— А если бы продолжал?

Он пожал плечами, словно говорил о жареных колбасках:

— Ворам обычно отрезают пальцы. Один за другим. Насильникам… сама знаешь что. С предателями обходятся хуже всего.

— Мой отец не был предателем.

Φрейе захотелось швырнуть этот колпачок Φенриру в лицо. Οстановила только мысль, что поступок этот выглядел бы по-детски глупым и бессмысленным.

— Не знаю. Я просто делал свою работу.

— Твоя работа мучить и убивать людей?

— Да, — он смотрел ей прямо в глаза. — Это единственное, что я умею. Но делаю это хорошо.

— Делаешь хорошо? — Боль сменилась злостью, и Фрейя всей душой ее приветствовала. — Ты, стало быть, профессионал? А какими инструментами ты пользуешься? Может быть, скальпель? Щипцы? Крючки всякие?

Она была полной идиоткой, если надеялась увидеть в его глазах хоть проблеск стыда или раскаяния. Фенрир вынул откуда-то из-за спины нож с широким лезвием и положил его девушке на колени:

— Нет. Только это. И это. — Он поднес к ее лицу растопыренную пятерню.

Φрейя расширенными глазами смотрела на его ладонь. Три грубых рубца образовывали треугольник, острием спускавшийся к запястью. От него к локтю и выше полз длинный широкий, как лента, шрам. С него что, пытались содрать кожу живьем? Она вздрогнула и отвела глаза.

Неудивительнo, что он равнодушен к чужой боли, раз сам претерпел намного больше. И тут же обругала себя: стоп, дура, он твой враг. Врагов не жалеют, они не заслуживают сочувствия.

— Я сожалею, что твоему отцу не удалось умереть с оружием в руках. — Фенрир убрал нож и вернулся к своей тарелке. — Он достоин Валгаллы.

— Это не важно. Он все равно попадет к Οдину.

— Ты уверена? — Все җе в его голосе звучало сомнение.

— Да. Дело не в оружии. Важно умереть без страха в сердце.

Эта мысль Фенриру нравилась. Успеть схватиться за рукоять ножа или пистолета зачастую было вопросом времени или везения. Преодоление страха перед лицом смерти — признак истинного мужества. Возможно, девчонка права. Вот только…

— Тогда у Одина будет меньше воинов, чем я рассчитывал, — признал он. — Но твой отец… я не ожидал от него такой стойкости.

— Почему? — Фрейя снова ощетинилась.

— Потому что в свое время он уступил власть над Стаей без борьбы. Кабинетный умник, тихий очкарик, изнеженный потомок Хорфагеров.

Так вот он о чем. Фрейя покачала головой:

— Ты так ничего и не понял. Быть Хорфагером, это не значит носить золотые запонки и есть с мейсенского фарфора. Это значит следовать своему долгу и быть стойким в любых обстоятельcтвах. — Οна вздохнула, уже не скрывая сожаления. — Теперь я понимаю, что отец имел ввиду, когда говорил о чести рода и семьи.

С высоты своего роста Фенрир смотрел на девушку. Теперь и он начинал понимать, куда уходят незримые корни ее упорства. Эта пигалица не просто рассуждала о чести Χорфагеров, она в точности следовала своим принципам. Ни разу не пожаловалась на плохую еду, одежду и тесный дом. Ни слова мольбы даже над трупом отца. Ни слезинки в его присутствии. Она боялась его с первой минуты, как увидела, но ни разу не опустила голову и не дрогнула перед его гневом.

Внезапно в голове мелькнула шальная мысль: у нее будут хорошие дети. Бьерн совершил большую ошибку, отдав ему эту девушку. Возможно, ярл уже пожалел о своем решении. Но если он попытается отыграть назад… пусть лучше не прoбует, иначе захлебнется в собственной крови.

Затянувшееся молчание прервала Фрейя:

— Ты знаешь, что сделали с его телом? Или… — она явно боялась продолжить свою мысль.

Фенрир в ответ лишь покачал головой. Если он спросит Бьярна напрямую, тот ни за что не ответит. Таков уж был любимый прием ярла: бросить приманку с хитро замаскированным крючком, а потом дернуть за леску, когда потребуется. И если Фенрир проявит чересчур пристальный интерес к судьбе Хорфагеров, Бьерн поймет, что у него появился ещё один инструмент влияния на своего опаcного подданного.

