– Да я видел. И этот свирепый металлюга запрещает тебе разговаривать с незнакомцами? Это правильно, об этом ещё Булгаков писал – «никогда не разговаривай с неизвестным». Но я представлюсь и не буду незнакомцем, с которым страшно разговаривать воспитанным барышням. Зовут меня Додо, можно Михаил, – он протянул руку ладонью вверх.
– Джинни, можно Евгения Николаевна, – поддержала я салонный тон и хотела пожать руку, но Додо поймал её и поднёс к губам.
– Очень приятно.
– А у нас девушкам тоже руку жмут. Если близкие друзья, то потом целуются. Не жать руку – очень невежливо.
– У вас – это где?
– Я не местная. 400 кэмэ к югу.
– А скажи, знают ли у вас, за четырёхсотым кэмэ, что такое Rainbow?
– Вопрос с подвохом? Конечно, знают – это группа Ричи Блэкмора!
– И это правильный ответ, – голосом телеведущего провозгласил Миша-Додо. – Но не единственный. Вот тебе ещё один правильный ответ, – он вынул из рюкзака сложенный вдвое листок. – Держи, последний остался. Рэйнбоу, сударыня, а иначе собрание племён Радуги – это такое волшебное место, где всем рады. Но особенно таким как ты. Вроде хипповского лагеря в лесу. Без алкоголя, без наркотиков. Сигареты можно, – кивнул он на так и не зажжённую Мальборо. – Главный закон – никого не напрягать. И очень желательно молиться о мире. Так что читай, потом мужчину своего бери, детей бери, подруг бери, хлеба бери побольше и мёда! Завидую тебе – первая Радуга светит ярче. В этом году много народу будет, со всей Европы люди приедут. И ехать недалеко, под Питер, трасса – сказка. Да ты прочитаешь потом, там всё подробно рассказано. Ну, бывай, до встречи дома, ещё увидимся!
Он быстро поднялся, бесцеремонно потрепал меня по рыжим космам, закинул гитару за плечо и отошёл к кучке волосатого народа в глубине переулка. Я ошалело прочитала листовку раз, другой, третий.
Мы, братья и сёстры, дети Бога, члены семьи жизни на Земле, друзья природы и всех людей, дети человечества, называющие себя Племенем Семьи Радуги, смиренно приглашаем
Все расы, людей, племена, сообщества, мужчин, женщин, детей, личностей – из любви,
Все нации и национальных лидеров – из уважения,
Все религии и религиозных лидеров – из веры,
Всех политиков – из милосердия, – соединиться вместе с нами на Встрече Племён Радуги, чтобы выразить наше искреннее желание мира на Земле и согласия между всеми людьми.
Я изо всех сил ущипнула себя за руку. Секунду назад я даже представить себе не могла, что есть такое счастливое место. Где все такие как мы. Тут, рядом, в этом мире. Не бессовестные керуаковские битники, не весёлые проказники Кизи, не в книгах, не в кино! Есть, есть люди, у которых «неформальство» не заканчивается волосами на сантиметр длиннее уставных и фенечкой, смело надетой в субботу, пока суровый папаша не видит «бабские бусы на парне, которого вот-вот в армию призовут». Жить в лесу, в индейском типи, молиться о мире. Засыпать под звёздами. Жить в любви, без насилия и страха, жить, заботясь о природе и «не оставляя следов». Целый месяц каждый год. Они есть, живые люди! Пипл! Забылось слабенько написанное сочинение, забылась усталость, хотелось скорее собирать рюкзак – и в дорогу, в дорогу! Керуака, кстати, взять с собой, перечитать. Такая необыкновенная, газированная, щекочущая радость вскипала внутри, как будто мне сообщили, что можно сейчас, не сходя с этого места, провалиться к эльфам в Средиземье.
Рядом уселся Алекс.
– Уф, еле нашёл. Будешь пиво? Сигарету верни, если не куришь. Что это у тебя? Уже рекламы какой-то в руки насовали? Ко мне, прикинь, подходят двое таких страшных, прыщавых: «А вы верите в чистую любовь?» А я им: «Это что ли в душ ходить перед тем как потрахаться?», ахаха…
Я радостно протянула листовку и стала внимательно смотреть в лицо читающего Алекса. Скрестила пальцы: пожалуйста, пожалуйста, давай ты скажешь: «Супер, Женька, поехали хоть завтра». Ну препожалуйста!
