Я быстро вскакиваю. Последнее, что я помню, это…

Крошечная, пустая клетка. Сижу с моим отцом. Боль. Образы возвращаются ко мне со скоростью молнии, вспышки ослепительного света и звука, невыносимая агония. Я сжимаю голову ладонями, желая, чтобы образы остановились или, по крайней мере, замедлились, чтобы мой ум мог все это переварить.

Я помню. Помню, как взяла Преподобного за руку. Помню как, мне казалось, мой мозг превратился в кашу. Помню голос… голос, говоривший на языке, который был слишком красив и мелодичен, чтобы принадлежать этому миру, но я понимала его. И я помню, как я догадалась, что сейчас умру.

И я умерла. Я умерла. А это всё… это должно быть загробная жизнь.

— Нет, — хрипло говорю я, качая головой. — Нет, не правда. Я не готова. Я не могу умереть. — Стук сердца отдается эхом в ушах, я убираю дрожащие руки от лица и делаю глубокий вдох. — Я не могу быть мёртвой.

— И ты не мертва.

Звук её голоса, такой знойный, переходящий в чистую эротику, так раздражает, что я вскрикиваю. Я даже не слышала, как она открыла дверь спальни, словно она появилась из воздуха. Наблюдатель пересекает комнату со всей грацией и очарованием восточной танцовщицы. Она одета в свой обычный саронг длиной до пола и лиф, оба в мерцающих павлиньих цветах. Гораздо скромнее, чем тот наряд, украшенный камнями, который был на ней в тот вечер, когда мы познакомились. Яркие оттенки на фоне оливковой кожи и угольно-чёрного каре делают её похожей на экзотическую богиню.

Она подходит к краю кровати и садится, её движения плавные, и неторопливые.

От шока и замешательства я заикаюсь:

— Что… что происходит?

— Ты не умерла, — лукавая улыбка появляется на губах, накрашенных помадой цвета фуксии. — На самом деле, ты живее, чем когда-либо. Но ты ведь и сама это знаешь?

Она права. Я действительно чувствую себя живой. Чувствую себя… хорошо. Вроде я, но не я. Больше не я.

И все же я спрашиваю:

— О чем это ты?

— Ты проспала три дня, Иден. И за это время многое что произошло.

Три дня? Я проспала три дня? Как я оказалась здесь? И почему я здесь? Ещё лучше…

— Где Ли?

— Где-то здесь, — отвечает она, пренебрежительно махнув рукой. — Он пробыл здесь некоторое время, но был занят другими делами… учитывая все обстоятельства.

Она намеренно изворачивается, как будто хочет, чтобы мои мысли вернулись к той ночи на её вечеринке. Она хочет, чтобы я вспомнила, как ей удалось заставить Ли поцеловать её у меня на глазах. Не просто поцеловать её. Поклоняться ей своим ртом. Как будто сам её вкус был опьяняющим тоником, который заставил его забыть о моем существовании.

— Что я здесь делаю, Айрин? — требую я, воспоминания об их поцелуе леденит мой тон. Она смеётся, заправляя прядь волос за ухо, полностью украшенное голубыми и зеленными драгоценностями.

— Одевайся и иди, узнай сама. Туалет вон там, — она кивает на дверь в другом конце комнаты, — а в ящиках и шкафах найдёшь одежду. И кстати, всегда, пожалуйста.

— Пожалуйста?

— Да. Именно так обычно говорят после того, как их благодарят за то, что они буквально спасли твою задницу. Неужели эти жалкие государственные школы ничему тебя не научили?

Ошеломлённая, я не отвечаю. Мне не хочется играть в игры, особенно в те, что задумала Айрин. И я все ещё в ступоре от слов о спасении моей задницы. Она читает замешательство на моем лице, искренне удивившись, она повторяет:

— Одевайся. Остальные будут рады, что ты проснулась. — Она хлопает в ладоши, а затем проводит руками по пышному декольте.

— Остальные?

— Да. Они уже давно ждут.

Без дальнейших объяснений она встаёт и направляется к двери, соблазнительно покачивая бёдрами. Я, молча, наблюдаю за её чересчур театральным уходом, боясь того, что может ждать меня по ту сторону двери, но, все, же дико желая узнать, что со мной случилось.

