Каупер на секунду задумался.
– Сколько у тебя осталось чистых листков?
– Сотни две, пожалуй.
– Отлично! Это сразу решает проблему, которая мучила меня уже давно. Нам… э-э-э… придется конфисковать половину бумаги на официальные нужды – объявления, протоколы комитетов и тому подобное.
– Это довольно много бумаги, – с деланым удивлением произнесла Каролина. – Ты лучше пошли за ней двоих-троих крепких парней.
– Ты шутишь… – озадаченно сказал Каупер.
– А еще лучше четверых. С тремя я, пожалуй, справлюсь, и кому-то из них придется несладко.
– Но послушай, Каролина, это только временная мера, в интересах всего общества. К тому времени, когда тебе понадобятся эти листки, мы уже научимся делать другие материалы для записей.
– Вот давай учись. А дневник – мой!
Обычно Каролина сидела рядом с Каупером и, пристроив дневник на коленях, делала записи. Каждый вечер она открывала заседание, зачитывая выдержки из протокола предыдущего собрания. Род как-то не удержался и спросил, неужели она и в самом деле записывает эту бесконечную трепотню.
– Боже упаси! Конечно нет!
– То-то я и думаю. Записывать все подряд – никакой бумаги не хватит. Однако твои «выдержки» всегда точны.
Каролина усмехнулась:
– Родди, хочешь, я тебе прочту, что я записываю на самом деле? Только обещай, что никому не скажешь.
– О чем речь!
– Зачитывая «выдержки», я просто вспоминаю, о чем болтали предыдущим вечером, – у меня отличная память. А бумагу я трачу вот на что… Сейчас покажу… – Она достала дневник из кармана. – Например, вчерашнее заседание. «Его величество назначил собрание сразу после вечерней отрыжки. Слушали комитет по кошкам и собакам. Выяснилось: нет ни кошек, ни собак. Долго обсуждали острую нехватку и тех и других. Затем закрыли заседание, и те, кто еще не уснул, отправились спать».
Род ухмыльнулся:
– Хорошо, что Грант не знает стенографии.
– Разумеется, если происходит что-то действительно важное, я записываю. Но не эту болтовню.
Впрочем, когда бумага требовалась для чего-то стоящего, Каролина не жадничала. На одном из листков они оформили свидетельство о браке: Ховард Голдштейн, студент-юрист из Теллерского университета, написал официальный текст, а подписали документ сами Бакстеры, Грант Каупер и Род с Каролиной в качестве свидетелей. Каролина, прежде чем преподнести свидетельство молодоженам, еще и украсила его цветочным орнаментом и изображениями голубков.
Были и другие, кому казалось, что новое правительство больше говорит, чем делает. К таким относился и Боб Бакстер, но чета квакеров присутствовала на собраниях не так часто. Как-то в конце первой недели правления Каупера после бесконечных докладов комитетов слово попросил Коротыш Дюмон.
– Господин председатель!
– Что такое, Коротыш? Может, ты подождешь? Перед тем как перейти к следующему вопросу, я хотел сделать объявление.
– Это как раз по поводу отчетов наших комитетов. Когда будет отчитываться конституционный комитет?
– Но я уже отчитался.
– Ты сказал, что готовится новый, доработанный вариант конституции и поэтому отчет переносится на более поздний срок. По-моему, это не называется «отчитался». Я хочу знать, когда у нас будет постоянная конституция вместо этих временных постановлений, которые плодятся каждый день. Когда прекратится это взвешенное состояние?
Щеки Каупера налились краской.
– Ты возражаешь против моего решения?
– Не то чтобы возражаю, но и не соглашаюсь тоже. Род проиграл, и мы выбрали тебя как раз потому, что ты проповедовал конституционное правительство вместо диктатуры. Я за тебя поэтому и голосовал. Теперь я хочу знать, где наши законы? Когда мы будем их принимать?
– Ты наверняка понимаешь, – старательно подыскивая слова, ответил Каупер, – что конституция не создается за одну ночь. Тут необходимо учесть много разных моментов.
– Безусловно. Но пришло время и нам узнать, что за конституцию вы готовите. Как там насчет Билля о правах? Он-то хоть у вас уже готов?
– Всему свое время.
– А чего тут тянуть? Вношу предложение: для начала давайте примем в качестве первой статьи Билль о правах.
