И он уже берёт именно то, за чем пришёл.

Меня.

Легион трахает меня, как одержимый. Как человек, который сбросил кожу и позволил своему внутреннему зверю вырваться наружу и взять бразды правления телом и душой.

Мои стоны заглушаются одеялом до такой степени, что я задыхаюсь. Но каждый раз, когда я поднимаю голову, чтобы глотнуть воздуха или даже поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него, он опускает моё лицо обратно. Как будто не хочет, чтобы я его видела. Будто зашёл так далеко, что боится, что я его не узнаю.

Он берёт мои запястья в свои руки и держит их у меня за спиной, используя хватку, чтобы с каждым ударом толкаться в меня всё сильнее и глубже. С его огнём, выжигающим мои внутренности, и его прикосновениями, обжигающими кожу, я потеряна. Совершенно потерянная и беспомощная под его контролем. Часть меня боится того, как грубо он трахает меня, без капли нежности, но плотская часть так возбуждена, что влажные шлепки плоти слышны даже сквозь мои мучительные стоны и крики.

Я кончаю так мощно и трагично, что подгибаются колени. Но даже когда кричу его имя, умоляя ослабить толчки, он не останавливается, а лишь ускоряется и сжимает мои запястья крепче, гарантируя, что я не смогу вырваться. Я стараюсь сохранять спокойствие, но по мере того, как удовольствие переходит в боль, мой затуманенный сексом мозг начинает трезветь. Он не собирается останавливаться. Даже когда я умоляю, даже когда кричу, чтобы он отпустил, он, кажется, даже не замечает, что я существую.

Его руки — цепи расплавленной стали вокруг моих запястий, пока его член пронзает меня всё быстрее и глубже, разрывая с каждым толчком. Я понимаю, что захвачена моментом, но что-то в этом не так. И факт, что Легион не остановится, несмотря на то, что мои слёзы больше не от экстаза, просто чертовски неправилен.

— О Боже. Пожалуйста, — хриплю я. У меня больше нет сил сопротивляться. Я совершенно бессильна перед ним. — Прошу, отпусти меня.

Затем, как будто его взорвала невидимая энергия, его тело оторвалось от моего, и швырнуло через всю комнату с такой силой, что один из шкафов разлетелся вдребезги. Я поворачиваюсь, натягивая одеяло на обнажённое, ноющее тело, как раз когда Легион встаёт. Его глаза широко раскрыты от ужаса, и краска отхлынула от лица. Он открывает свои бледные, сухие губы, чтобы заговорить, но его дикий взгляд говорит сам за себя.

Это был не он.

— Иден, — удаётся прохрипеть ему. — Иден, мне очень жаль. Я…

Я качаю головой. Он ничего не может сказать такого, что могло бы всё исправить. Он ничего не может сделать, чтобы между нами всё стало в порядке. Мы оба это знаем. Это не просто ещё одна трещина в наших и без того разрушенных отношениях. Это кратер, широкий и глубокий, как самые тёмные ямы Ада.

С полными слёз глазами я наблюдаю, как Легион поправляет одежду и выходит из спальни, закрывая за собой дверь. И сразу после этого я отпускаю весь страх, боль и унижение, которые душили меня с тех пор, как он потерял контроль. В груди вздымаются рыдания, я плачу в атласное одеяло, ненавидя Легиона за то, что он причинил мне боль. Ненавидя себя за то, что лежу беспомощная, слишком захваченная его неистовым безумием, чтобы отбиваться. Я не знаю, что всё это значит, но, несомненно, знаю, что он мог бы сделать гораздо хуже. Он мог убить меня.

Теперь вопрос в том, кто виноват? Легион? Или извращённый ублюдок внутри, который овладел его душой?

Я не знаю, как долго я лежала и плакала, моё обнажённое тело покрыто запахом его пота и секса. Но когда я, наконец, поднимаю глаза, вижу, что у меня аудитория. Отшатнувшись, я громко ахаю и крепче прижимаю одеяло к груди, надеясь, что не обнажила больше кожи, чем уже было выставлено напоказ. Я не знаю, как долго он сидит там, небрежно откинувшись, согнув одну ногу и положив лодыжку на колено. Но он знает, что произошло. Я вижу, как жалость затуманивает его фиолетовые глаза с крапинками звёзд.

— Как… как ты сюда попал? — Он никак не мог войти через дверь. Я бы услышала, даже сквозь рыдания.

