– Я почитаю ещё. Мне теперь Ахматова в страшных снах является: «Читай меня, читай, – говорит, – не то пожалеешь!» Купила на книжной толкучке на Лубянке, последние гроши вытрясла.

Я скинула кеды, подтянула ноги и открыла синий томик на поэме «Реквием». Сильная всё же поэтесса, почему я её раньше не читала внимательно?.. Всё как будто слишком, нарочито женское, страдальное. Но ведь так и есть, сколько ни отрицай, эти завихрения в душе и составляют самую суть личности. Как же ей было больно. И как мне сейчас это отзывается…

А параллельно я прокручивала в голове правильные слова. Я всегда мечтала: своя семья, и, конечно, с ним, только с ним. Для этого нужно выйти из дома, уехать, он прав. Ходить к друг другу в гости – не семья. И ещё почти весь август впереди. Если я отдам ему этот год, он согласится на мою просьбу – это будет справедливо. Просто скажу: «Сделай для меня всего одну маленькую вещь. Давай поедем на Радугу. Там со всего мира будут люди, попрактикуешь английский, сам хотел. Там северная природа, почти тайга, как в Норвегии. Если будет плохо, уедем, честное слово», – вот именно так, быстро, чётко, по делу!

– Билеты, документы готовим, повторная выборочная проверка! Готовим билеты, готовим документы! – побежала по проходу кругленькая проводница. Следом вразвалочку шли два милиционера с дубинками и кобурами.

– Тормози, Игорь Михалыч. Вот этого вот нефера давай посмотрим, – первый мент ткнул пальцем в лежащего спиной Алекса и демонстративно разогнал перед лицом воздух, мол, невыносимо пахнет пивом. – Вставайте, гражданин.

– А-а? – недоумённо замотал головой Алекс, поворачиваясь мятым от сна на рюкзаке лицом. – В чём дело? Кого позвать?

– Старший сержант Смирнов, – отточенным жестом милиционер вынул из кармана раскрытое удостоверение, ощетиненное гербами и печатями, и так же быстро спрятал. – Вставайте, гражданин, личный досмотр.

– В смысле – обыск? – нехорошо улыбнулся Алекс углом рта. Мне стало страшно, что он по своему обыкновению будет цепляться к словам, занудствовать и высмеивать ментов, которых всегда считал дураками и дуболомами.

– Пока всё же досмотр, – не менее противно ухмыльнулся Смирнов в ответ. – Паспорт и билет для начала предъявите.

– А в чём разница? – не сдавался Алекс.

– А разница в том, молодой человек, – пояснил второй мент, – что при досмотре вы карманы выворачиваете, при обыске – мы, а вы тихо лицом к стеночке стоите и не строите из себя самых умных. Ваш рюкзачок?

Пассажиры вокруг перестали гомонить, с удовольствием глядя на спектакль. Алекс снял рюкзак с полки и поставил на стол. Я вытаращила глаза и старалась не упустить ни малейшего движения милиционеров: вся тусовка рассказывала страшные байки, как менты чисто из классовой ненависти подсовывают волосатым наркотики, и незадачливые хиппари надолго отправляются шить рукавицы в солнечной Мордовии.

– Выкладывайте всё на стол, гражданин… – тут мент заглянул в паспорт, – гражданин Раймер Александр Антонович. Иностранец, что ли?

– Русский немец, – Алекс с вызовом посмотрел в глаза Смирнову.

– Ну, тогда хенде хох. Это у тебя что?

– Записная книжка. Учебник по матанализу. Библиотечный. Художественная литература, Станислав Лем. Ручка. Карандаш. Транспортир. Носки запасные. Зубная щётка. Сигареты. Свитер. Плеер.

– Давай из карманов теперь.

– Носовой платок. Зажигалка. Ещё зажигалка.

– Не держи за идиота, из куртки.

Алекс стащил косуху с полки, расстегнул все карманы, высыпал на стол пригоршню монет.

– Деньги. Наши, русские, рублей десять. Ещё зажигалка. Ещё пачка сигарет.

Тут рука нащупала в глубине кармана ещё что-то, и Алекс выложил на стол маленький перевязанный ниткой пакетик, замаранный изнутри белым порошком, и недоумённо на него уставился.

– Оппаньки! – обрадовался Смирнов. – Игорь Михалыч, зафиксируй, зови понятых! – Это что, гражданин Раймер?