С мыслями о том, что ноги меня держать не будут после трёхдневного сна, я встаю с кровати и на удивление чувствую себя… хорошо. Сильной, но в тоже время лёгкой, как пёрышко. Даже моя походка, кажется другой, как будто кто-то другой ведёт мои босые ноги по прохладному дереву. От желания увидеть себя в зеркале, я бросаюсь в ванную, полностью ожидая увидеть в отражении кого-то другого. Но это я. Растерянные карие глаза, серебристая копна волос и потрескавшиеся губы… но все равно это я. Но даже с доказательствами, которые очень ясно смотрят мне в лицо, что-то не так. Я это чувствую. Не то, чтобы что-то не так. Просто… по-другому. Понимая, что я не получу никаких ответов, глазея на себя, я снимаю позаимствованную шёлковую ночнушку и поворачиваюсь к ванне, чтобы понежатся в горячей воде. Вода-это рай для моей кожи, и я практически поддаюсь искушению провести час, наслаждаясь пеной. Нет, сначала… ответы.

Как и было обещано, гардероб укомплектован. Однако Айрин не упомянула, что это только её одежда. Ну, одежда, которую она бы носила. Саронги всех цветов, узоров и тканей. Обнажающие живот лифы, усыпанные драгоценными камнями и кружевами, некоторые настолько прозрачные, что можно увидеть соски. Даже в аду есть одежда скромнее. В конце концов, я останавливаю выбор на чёрном саронге с зубчатым краем и подходящим топом с рукавами-колокольчиками, который едва прикрывает живот. Это наименее непристойная вещь, которую я смогла найти, но все равно я отдёргиваю низ лифа, чтобы прикрыть больше тела. Мне повезло с обувью. Айрин так любезно оставила несколько пар атласных туфель, украшенных разноцветными бусинами и драгоценными камнями. Очень богемно и на самом деле чертовски удобно. Попытавшись уложить свои спутанные волосы, я покидаю уютную комнату, чтобы найти то, что мне так отчаянно нужно: ответы.

Я никогда не была в этой части особняка Айрин, поэтому иду по коридору к огромному пространству, оборудованному десятками плюшевых шезлонгов и гигантскими подушками вдоль стен. Сцена и бар освещён мягким красным светом. Я помню… это была главная площадка, предназначенная для вечеринки, на которой я присутствовала. А у стойки бара, развалившись на табурете, сидит потрясающе красивый парень с бронзовой кожей и темными, манящими глазами. Он стройный, почти женственный, но в тоже время поджарый. Его пышные черные волосы падают на обнажённые плечи, подчёркивая прямой, изящный нос и изогнутые губы. На нем только короткий белый саронг, который едва прикрывает его мальчишеское достоинство. Молодой человек, которому не больше семнадцати лет, лучезарно улыбается и грациозно соскальзывает со стула, чтобы подойти ко мне. Когда он останавливается передо мной, улыбка все ещё украшает его губы, и я замечаю, что щеки парня покрыты золотистым блеском, и он, возможно, пользуется подводкой для глаз и тушью. А ещё у него самые густые, самые удивительные ресницы.

— Привет, Иден, — говорит он с акцентом, который я не могу определить. — Я Кайро. Приятно снова тебя видеть.

Снова? Хотелось бы верить, что я вспомню это прекрасное создание, но в последний раз, когда я была здесь, нас окружали потрясающие мужчины и женщины. К тому же, я была пьяна, если не сказать больше.

— Айрин попросила меня проводить тебя к её покоям, на случай, если ты забыла дорогу.

Он предлагает мне руку, и после нескольких секунд быстрого созерцания я хватаю его за локоть. А что мне ещё остаётся делать?

— Надеюсь, ты нашла свою комнату удобной. А одежду… она подошла? Я должен был догадаться, — комментирует Кайро, ведя их по противоположному коридору.

— Да. Спасибо, — тихо отвечаю я. У меня не хватает духу сказать ему, что, хотя комната прекрасна, но я не любитель придерживаться последних модных тенденций.

— Айрин сказала мне, что ты была пленницей Альянса посвящённых. Мне очень жаль. Надеюсь, ты не пострадала.

— Нет.

— Хорошо. Из того, что я слышал, они могут быть безжалостными животными. Мы не часто видим таких, как они. Они считают наш образ жизни безосновательным и порочным.

Судя по тому, что я помню с прошлого раза, когда была здесь, я могу понять почему. Гомосексуализм, распущенность, пьянство… что-то подсказывает мне, что Айрин не испытывает угрызений совести по поводу грехов плоти под её крышей. На самом деле, она поощряет это.