— Привет, молодожен, — она ухмыльнулась густо накрашенным ртом.

Фенрир и бровью не повел. Он знал, что слухи в Рoзенгарде распространялись со скоростью пули.

— Привет, Нина. Свободна?

— Для тебя всегда.

Он кивнул на соседнее сиденье. Пока женщина обходила машину и усаживалась, Фенрир пристально рассматривал чернокожих малолеток, делавших вид, что не замечают его машины. Эти юные дебилы называли себя янгстерами. Молодыми гангстерами, то есть. Они выползали на улицы с наступлением сумерек, выслеживая свою добычу, толпой нападая на белых женщин и стариков. И время от времени проверяя прочность границ его, Фенрира, территории.

Он почти молился богам, чтобы эти ослоебы подошли к его машине. Парни, все так же делая вид, что никого не замечают, медленно отступали в сторону переулка. Свет фонарей с улицы туда не просачивался, и уходить от преследования задворками было гораздо удобнее.

Предусмотрительные ублюдки, ухмыльнулся берсерк. Ладно, встретимся в другой раз.

— Брось сигарету, — сказал он.

Когда рот Нины не был занят бутылкой или членом, она курила. Перебить несвежее дыхание не могла ни жвачка ни ментоловые леденцы.

— Хочешь здесь?

Торопливый секс в машине или темном закоулке был им обоим привычен. Нина, как и все уличные «девочки», была непритязательна и не возражала ни против капота автомобиля ни против кирпичной стены — была бы возможность покрепче опереться руками. Φенрира тоже все устраивало — лишь бы шлюха помалкивала и не оборачивалась. Но сегодня, вероятно, десятью минутами не обойтись. Возможно, ему придется воспользоваться этим податливым телом больше одного раза.

— Поедем в отель.

В ее распоряжении была одна ночь. Сейчас этот срок для Фрейи равнялся целой жизни. Вот только она не знала, что ей делать с такой жизнью.

Она медленно вышла из спальни и замерла, стараясь уловить какие-либо звуки снизу. Затем так же медленно спустилась и снова остановилась. Теперь ей были слышны тихое поскуливание под лестницей. Она подошла ближе и присела. Кто-то дышал и настороженно принюхивался за дверью.

Девушка потянула носом воздух и невольно поморщилась. Это был пес — не человек и не эйги — просто большая глупая собака. Низшие оборотни, полукровки и квартероны, плохо ощущавшие свою сущность, держали собак для боев, больших и страшных. Брат посмеивался над ними. Говорил, что вид собачьей крови помогает им восполнить недостаток звериной ярости в своем собственном сердце.

Странно, что берсерк решился жить в одном доме с этим домашним животным, слугой человека. С другой стороны, он не выпустил пса в дом. Почему? Был ли он так уверен, что она не попробует сбежать? Или предпринял иные меры, чтобы удержать ее в своем доме?

Фрейя быстро подошла к входной двери, повернула ручку и чуть не закричала от радости. Дверь поддалась легко, без малейшего усилия. Черного Хаммера на тротуаре не было. Пусть был свободен.

И тут же на нее накатило чувство вины, беспощадное, как прибой в Бергене. Что она собиралась сделать? Снова спасать свою собственную жизнь, забыв о долге и чести?

Хватит! Φрейя захлопнула дверь и привалилась к ней всем телом, пытаясь побороть соблазн. Она уже струсила один раз там, в охотничьем домике, позволив Бьярну убить отца. Она не бросилась на него с ножом, даже поцарапать не попыталась, когда он подошел к ней почти вплотную. Оцепенела и замерла, как кролик перед змеей.

Что будет, если она сбежит сейчас, без денег, без документов? Ярл объявит на нее охоту. И снова отдаст тому, кто найдет ее первым. Самое большее, что она выиграет — получит нового хозяина.

И даже если ей сказочно повезет, и она сможет найти брата, правильно ли будет с ее стороны становиться ему обузой? Сейчас, когда он и сам вынужден скрываться? Бьярн наверняка объявил уже цену за его голову и пустил по следу половину Стаи.

И самым страшным охотником в этой своре был Черный Фенрир.

Справедливые боги, а если он уже сейчас разыскивает Орвара? И только потому оставил ее в покое на эту ночь?

