В декабре 1987 года вопрос о расширении гласности в деятельности КГБ был рассмотрен на заседании Политбюро ЦК КПСС. В записке по этому вопросу отмечалось, что процесс демократизации КГБ прежде всего должен способствовать пониманию широкими кругами советской общественности целей и задач Комитета, подчёркивалось, что «гласность — одна из основных форм активной связи органов госбезопасности с трудящимися, соблюдения социалистической законности, конституционных обязанностей».
По инициативе Крючкова 21 апреля 1989 года было принято решение Коллегии КГБ СССР «О развитии гласности в деятельности органов и войск КГБ». Одним из важных шагов по его реализации стало создание на базе существовавшей с 1978 года пресс-службы Центра общественных связей Комитета госбезопасности, в деятельности которого отразились новые подходы к взаимодействию со СМИ и широкой общественностью. В практику работы ЦОС вошли проведение пресс-конференций и регулярных встреч с советскими и иностранными журналистами, обсуждение злободневных проблем за «круглыми столами», организация специальных программ на радио и телевидении. Аналогичную работу проводили и территориальные управления госбезопасности.
Но самое главное заключалось в другом: чекисты пошли в народ. Впервые в истории органов сотрудники КГБ стали выступать в открытых аудиториях, встречаться с трудовыми коллективами, общественностью, публиковаться в печати.
Оказалось, что можно разрешить, казалось бы, неразрешимое противоречие, существующее между двумя категориями — секретностью и гласностью. И сразу же выяснилось, как мало люди знают о работе чекистов, а верные суждения об органах госбезопасности относятся скорее к исключениям.
Сам председатель КГБ за период с октября 1988 года по август 1991 года насчитал более трёхсот выступлений в печати и по телевидению, встреч с различными делегациями и рабочими предприятий. «Лёд отчуждения между органами госбезопасности и обществом начал таять», — отмечал Крючков, оценивая результаты работы, в которую были широко вовлечены руководящие сотрудники всех звеньев Комитета. Но думается, такое утверждение, хотя оно и соответствовало действительности, всё же требует некоторых весьма существенных уточнений.
Действительно, большинство людей, в первую очередь рабочие промышленных предприятий, в целом с пониманием и уважением относились к нелёгкой службе сотрудников госбезопасности, высказывали на встречах слова поддержки в их адрес. И дело не в том, как полагают в некоторых кругах, что простых людей легче ввести в заблуждение — простоту и открытость не следует путать с наивностью. Рабочего человека трудно обвести вокруг пальца, он воспринимает только тех, кто способен вести разговоры начистоту, и всегда отделит суть проблемы от пустой болтовни вокруг неё. Как правило, с такими людьми чекисты находили общий язык без особого труда.
Встречи усложнялись тем, что к началу 1990-х годов надежда на объективные публикации в распоясавшихся перестроечных изданиях иссякла. И всё же, хотя сотрудники КГБ иллюзий по этому поводу уже не испытывали, предпринятая по инициативе Крючкова попытка перейти в пропагандистское контрнаступление приносила определённые плоды. Основной упор во время встреч в трудовых коллективах делался на самый злободневный вопрос, вокруг которого развернулось наибольшее количество спекуляций, — репрессии 1930-х годов. Люди убеждались, что большинство чекистов не только не имели никакого отношения к перегибам прошлого, но и сами становились жертвами произвола.
Иногда встречи получали самые неожиданные повороты. Начальник разведки Шебаршин в воспоминаниях описывает своё посещение московского авиационного завода «Знамя труда». Как всегда, после выступления последовал град вопросов. Был среди них и такой, весьма распространённый тогда: «Сколько вы зарабатываете в месяц?» Шебаршин ответил: «Тысячу триста рублей».