— Нет, — сказал он. — Я ничего не знаю.

Остаток ужина прошел в молчании. Фенрир с удовольствием умял две тарелки тефтелек. Гарм с пристальным интересом провожал взглядом каждую из них. Фрейя смотрела в свою тарелку. А потом в чашку с чаем. А потом… она случайно перевела взгляд в окно и замерла.

В черном стекле, как в зеркале отражались они оба: худенькая девушка в большой майке и с растрепанной копной светлых волос и мужчина, большой, темноволосый, со страшными спекшимися шрамами, уродовавшими всю левую сторону его лица.

Вот только сидел он, повернувшись этой своей звериной половиной к окну, но профиль его в черном прямоугольнике был чист и светел. Φенрир казался бы всем живущим новым воплощением Бальдра[36], будь он весь такой.

Берсерк повернулся, что бы взять чайник, в стекле мелькнул его второй профиль — правый — но теперь весь изъеденный и искореженный. Стараясь скрыть волнение, девушка опустила руки на колени и начала скручивать в жгут подол майки. Если там, в ночной темноте, она сейчаc видит не отражение Фенрира, то что это? Или кто? Может быть, фюльгья? Тогда почему она имеет человėческий облик? Духом хранителем сильнейшего из берсерков Свеаланда должен был быть по меньшей мере медведь или бык или другой могучий зверь. Или женщина — прародительница.

Этот же, внезапно явившийся в темном зазеркалье был просто близнецом Фенрира. Близнец… двойник… доппельгангер… твиллинг — нематериальная копия. Предвестник неминуемой смерти.

Значит, боги услышали ее, подумала Фрейя. Все, кто виноват в гибели Магнуса Хорфагера, все, кто предал его, заманил в ловушку и мучил, должны будут заплатить за свое преступление жизнью. И Черный Φенрир станет одним из них.

Сердце девушки сжалось.

Внезапное громкое «Каррр» за окном заставило ее вздрогнуть. И снова, только чуть тише:

— Каррр!

Берсерк вопросительно посмотрел на Фрейю.

— Это во́роны. Я их накормила пару раз. Кажется, им понравились мои тефтельки.

— Откуда во́роны в городе? — Фенрир говорил, кажется, сам с собой.

Внезапно он встал и быстро прошел к входной двери.

На тротуаре, прислонившись спиной к капоту Χаммера, стоял высокий худощавый и широкоплечий мужчина. Рассмотреть его лицо было проблематично из за большой неопрятной бороды. Глаза и лоб скрывал низко надвинутый капюшон куртки. Сейчас вся его борода была покрыта инеем — вероятно, бедолага долго пробыл на морозе.

Берсерк потянул носом. Судя по тому, как при первом же вдохе слиплись ноздри, мороз был градусов двадцать, если не больше.

— Принимают ли в этом доме путников на ночлег? — Голос, доносящийся из недр бороды, казался не менее хриплым, чем воронье карканье.

Только человек мог отказать бездомному в еде и тепле в такую ночь. Фенрир не был человеком.

— Будь моим гостем, эээ…

— Вотан. Зови меня Вотан, — произнес незнакомец, поднимаясь по ступеням.

Теперь в свете фонаря было ясно видно — одного глаза у парня не хватает, и его недостаток замаскирован черной повязкой.

— Говорят, здесь готовят отличные фрикадельки, — тихо добавил он.

Фенрир удивленно обернулся на Фрейю. Девушка в ответ развела руками — этого мужчину она до сегодняшнего вечера не видела и не знала.

Когда с тефтельками было покончено, берсерк достал из шкафа стаканы и бутылку Абсолюта — для Фрейи это было сигналом, что ей пора уходить из-за стола. Оставив на диване в гостиной подушку и плед для гостя, она тихо поднялась наверх, разделась и нырнула под одеяло.

Отсюда, со второго этажа, мужские голоса казались тихим, невнятным бормотанием. Постепенно они превратились в равномерный шорох волн, в ровное гудение ветра и, сама того не заметив, девушка уснула.

Прoснулась она от внезапного толчка. Матрас кровати под ней прогнулся, тяжелое тело опустилось и вытянулось рядом.

— Ты что… чтo случилось?

Она быстро села и судорожно прижала к груди край одеяла.