По лицу Алекса пробежала тень, пассажиры из их отсека, две солидные тётки, завороженно и с некоторым даже ужасом уставились на пакетик. Мужик с верхней боковушки вытянул шею и хмыкнул:

– Чего, правда, что ли, наркоманы, молодёжь?

– Гражданин Раймер, повторяю вопрос – что в пакете?

И тут настал мой звёздный час:

– А это, товарищ милиционер, мыльная свинья! Раскрошилась немножко. Понюхайте, розмарин и лимон, в магазине обещали «спасение для жирной кожи и стойкий аромат».

Когда посрамлённые милиционеры отправились искать новых жертв в следующих вагонах, а свинья была предъявлена всем желающим, мы снова «пошли курить» в тамбур. Я решила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы всё прояснить.

– Саш, ты меня не перебивай, пожалуйста, мне тебе надо кое-что сказать, – начала я.

– Ты меня пугаешь, Женёк, когда начинаешь с моего цивильного имени, – лениво потянулся Алекс, широко зевнул и притянул меня к себе. – Ну, что такое?

Я тут же сбилась и почему-то продолжила про другое.

– Ты представляешь, какой скандал мой отец устроит, когда узнает, что мы вместе живём?

– Я не понимаю, почему не сходить в ЗАГС и просто его перед фактом не поставить? Своим я тоже не скажу. Предки ж начнут вот это всё – гости, салаты, бррр! И в церковь я не пойду, сама понимаешь. Мы сколько уже вместе, год? Пора б ему смириться. Не начинай, пожалуйста, про религию, про возраст, про вот это всё – это я уже от твоего бати слышал… Я сколько тебе повторяю, подумай, как будет лучше нам двоим, а не как папочке будет спокойнее. Я тебе сто раз это говорил, но похоже, мои слова для тебя на последнем месте.

– Слушай, я не про это сейчас, – настроение мгновенно рухнуло в бездну, подступила тоска. – Я… я хотела поговорить про то, как мы проведём остаток лета. Пожалуйста, дай мне договорить до конца, не перебивай, ладно?

Алекс начал целовать и покусывать меня за шею и ключицы, но я вывернулась из кольца его рук и посмотрела ему в глаза. Шит, я уже все испортила. Он раздражён. Момент упущен. Но остановиться я уже не могла.

– Я с тобой согласилась, ты учиться будешь, у тебя чёткий план на жизнь, а я… Мне очень страшно, если честно. Я всё равно Орёл люблю, я тут выросла, тут моя семья. Мне страшно уезжать. Но я всегда выбираю быть с тобой, – затараторила я.

Когда волнуюсь, язык совсем не успевает за мыслями. Это всех злит, а я даже не замечаю. Алекс чуть нахмурился – вертикальная морщинка между бровей. Стараюсь замедлиться, но не тормозить:

– И мне очень нужны силы, Саш. Силы даёт только природа, только лес. Я же чёртова эльфийка, – выдыхаю, крою грустную улыбку, зеркальную, углом рта. – Когда эту листовку, про Радугу, мне на Арбате дали, это было как чудо, как благословение, как исполнение самой невозможной мечты. Я очень, очень хочу это увидеть. Пожалуйста, давай поедем, а? Ну совсем ненадолго. У меня палатка есть хорошая, американская, маленькая, но теплее вдвоём будет. Я всё найду, одеяла, котелок. Тебе не трудно будет в лесу, честно-честно, я позабочусь об очаге и всём таком женском, как настоящая скво. Погоду обещают хорошую. Природа там – как в твоей любимой Норвегии: сосны, мох – просто земля из саг. Люди там будут разные, я уверена, найдётся с кем о твоей музыке поговорить. И ты так хотел нормально инглиш практиковать – там точно будет с кем. А если не найдёшь по интересам, будем просто вдвоём, у костра сидеть, книжки читать. Ну хотя бы дня на три, если тебе ну совсем-совсем не понравится – уедем, я обещаю. Кстати, поехать можем автостопом, и сэкономим прилично. А если тебе влом по трассе, на плацкарт наскребём, я думаю. Ну, что скажешь? Ну пожа-алуйста. Я так редко прошу.

Пауза. Пауза. Я как дворовая собачка Найда смотрю ему в глаза снизу вверх и сама за себя держу кулаки.

– Не так уж редко, Жень. В прошлый раз просила, и тоже говорила, что в последний раз, не заглядывать тебе через плечо, когда ты Ворону своему строчишь через день по три листа. И я согласился, хотя это, конечно, очень унизительно, когда твоя женщина другому чуваку…