Дело в том, что нечто подобное я вижу и в психотерапии: местные накопители сливаются в окружные отстойники, оттуда дальше, пока не попадают к психиатрам из плоти и крови, если вы понимаете, что я хочу сказать. Если бы Зигфрид был живой личностью, он не выдержал бы всех страданий, которые изливаются в него. Прежде всего у него возникли бы собственные серьезные проблемы с психическим здоровьем. Там были бы и мои комплексы, потому что именно таким образом я от них избавляюсь – передаю их Зигфриду. И проблемы других пациентов, которые разделяют со мной его залитый слезами, горячий матрац. А он, в свою очередь, вынужден был бы изливать все это другому человеку, а тот дальше по цепочке, все выше и выше, пока не пришли бы… к чему? Может, к духу Зигмунда Фрейда?

Но Зигфрид не реальный человек. Он машина. Он не может испытывать душевные страдания. Так куда же тогда уходит вся эта боль и грязь?

Я пытаюсь объяснить это ему и заканчиваю так:

– Разве ты не понимаешь, Зигфрид? Если я сваливаю свою боль на тебя, а ты передаешь ее еще кому-то, то ведь где-то это должно кончиться. Мне не кажется, что она превращается во что-то вроде магнитных пузырей и поднимается туда, где ее никто никогда не почувствует.

– Не думаю, что для вас было бы полезно обсуждать природу боли, Боб.

– А полезно ли обсуждать, реален ты или нет? – спрашиваю я, и Зигфрид почти что вздыхает.

– Боб, – говорит он. – Я не думаю также, что полезно обсуждать с вами природу реальности. Я знаю, что я машина. И вы знаете, что я машина. Но какова цель нашей встречи? Разве мы здесь для того, чтобы помочь мне?

– Иногда я сомневаюсь в необходимости этих сеансов, – отвечаю я сердито.

– Я не верю, что вы действительно сомневаетесь. Вы прекрасно знаете, что приходите сюда, чтобы получить помощь, и единственная возможность для этого – что-то изменить у вас внутри. Я понимаю, то, что я делаю с информацией, может удовлетворять ваше любопытство. К тому же это дает вам возможность провести сеанс в интеллектуальной беседе, вместо терапии…

– Туше, Зигфрид, – прерываю я его.

– Да. Но дело в том, как вы поступаете с этой информацией, как вы себя чувствуете, как вы функционируете в обществе. Пожалуйста, Боб, занимайтесь тем, что внутри вашей головы, а не моей.

– Ты ужасно умная машина, Зигфрид, – с восхищением говорю я.

– У меня такое впечатление, будто на самом деле вы говорите: «Как мне ненавистны твои электронные кишки, Зигфрид».

Никогда не слышал, чтобы он так рассуждал, и это захватывает меня врасплох. Но потом припоминаю, что на самом деле я сам говорил ему подобные слова, и не однажды. И это сущая правда.

Я ненавижу его кишки.

Зигфрид пытается мне помочь, и я готов убить его. В этот момент я думаю о сладкой сексуальной С.Я., и как охотно она делает все, о чем я ее прошу. Наверное, поэтому мне очень хочется сделать Зигфриду больно.

Однажды утром я пришел к себе и обнаружил, что пьезофон слегка ноет, как далекий рассерженный комар. Я нажал кнопку записи и узнал, что меня приглашает к десяти помощница директора по персоналу. Было уже позже десяти. У меня давно выработалась привычка проводить большую часть дня и всю ночь с Кларой. Ее кровать была гораздо удобнее моей. Я получил вызов уже около одиннадцати, и мое опоздание не улучшило настроение помощницы.

Это оказалась очень полная женщина по имени Эмма Фотер. Она сразу отмела мои сбивчивые извинения и заявила:

– Вы окончили курс семнадцать дней назад и с тех пор ничего не делали.

– Я жду подходящего рейса, – ответил я.

– И долго еще собираетесь ждать? У вас остаются оплаченными только три дня.

– Ну что ж, – проговорил я, почти не обманывая ее, – я и сам собирался сегодня заглянуть к вам. Мне нужна работа на Вратах.