Так, соберись, тряпка, приказала девушка себе. Пока жив хоть один из Хорфагеров, наш Дом не пал. Есть потомки Инглингов в других Стаях. Они помогут брату, если их долг крови не будет противоречить клятве, данной их собственному ярлу. Бьярна не любят, даже презирают. Поэтому если Орвару и не станут помогать открыто, то и не выдадут на расправу врагу.

Если брат сможет продержаться до следующего альтинга, он получит право во всеуслышание объявить свою обиду и вызвать Бьярна Лунда на поединок. Поединок… на который по заведенному обычаю Бьярн сможет выставить Фенрира.

Нет. Никуда она не пойдет, пока есть хоть малейшая возможность помочь брату. Пусть даже ей придется зарезать пса Бьярна во сне — каждый, кто причастен в смерти отца, заплатит свою цену. И Фенрир должен будет стать одним из первых, потому что первым пролил кровь Магнуса Хорфагера.

При мысли о крови Фрейя невольно взглянула на свою руку. Рукав платья так и оставался закатанным до локтя, а повязка… повязка была чистой. Если бы боги сочли справедливой ее право на месть, ее раны должны были бы кровоточить, но на белой марле не выступило ни единого пятнышка.

Поверить, что отец мог оказаться виновен, и Бьярн действовал законно, было невозможно. Она с силой нажала на рану и прикусила губу, когда руку снова пронзила острая боль. Девушка тряхнула головой, прогоняя страшные мысли. Ей надо было сосредоточиться и хорошо подумать.

Метание по гостиной как-то не способствовало умственному процессу. Ладно, она выпьет холодной воды и снова попытается собраться с мыслями.

Фрейя вошла в кухню — небольшой закуток, который она не заметила в первые минуты в этом доме. Здесь тоже было пустовато. Нет, холодильник и плита, конечно, были. И даже кофеварка, явно дорогая и новая. Но мебели не хватало: ни обеденного стола, ни стульев. Вероятно, их заменяли похожая на барную стойку рабочая столешница и несколько высоких табуретов.

И на этой самой стойке ее ждала уже открытая бутылка и пустой стакан. Фрейя открутила крышку и понюхала — пахло солодом, дубом и немного дымом. «Виски, — прочитала она на этикетке, — двадцать пять лет выдержки».

Этот безродный пес что-то праздновал, или он каждый день пьет такой дорогой алкоголь? Девушка плеснула виски в стакан — с непривычки получилось многовато — и произнесла тост, обращаясь к собственному отражению в оконном стекле:

— Чтоб ты сдох, Бьярн Лунд, — на секунду перехватило дыхание от слишком большого глотка, но она быстро справилась: — и как можно скорее.

То ли виски действительно был так хорош, то ли помогла пульсирующая в руке боль, но чувство вины постепенно начало отступать перед злостью.

Что, Бьярн, подумала Фрейя, ты хотел унизить отца, когда отдал меня Фенриру? Ты рассчитывал, что утро следующего дня я встречу грязной, оскорбленной, растоптанной? Она залпом опустошила стакан и показала невидимому ярлу средний палец. Выкуси!

Я не пролью ни единой слезинки, не выскажу ни одной жалобы и буду высоко держать голову, когда ты захочешь посмотреть, в кого из-за тебя превратилась дочь Хорфагеров. Ни маме ни брату не станет легче, если я буду сидеть в углу и скулить, как побитая собака. В желудке стало тепло, и мышцы, затвердевшие то ли от холода, то ли от страха, наконец расслабились.

Фрейя понимала, что пьянеет. Наверное, ей следовало поесть, но в холодильнике оказалось пусто. Совсем ничего не было. Зато уровень золотистой жидкости в бутылке стоял чуть ниже верхнего обреза этикетки.

В конце концов, это было горькое лекарство, а значит, его следовало принимать, как есть, не стараясь подсластить или еще каким-либо образом замаскировать вкус правды. Девушка налила себе снова и мрачно уставилась в пространство перед собой.

Как говорят на Овечьих островах, «когда нам навстречу дует сильный ветер, мы ставим ветряки». Итак, что она имела? Закончилась ее первая жизнь — жизнь знатной девушки в отчем доме. Зато ей не надо выходить замуж за Αнунда Хендриксена. Ей вообще не надо теперь выходить замуж. Это плюс.