науки и образования, формировании многонационального государства нового типа. Без грандиозных достижений на этих направлениях под его руководством мы не выиграли бы войну с германским фашизмом, исход которой был предрешён в нашу пользу в битве один на один ещё до открытия союзниками второго фронта.

Будучи бесспорно выдающейся личностью, Сталин создал во многом свою теорию построения социалистического общества в Советском Союзе. В основе решения экономических задач лежали жёсткие планы министерств и предприятий, неизменно перенапряжённые по срокам и объёмам. Их выполнение обеспечивалось строгим контролем в сочетании с ответственностью и дисциплиной: энтузиазм людей был нацелен на решение производственных задач любым путём, любыми средствами, без всяких оправдательных причин. Сбои, отставание в производстве были недопустимы. Если они случались, принимались меры и положение выправлялось.

«Что-то двигало людьми, — пишет Крючков, — в постоянном, неиссякаемом стремлении добиваться новых высот, направляло их усилия, держало их в постоянном поиске и движении вперёд. Значительно позже я пришёл к пониманию, что такой движущей силой являлся созданный Сталиным управленческий механизм, в котором свою огромную роль играла личность самого Сталина. С приходом в 1953 году к власти Хрущёва начался демонтаж этого механизма. Он продолжался не один десяток лет, идёт ещё и сейчас, но даже его остатков нам хватает, чтобы не погибнуть окончательно»[147].

Хотелось бы привести одно высказывание по этому поводу Маркуса Вольфа — выдающегося разведчика и руководителя Главного управления разведки Министерства госбезопасности ГДР, которое он возглавлял почти 30 лет. Отмечая в воспоминаниях о своём друге Яне Фогелере[148] «мрачный период сталинских репрессий», которые «слишком сильно противоречили социалистическим идеалам», он в то же время пишет: «Ян переживал конец Советского Союза в водовороте всё новых разоблачений сталинизма. Мы были едины во мнении, что отказ от сталинизма и его системы стал причиной этого краха. В этом не было никаких сомнений»[149]. Это мнение, на наш взгляд, даёт пищу для серьёзных размышлений.

…Обвинения, сыпавшиеся на КГБ на завершающем этапе перестройки, преследовали только одну цель — замутить общественное сознание и дискредитировать деятельность Комитета государственной безопасности с последующим его уничтожением как важнейшего инструмента государственной власти. Евгения Альбац, принадлежавшая к числу наиболее активных борцов с «произволом» КГБ, в одной из своих книг говорит о бессмысленности диалога с представителями органов госбезопасности и поясняет свою позицию такими словами: «Мы люди разной группы крови». Но, к сожалению, Крючков и его коллеги не сразу поняли, что ненависть таких людей к Комитету госбезопасности, как и ко всему советскому, имеет биологическую природу.

Положение лишь осложнялось по мере того, как либеральные средства пропаганды под водительством А. Н. Яковлева, который на первых порах, как и Горбачёв, клялся в верности коммунистическим идеалам, усиливали пропагандистский натиск против коренных устоев социалистического общества и Советского государства. Специалисты по нагнетанию антикоммунистической истерии, лидеры соревнования «кто больше выльет грязи на страну» — журнал «Огонёк» Виталия Коротича и «Московские новости» Егора Яковлева — «заряжали» одну «кассету» за другой. Им тут же вторили другие «перестроечные» издания, размножая сочинения на заданные темы миллионными тиражами. Под прикрытием гласности восторжествовала вседозволенность и разнузданность.

Провозглашая свободу слова едва ли не главной ценностью демократического общества, либеральные СМИ своим информационным террором, по сути дела, подавляли важнейшее право миллионов людей на интеллектуальную свободу, заставляли их мыслить так, как было нужно незначительному меньшинству.

Попытки представить задним числом спланированную и организованную пропагандистскую кампанию как естественную реакцию СМИ на накопившееся у населения недовольство, которое достигло критической массы, напоминают дырявую ширму, прикрывавшую профессиональную руку, дирижировавшую этим процессом. Недовольство, социальные взрывы в стране провоцировались со знанием дела, причём провоцировались не только словом.

Давно уже не является секретом, что стратегия и тактика информационной войны периода перестройки была разработана на Западе. Поступавшая по линии разведки КГБ информация свидетельствовала, что уже в 1986 году, в самом начале перестройки, ЦРУ пришло к заключению: ситуация в СССР позволяет развернуть открытую пропагандистскую кампанию. Население страны подверглось поэтапной информационно-психологической обработке, причём все этапы идеологических диверсий были хорошо продуманы, скоординированы между собой и сменяли друг друга в логической последовательности. Начали с «очищения» ленинизма, затем перешли к Сталину, опять вернулись к Ленину, чтобы оклеветать и его, обрушились на КПСС и КГБ, ввели в оборот термины «партократы», «коммуняки», «красно-коричневые», учинили невиданный разгул русофобии, добрались до основ СССР и социализма…

«Демократы» не скупились на обещания. Шахтёрам сулили немыслимые доходы в долларах, рабочим промышленных предприятий — изобилие в магазинах, крестьянам — зажиточную фермерскую жизнь. Избирателей привлекали на свою сторону лозунгом «Вся власть Советам!», обещая скорое пришествие эры «настоящей» демократии, высвобожденной из-под «партийного гнёта» и построенной на «общечеловеческих ценностях». Далеко не все люди тогда понимали, что на самом деле «архитекторам» и «прорабам» перестройки были одинаково ненавистны и партия, и Советы, что им при их группе крови в «новой жизни» уготована совсем иная участь.