– Пфшау! – Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так выражал свое негодование, но ее возглас прозвучал примерно так. – Вы для этого прилетели на Врата? Чтобы чистить канализацию?

Я был уверен, что она блефует, потому что на Вратах почти нет канализации – здесь для этого недостаточное тяготение.

– О подходящем рейсе могут объявить в любой день, – продолжаю выкручиваться я.

– Конечно, Боб. Вы знаете, такие, как вы, меня беспокоят. Представляете ли вы, как важна наша работа?

– Думаю, да…

– Перед нами вся Вселенная. Мы должны обыскать ее до последнего уголка и привезти домой все полезное! А сделать это можно только с помощью Врат. Такие люди, как вы, выросшие на планктонных фермах…

– Я вырос на вайомингской пищевой шахте.

– Не важно! Вы знаете, как отчаянно человечество нуждается в том, что мы можем ему дать? Новые технологии. Новые источники энергии. Пища! Новые миры, пригодные для жизни. – Она энергично покачала головой и стала лихорадочно рыться в картотеке на столе. Выглядела помощница директора по персоналу одновременно сердитой и обеспокоенной. Вероятно, она проверяла, сколько нас, бездельников и паразитов, ей удалось выпроводить с Врат, заставить делать то, к чему мы предназначены. Этим и объяснялась ее враждебность – ну и, конечно, стремлением самой остаться на Вратах.

Она оставила картотеку, встала и подошла к канцелярскому шкафу у стены.

– Допустим, я найду вам работу, – бросила Эмма Фотер через плечо. – Здесь полезны только ваши знания старателя, больше вы ничего не умеете.

– Я возьмусь за любую работу. Почти любую.

Она вопросительно взглянула на меня и вернулась к столу. Учитывая ее массу в сто килограммов, двигалась она поразительно грациозно. Может, потому Эмма Фотер и держится за свое место и остается на Вратах. Здесь и полная женщина кажется привлекательной.

– Вы будете выполнять самую неквалифицированную работу, – предупредила она. – За нее платят не очень много. Одна восьмая в день.

– Согласен!

– Ваши деньги за содержание подходят к концу. Скоро они кончатся, и у вас останется долларов двадцать на день разменной монетой.

– Я всегда могу подработать, если понадобится.

Она вздохнула.

– Вы пропускаете и сегодняшний день, Боб. Не знаю. Наш директор мистер Сен очень внимательно следит за всеми назначениями. Мне трудно будет оправдать перед ним принятие вас на работу. А что, если вы заболеете и не сможете работать? Кто будет платить за вас?

– Наверное, придется вернуться.

– И пропадет вся ваша подготовка? – Она покачала головой. – Вы вызываете во мне отвращение, Боб.

И все же Эмма Фотер протянула мне рабочий билет. Я должен был явиться к шефу персонала на уровне «Гранд», сектор «Север», чтобы получить указания.

Разговор с помощницей директора по персоналу мне не понравился, но меня об этом предупреждали. Когда вечером я рассказывал о нем Кларе, она сказала, что я еще легко отделался.

– Тебе повезло с Эммой. Старый Сен иногда тянет, пока у человека совсем не кончается оплата содержания.

– И что тогда? – спросил я, садясь на ее кровать и нагибаясь за носками. – Выбрасывают из шлюза?

– Не смейся, может дойти и до этого. Сен человек типа Мао, он очень жесток по отношению к общественно бесполезным людям.

– Как приятно с тобой поговорить!

Она улыбнулась, перевернулась на бок и потерлась носом о мою спину.

– Разница между тобой и мной, Боб, в том, что я после первого рейса сумела удержать пару баков. Заплатили не очень много, но все-таки заплатили. К тому же я была в полете, а тут такие люди, как инструкторы, нужны.

Я откинулся на ее бедро, полуобернулся и положил на нее руку, но не агрессивно, а скорее вспоминающе. У нас существовали темы, которые мы никогда не затрагивали, но сейчас я все же решился:

– Клара?

– Да?

– Каково там, в полете?

Она какое-то время терлась подбородком о мое предплечье и разглядывала на стене голограмму с изображением Венеры.