— Я пытался предупредить тебя, — бормочет Люцифер, игнорируя мой вопрос. — Я думал, что у нас больше времени — по крайней мере, до тех пор, пока угроза не минует. Я должен был быть здесь.

— Ты знал, что это произойдёт? — У меня срывается голос от эмоций.

Люцифер качает головой.

— Заблудшие души полны злобы и обиды. Они питаются страданиями и болью других. Это их подпитывает. И сопротивление Легиона только соблазняет их мучить его ещё больше.

— Но ты знал, что он будет таким. Ты знал, что он превратится в монстра. — И всё равно позволил этому случиться. Мало того, он всё это подстроил. Он хотел, чтобы Легион стал тем, кем когда-то был.

— Иден, не думаю, что ты понимаешь. То, что случилось сегодня вечером… что ты видела… Это ничто.

— Ничто? — Я усмехаюсь. — Он… он… — Я даже не знаю, что он сделал. И даже если бы могла описать, не смогла бы произнести это вслух. Не перед Люцифером.

— Он такой и есть. Ты кое-чего не видишь. Дикарь. Убийца. Демон. Признаюсь, я полагался на шоковую ценность во время твоего пребывания в моём мире. Но Легион… не для показухи. Это не игра, чтобы посмотреть, как далеко он может раздвинуть твои границы. Он такой и есть.

Люцифер плавно поднимается, но всё же в его плечах и вдоль чётко очерченной линии подбородка заметно напряжение. Он подходит к кровати и садится передо мной, и запах смертоносной белладонны почти затмил остатки секса, задержавшиеся на моей коже. Когда Люцифер в моей спальне, на моей кровати, только смятое одеяло прикрывает моё обнажённое тело, я чувствую себя неловко. Нервно. Испуганно. Но боюсь не его как такового. Просто опасаюсь из-за присутствия.

— Иден, — начинает он, изучая моё лицо взглядом, прежде чем, наконец, остановиться на моих губах. — Я никогда не хотел этого для тебя.

— Знаю. Ты хотел моей смерти.

Он торжественно кивает.

— Сначала, да, но только потому, что знал, на что способен Уриэль. Я тебя не знал. И однажды узнал… Что ж, ущерб уже был нанесён. Адриэль нашла тебя. И оставался лишь вопрос времени, когда Сем7ёрка тоже найдёт тебя.

— И они сделают за тебя грязную работу.

Он пожимает плечами.

— Лучше они, чем я. Уриэль — придурок, но находчивый придурок. Если у него был план в отношении тебя, я не собирался его срывать. Но я бы не позволил тебе пострадать. Это могу обещать.

Но я уже пострадала. Он стоял рядом и смотрел, как я страдаю от рук моей матери. Голодная, грязная и забытая, меня оставили умирать ещё до того, как научился завязывать шнурки на ботинках. И когда мне не удалось умереть из-за пренебрежения матери, она взяла всё в свои руки.

И Люцифер ничего не сделал.

Так много ночей я лежала без сна, молясь, чтобы кто-нибудь забрал меня от жестокой реальности жизни. Так много ночей я надеялась, что кому-то будет не всё равно на меня. Они бы увидели, что мать больна, её разум разъеден наркотиками и истерией, как и хотел Уриэль. И я могла бы познать что-то, кроме гнили и разрухи, страха и разрушения, которые, как считала, были моим неотъемлемым правом.

И всё же Люцифер ничего не сделал.

— От этого мне должно стать лучше?

Люцифер молчит, подыскивая нужные слова, и я поражена воспоминанием о его губах на моих.

— Ты должна понять, — резко бросает он. — Да, твоя жизнь была дерьмовой, но ты выжила, как я и предполагал. Именно так, как было предсказано.

Предсказано? Почему моё существование предсказывали?

Прежде чем я успеваю попросить пояснить, он встаёт. Я замечаю тени вокруг его глаз, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Ты не умрёшь. Это причинит боль, да, но не уничтожит тебя. У него нет такой силы.

У меня не хватает духу спросить, говорит ли он про Уриэля. Или про Легиона.

Я опустила взгляд на свои скрюченные пальцы, сжимающие одеяло у обнажённой груди. Но когда поднимаю глаза, Люцифер исчезает, крадучись уходя тем же путём, каким пришёл. Мне остаётся только гадать, был ли он когда-нибудь здесь на самом деле. Или, может, его присутствие было просто плодом моего воображения, волшебным утешением посреди отчаянного горя. В любом случае, я не могу отрицать правду, которая смотрит на меня: я рада, что он был здесь. И рада, что Легион не был таким.