Аудитория загудела. Леонид Владимирович не мог понять, в чём дело, пока из зала не раздался громкий голос: «У нас столько слесарь может заработать!» Вот, оказывается, в чём дело! А он-то подумал, что величина названной суммы поразила людей и вызвала у них неодобрение. Ведь сказки СМИ о невиданных зарплатах и льготах «партократов» и чиновников к тому времени уже сделали своё дело.
(Кстати, у нас с читателем есть возможность заглянуть в партбилет Крючкова, позволяющий по отметкам об уплате членских взносов составить точное представление о его ежемесячных доходах. Так вот, в 1990–1991 годах, когда он был руководителем государственного масштаба — председателем Комитета государственной безопасности СССР, его заработная плата, вместе с доплатой за звание «генерал армии» и без вычета подоходных налогов, составляла 1920–2100 рублей в месяц. Естественно, тогда члену КПСС утаивать какие-то суммы, например гонорары за публикации, и в голову не приходило — это было равнозначно политическому самоубийству. О зарплате высококвалифицированных рабочих в советское время только что упоминалось, а сравнить доходы Крючкова с доходами нынешних государственных мужей, особенно руководителей ведущих государственных корпораций, читатель сможет и без нашей помощи.)
Конечно, далеко не всегда удавалось чекистам достигнуть взаимопонимания с аудиториями, собиравшимися на встречи с ними, — нередко приходилось сталкиваться с людьми, которые своё негативное или даже враждебное отношение к КГБ определили раз и навсегда. Так, на одной из встреч Крючкова с группой депутатов, состоявшейся в марте 1990 года, возникла острая полемика по поводу выступления на Первом съезде народных депутатов Юрия Власова, охарактеризовавшего КГБ как «подпольную империю», уничтожившую цвет нации и установившую «неохватный контроль над обществом, над каждым в отдельности». Понятно, что единомышленникам Власова ничего доказать или объяснить не удалось. Как правило, бесполезно было обращаться к разуму тех, кто возлагал вину за репрессии 1930-х годов на поколение чекистов 1980-х, требовал от них «очищения» и «покаяния».
Естественно, им и дела не было до того, что органы госбезопасности сами оказались под тяжёлым гнётом репрессий. Например, в 1937 году за отказ участвовать в репрессиях был расстрелян практически весь личный состав Омского управления НКВД. За 1937–1938 годы из 450 сотрудников иностранного отдела (ИНО) Главного управления госбезопасности НКВД было репрессировано 275 человек. По информации Крючкова, всего в 1934–1939 годах за «контрреволюционные преступления» было расстреляно 21 тысяча 800 чекистов. Многие — за попытки помочь арестованным, облегчить их участь и судьбу членов их семей.
Реакция сотрудников органов госбезопасности на творившиеся под видом законности беззакония, принципиальная позиция многих местных партийных организаций, возмутившихся жестоким произволом, стали одними из основных причин, заставивших сталинское руководство в 1939 году фактически свернуть массовые «чистки».
Либерал-демократы словно не замечали, что сотрудники КГБ вели в конце 1980-х — начале 1990-х годов огромную, трудоёмкую и кропотливую работу по реабилитации жертв репрессий.
Из доклада начальника Управления КГБ по Москве и Московской области В. М. Прилукова на заседании Коллегии КГБ СССР в начале 1990 года:
«Следует поставить ряд серьёзных вопросов по восстановлению исторической правды и справедливости в отношении всех жертв необоснованных репрессий.
За последнее время поток обращений общественности и отдельных граждан по вопросам, связанным с реабилитацией, непрерывно растёт. Достаточно сказать, что в прошлом году он вырос более чем в пять раз. И получается, что сегодняшнее поколение чекистов, выполняя практически 90 процентов реабилитационной работы, оказалось в фокусе внимания общественности и вынуждено брать на себя тонкую работу по объяснению причин допущенных в прошлом ошибок и нерешённых проблем.
Мы в начальном периоде определили массив в 31 тысячу дел основного фонда, подлежащему общему пересмотру. И практически работу в этой части завершаем.