– Да ну, херня какая-то. Или секта, – Алекс улыбнулся половиной рта и смял в ладони лист с картой. – Ты что, поверила? Это Москва, детка, тут никто никому ничего просто так не делает. Ну, Женёк. Ну что ты сразу в слёзы… Всё будет хорошо. Я узнавал.
***
За сочинение поставили 4/3, потому что по сути это была половина сочинения. Английский я сдала вроде неплохо, но без огонька. Вчера мы с Ленкой и Грин, скрестив пальцы и промолчав всю дорогу в суеверном ужасе, ездили смотреть на списки зачисленных.
Народ толпился у входа на факультет, на дверях только что прикрепили тёплые от принтера листы. Девчонки попытались с разбегу вклиниться в толпу, но все орали, шумели, пихались локтями и истерили. Наконец чья-то мама организовала какое-то подобие очереди и стала громко зачитывать фамилии.
– Зайцева, Забудько, Зырянов… Нет никакой Зеленько Октябрины. Да я два раза уже прочитала, нет. Мда, не так хорош был мой немецкий, как я думала.
– Лисовская Евгения… Нет, нет Лисовской. Конечно, нет. Тринадцать баллов проходной, а у меня двенадцать.
– Лихолетова Елена Константиновна! Есть! Ленка, смотри! Смотри же! Вот, ты! А-а-а! – Сильная Ринка, всего раз хлюпнув носом, оторвала офигевшую Лихолетову от земли и закружила.
– Девчонки, ну, девкии… – плакала Ленка, – я же не специально, я же во второй раз. Да вы тоже поступите в следующем году, будем дружить всё равно…
Вернулись в общагу. Я все слёзы выплакала по дороге и просто молчала, пила кофе, курила чужие сигареты в окно. Два раза сходила вымыть пепельницу и набрать воды. Один раз в душ, просидела голая под холодной водой пять минут, пока не начали стучать зубы. Выжала волосы, вымыла с мылом очки.
– Жень, смотри, вот Ринка нашла, что её как медалистку с одним экзаменом в РГГУ возьмут, а на заочку вообще без экзамена, только приходи! Можно на социологию, можно на педагога-психолога. Там экзамены позже, успеваете документы подать. Ты поспала? Гулять пойдём?
– Я с Алексом встречаюсь. Он же не знает ещё. В их универе тоже сегодня список вывесить должны. Договорились в шесть. Так что вы идите, потом найдёмся.
***
У Арбатской, как всегда, было полно народу. Кое-кого я уже узнавала: красивая кудрявая женщина лет сорока в футболке с Iron Maiden – хозяйка рок-магазина, всегда выходит покурить за угол. И всегда вокруг неё толпа волосатых парней с гитарами. Хмурая бабуся с клетчатой сумкой на колёсиках останавливается, молча, пристально и угрюмо смотрит на дующих пиво: обычно они ускоряются втрое и протягивают ей пустую тару. Тогда бабка отходит в сторону, нежно пакует бутылки в сумку, прикладывает руку козырьком ко лбу и высматривает следующих благодетелей. Фальшивая нищенка на картонке: вчера она издали заметила милиционеров и тут же скинула халат, платок и толстые, обмотанные изолентой очки, превратившись в жукастого мужичка в спортивном костюме. Мужичок шустро подобрал картонку, высыпал в карман подаяние из стаканчика, подмигнул и потерялся в толпе. Вот этого рыжего дядьку в кожаной жилетке и с тростью я тоже уже видела: он щурился на выходящих из метро, пытаясь кого-то рассмотреть, много курил, всегда дисциплинированно донося бычок до мусорки, а сейчас охлопывал себя по бокам, что-то искал в карманах.
– Извини, ты не прочитаешь мне, что на пейджере? Я лупу, кажется, потерял, – обратился он ко мне.
– Если покажешь, куда нажимать. Очкарики должны друг друга поддерживать! Ага: «Опаздываю на 20 мин. Инна».
– Это моя жена! Сегодня в университет поступила. Такая умная, потомственная программистка, представляешь? Ещё её бабуля программы для станков делала.
– Ничего себе, повезло вам! А я тоже парня жду, тоже сегодня известно станет, поступил или нет.
– Волнительно. Но даже если не поступил, это не конец жизни, я тебе как старый тридцатилетний пень говорю. Я в своё время в Бауманку как дурак три раза поступал, а потом ушёл со второго курса. А ты у нас кто, физик или лирик?
– Я Женя, – ответила я и спохватилась: – Будущая журналистка.