– Не принимается! И, кроме того, у нас даже нет его текста.
– Не беспокойся. Я его помню наизусть. Ты готова, Кэрол? Записывай…
– Не надо, – ответила Каролина. – Я его тоже знаю. И уже пишу.
– Вот видишь? Оказывается, ничего сложного тут нет, Грант. Большинство из нас способно прочесть Билль по памяти. Так что хватит откладывать на потом.
– Молодец, Коротыш! Так ему! Поддерживаю предложение! – закричали со всех сторон.
Перекрывая гвалт, Каупер призвал собрание к порядку, затем сказал:
– Сейчас не место и не время. Когда конституционный комитет доложит о своей работе, вы убедитесь, что все демократические свободы соблюдены, а права надежно гарантированы – с некоторыми изменениями, вызванными жесткими и опасными условиями, в которых мы оказались. – Он улыбнулся и продолжал: – А теперь давайте вернемся к делу. У меня есть объявления, касающиеся порядка выхода на охоту. Отныне каждая охотничья группа будет…
Дюмон все еще стоял.
– Я сказал «хватит откладывать», Грант. Ты сам говорил, что нам нужны законы, а не произвол лидера. Но пока ты только приказываешь, а законов что-то не видно. Каковы твои обязанности? Где границы твоей власти? Ты что, истина в последней инстанции? Или у нас тоже есть права?
– Замолчи и сядь!
– Как долго ты можешь находиться у власти?
Каупер сделал над собой усилие и уже спокойным тоном сказал:
– Коротыш, если у тебя есть предложения по этим вопросам, внеси их на рассмотрение комитета.
– К черту комитет! Я настаиваю на прямом ответе.
– Не принимается!
– Ах, не принимается? Я требую, чтобы конституционный комитет отчитался о своей работе. И я не сяду, пока не получу ответ. Здесь общее собрание, и у меня столько же прав, как и у всех остальных.
Каупер покраснел от злости.
– Ты уверен? – спросил он многозначительным тоном. – Сколько тебе лет, Коротыш?
Дюмон взглянул на него в упор:
– Вот оно что! Теперь все ясно! – Он обвел собравшихся взглядом. – Я вижу, что здесь есть люди даже моложе меня. Вы чувствуете, на что он намекает, а? Граждане второго сорта! Он собирается воткнуть в эту так называемую конституцию ограничения прав по возрасту! А, Грант? Ну-ка, смотри мне в глаза и отвечай!
– Рой! Дейв! Усадите его силой!
Род внимательно прислушивался к перепалке: представление оказалось гораздо интересней, чем обычно. Джимми, по своему обыкновению, добавлял ко всему сказанному непочтительные комментарии. Теперь он наклонился и прошептал:
– Ну вот, началось. Мы как, выбираем, на чьей мы стороне, или тихо растворяемся в ночи и смотрим на этот цирк со стороны?
Не успел Род ответить, как Коротыш дал всем понять, что помощь ему не требуется – по крайней мере, сейчас.
– Пусть только попробуют. Кого-то придется откачивать, – сказал он, принимая боевую стойку. Он даже не потянулся за ножом, но и так было видно, что Коротыш всерьез настроен драться.
– Грант, я хочу сказать еще кое-что, а потом уж заткнусь. – Коротыш повернулся и заговорил, обращаясь ко всем сразу: – Вы видите, что у нас нет никаких прав и положение наше неясно, однако мы уже заорганизованы до такой степени, что это напоминает смирительную рубашку. Комитеты для этого, комитеты для того, а что толку? Лучше, что ли, стало после того, как появились эти недопеченные комитеты? Стена еще не закончена, в лагере грязнее прежнего, и никто не знает, что ему положено делать. У нас вчера даже сигнальный костер погас! Когда течет крыша, надо не комитеты назначать, а чинить крышу. Я предлагаю опять отдать правление Роду, разогнать эти дурацкие комитеты и заняться делом. Кто-нибудь меня поддерживает? Подайте голос!
Поднялся страшный гвалт. Кричали, должно быть, меньше половины собравшихся, но Каупер уже понял, что теряет свои позиции. Рой Килрой прокрался сзади Коротыша и вопросительно взглянул на Каупера. Джимми толкнул Рода в бок и прошептал: